Секретарь приемной доложила:

— Лихова просит принять.

— Пусть войдет…

…Лихова вошла, остановилась у приоткрытой двери, не зная, с чего начать. Час назад она получила деньги и командировочное удостоверение. Кассир за узеньким окошечком в железной двери дважды пересчитал бумажки, будто хотел каждую запомнить, прежде чем передать ей.

— Еще раз пересчитайте, — посоветовала Ольга недружелюбно.

— А теперь вы пересчитайте, — кассир, наконец, вручил ей деньги.

Ольга пересчитала. Денег выдали много. Слишком даже много! Зарплату вперед за полмесяца. И на дорогу. И на гостиницу. И еще какие-то… Она завернула деньги в командировочное удостоверение…

— Что у вас, Лихова? — спросил Дорофеев.

— У меня что? Вот что хочу сказать… Деньги мне вы доверили… Наверное, сомневаетесь… Кассир так каждую трешку поглядел, как сфотографировал… Так я…

— Ну что вы говорите, Лихова? — перебил ее Дорофеев. — В вас никто не сомневается! Учитесь и возвращайтесь.

— Так я, раз доверили, не подведу! Побожусь, если хотите…

— Божиться не нужно. Езжайте спокойно… Еще что у вас ко мне?

— Больше ничего. Спасибо за добрые слова… — она потопталась секунду-другую, потом махнула рукой. — А!.. Вот чертовщина получается!.. — и улыбнулась растерянно. — Пойду я, значит…

Дорофеев добродушно рассмеялся.

Ольга вышла на улицу. Чуть в стороне, за фонтаном, она приметила автобус Василия. Подошла. Заглянула через стекло. Василий читал книгу. Ольга постучала.

— Пусти-ка, что скажу тебе.

Василий открыл переднюю дверь. Ольга взобралась в автобус, села у двери. Протянула ему командировочное удостоверение.

— На-ка, разворачивай, читай! Уезжаю ведь я…

Василий недоверчиво поглядел на Ольгу, нахмурился.

— Куда уезжаешь?

— Учиться! Читай, говорю!..

Он расправил в трубочку свернутое командировочное удостоверение, и лицо его прояснилось.

— Вот это хорошо! — воскликнул Василий. — Это что надо! А ехать-то когда? Сегодня уже?..

— Сегодня, сказали…

Он поглядел на часы:

— Через полчаса гудок… Я успею тебя до общежития подбросить. Ты пока собирайся, а я как отвезу конторских, так за тобой. На вокзал провожу. Поехали!

— Да чего мне собираться-то? Я вся здесь, собранная! — рассмеялась Ольга.

— Что же, так вот и поедешь? — удивилась Валя Орехова. — В этой шубе на рыбьем меху?! Это здесь пока тепло, а там дрожжи продавать в этом костюмчике. И туфли — не то… Там, знаешь, какой холодище?! Девочки! — обратилась она к Любе и Рите. — Вы видали такую сумасшедшую!

Валя решительно выдвинула свои чемодан из-под кровати, пошвырялась в нем и бросила на кровать шерстяные носки, пуховый платок оренбургский, припорошенный, как инеем, нафталином. — Только платок не порви. Мама подарила… У Зинки боты есть прошлогодние… Где они, девчата?

— Сейчас сама придет и найдет…

— Да не надо, девчата! — попробовала отказаться Ольга.

— Молчи, глупая! Там уже на лыжах ходят. Когда поезд? Тебе до Ташкента любым, а там — пересадка. Я тебя провожу.

— Не надо провожать! — испугалась Ольга.

— Почему не надо? И Люба вот поедет. Ей в техникум не идти.

Ольга наклонилась к розовому уху Вали, прошептала:

— Василий провожает… На автобусе…

— А-а-а!.. — понимающе протянула Валя и задышала в шею: — Это у вас серьезно, да?.. Вот здорово, Олька!..

Девушки нашли маленький чемодан и помогли Ольге уложить в него немудреные вещички. Потом пришла Зина и нашла ей свои боты.

— А у подъезда персональный шофер ждет, — сказала языкастая Зина Ольге. — Я говорю: заходите, товарищ Грисс, а он начал робеть, даже закашлялся от смущения!..

— Я побегу! — засуетилась Ольга.

— Посидим, девчата, — предложила Валя. Они сели, минуту помолчали.

Валя поднялась первой.

— Ты, главное, учись хорошо. У нас таких машин не было раньше. Тебе остальных учить придется…

— Да уж постараюсь. Вы на мое место не пускайте никого, — попросила Ольга.

— Через наши трупы! — заверила Зина…

Ольга положила чемоданчик на сиденье и присела на перильце, отделяющее шофера от пассажиров.

— А мы не опоздаем на поезд? — спросила встревоженно она.

— Поездов много, — успокоил Василий. — Можно позвонить на вокзал. Знаешь что… Заедем ко мне… Если хочешь, конечно! Ты только ничего не подумай!

— А соседи как? Болтать не станут?

— Да что тебе соседи?

— Ладно, поехали.

Она села у двери, а когда машина тронулась, встала.

— Можно, я вот сюда сяду? Где в колхоз ехала… Здесь я как пассажирка вроде, а там — с тобой. Понимаешь? — Ольга перебралась на широкую теплую крышку над мотором.

Василий остановил машину перед гастрономом.

— Перекусить возьму.

— Я не хочу.

— Захочешь. С собой возьмешь.

Он вернулся с буханкой хлеба и свертками.

Все остальное время Василий и Ольга молчали.

Молча поднялись на второй этаж. Василий отпер дверь, включил в прихожей свет, пропустил Ольгу вперед и предупредил:

— Постой здесь. Загоню Найду на балкон, не укусила бы… Найда! Сюда! — позвал Василий.

На его голос в двери показалась овчарка. Собака потянулась, припав на передние вытянутые лапы, и зажмурила глаза от яркого света. Он указал ей на другую дверь, и собака послушно шмыгнула на балкон. Василий пригласил Ольгу:

— Входи, пожалуйста.

Ольга огляделась. Ее внимание сразу привлекло обилие картин на стенах. На одной она узнала мост и обрывистый берег противоположной заводской стороны и круглую красную крышку водокачки справа от моста. А это тоже что-то очень знакомое: на табуретке сидит солдат и надевает остроносую туфлю, а сбоку стоит начищенный сапог и из его голенища свисает край портянки. И еще рисунки: голубые купола, венчающие вознесенные к небу порталы древних зданий. На одном рисунке изображен край каменистой дороги, пролегающей над бездонной пропастью, и на самом краю обрыва — руль автомобиля, воткнутый в расщелину.

— Это на перевале, — пояснил Василий. — Прошлый раз мы немного до него не доехали. А вот это место узнаешь? — Он показал на рисунок: обрывистый холм над шоссе и на холме огромное ореховое дерево. Человеческие фигурки около ствола совсем крохотные. — Узнаешь?

— Мы здесь плов ели, да?

— Точно. А вот это?

— Вход в пещеру к первобытным людям, — угадала Ольга. — Это все ты рисовал, да?

— Я…

— Этого солдата я где-то видела…

— Во Дворце… Там и другие мои работы выставлены, только ты смотреть не захотела, — сказал он.

— Я же не знала… Ты обиделся, да?

— А, чепуха! Ты пока смотри, а я соображу что-нибудь.

— Не беспокойся, прошу тебя.

Она продолжала разглядывать картины. Вот еще такая же картина, только большая: край дороги, след шин у самой кромки обрыва и, как крест, — воткнутый над тесниной автомобильный руль. На черном круге можно даже прочесть вырезанные ножом буквы: «Андрей. Лиза». Из кухни послышалось шипенье, запахло раскаленным маслом.

— Кто такие Андрей и Лиза? — громко спросила Ольга.

— Лиза — моя жена… А Андрей — брат ее, — услышала она и замерла перед картиной. Василий показался в проеме двери, прислонился плечом к косяку. — Лиза последние дни ходила… Андрей ее к матери вез. Рожать… Гололед был на перевале… Этот руль там и раньше стоял. От другой машины… Шофера на память о погибшем шофере врыли. И как предупрежденье остальным… Буквы я сам подрисовал, для себя…

— Когда это случилось, Вася?

— Скоро три года… в декабре… Иди сюда, здесь теплее, плита горит…

Она с ревнивым чувством окинула взглядом стены, но среди картин не увидела ни портрета, ни фотографии женщины. Не было фотокарточки и на низком полированном столике со стеклянной столешницей. На столе стойла лишь керамическая ваза и чашка. В вазе вместо цветов — толстые и тонкие кисти, павлинье перо, похожее на большой зеленый глаз с золотистым зрачком, разноцветные карандаши.