— Почему? — настороженно спросил Дорофеев.

— Об этом потом. Скажите, это ваша идея была — строить сернокислотный цех на открытом воздухе? Без крыши и без стен.

— Идея была коллективная, — ответил, помедлив, Дорофеев.

— А выговор от главка вы получили один? Кажется, по ходатайству хозяина проекта, за нарушение его! Вы получили, а ваш главный инженер не получил. Какой же это коллективизм?! — Карие глаза под густыми бровями щурились. — Горком добился отмены этого приказа. Правильно помог!

Нет, ничего не забыл секретарь горкома. Так все и было! Его, Дорофеева, была идея. Это был первый опыт монтажа оборудования подобных цехов на открытом воздухе. Он, этот опыт, уже многим пригодился. Не только в условиях жаркого и сухого климата Средней Азии, но и в России.

— Ладно. Это — прошлое… Поговорим о будущем! Что нужно для того, чтобы ваш завод скорее стал делать гранулированные удобрения? И аммонизированные! Чтобы мы с вами не выглядели простаками, которые не умеют считать? И сколько времени на это нужно? Вы, так мне показалось, об этом думали. Ведь верно? Думали?!

— Многое нужно. Прежде всего — средства. На оборудование. На строительство… На разработку технологии… Заводская лаборатория с этой задачей не справится, это не ее функции.

— А кто сможет помочь?

— Академия наук. Ее Институт химии.

— Ну что ж! Я думаю, что решить такие задачи — в наших силах. Сколько времени вам нужно, чтобы подготовить докладную записку? Обсудим ее на бюро. И сколько на то, чтобы завод начал давать гранулированный суперфосфат? Примерно, конечно.

— Дней десять, — ответил Дорофеев. — А на строительство — год или около того.

— Хорошо. Последний вопрос, товарищ директор… Кто будет осуществлять эти очень нужные замыслы?

— Коллектив, конечно.

— Вместе с директором, разумеется, — подхватил секретарь горкома. — Не так ли? Я должен вас поставить в известность о том, что вас хотят забрать от нас. Есть письмо министра. — Гулямов испытующе поглядел на директора.

— Ну и что? — спросил тот. — Что вы решили?

— Горком считает, что ваш выезд в настоящее время нецелесообразен. И по вашему мнению, и по нашему мнению, на заводе еще далеко не все сделано. Верно?

— Верно.

— И без вас многое будет доделываться не столь успешно. Так?

— Может быть… Я ведь не ходатайствовал о переводе!

Гулямов прервал Дорофеева:

— Мы подумали, прежде чем решить этот вопрос… Посоветовались. Суперфосфатный у нас один! И у нас нет человека, который бы в настоящее время мог вас заменить. Кто лучше вас знает производство, коллектив? На заводе вам верят. Обком и горком тоже вам верят. — Он оседлал маленький нос массивными очками, вынул из кожаной папки бумагу. Прочел молча, карандашом подчеркнул какие-то строки. — Конечно, вас прислали сюда построить завод. Вы с этой задачей справились. На это ссылается министр. Вы много сделали, чтобы уже к пуску завод стал совершеннее, лучше, чем был запроектирован. И об этом есть в письме. Не кто-нибудь, а прежде всего вы позаботились, чтобы позавчерашние колхозники научились делать кислоту и варить суперфосфат. — Гулямов помолчал, перечитал какую-то фразу и, положив бумаги в папку, встал.

— Ходатайство об откомандировании вас мотивируется тем, что вы были посланы построить завод. И задание выполнили. Но эта правота имеет чисто формальную сторону. Вот именно! Формальную! Я рад, что вы тоже считаете свой выезд преждевременным. Еще с год вам надо поработать на заводе. Мы объясним товарищу из министерства причину, заставившую отстаивать вас. Вы заварили хороший плов: пожарили мясо, запустили рис, налили воду. Этот плов ждет вся область. А товарищ хочет, чтобы другой доваривал и открывал казан! Другого мы к казану не пустим…

— Да, с год потребуется на то, чтобы хоть в какой-то мере превратить завод в современное предприятие, вырабатывающее дешевые и эффективные удобрения. Предстоит многое механизировать, ввести автоматику, дистанционное управление… Многое можно и нужно еще сделать.

— Вот и хорошо! Делайте!

Секретарь горкома проводил директора завода до двери.

— Скажите, Сергей Петрович, а жену вашу не огорчит то, что вы отказались от возможного выезда? Она как у вас, акклиматизировалась?

Дорофеев поглядел в ставшие лукавыми глаза секретаря и рассмеялся:

— Вы же не будете меня выдавать, Мурад Гулямович?! Я тоже не проговорюсь.

Об этой встрече с секретарем горкома вспомнил Сергей Петрович, глядя на Каюмова, ждавшего ответа.

Что ж, после той встречи прошел год. Цех почти построен. За год, как писал в многотиражке легкий на перо редактор Владимир Кудреватый, «рос завод, росли и люди». Через неделю предстоит отправлять на производственную практику большую группу будущих рабочих и мастеров нового цеха. Отправили бы сегодня, но через четыре дня — годовщина Октября, не стоит лишать людей возможности пробыть праздничные дни дома.

Он, Дорофеев, и этот год был не просто директором — он оставался мозговиком, инициатором многих реконструктивных мероприятий и всегда живо поддерживал любую разумную инициативу. Дорофеев шел не только на смелые эксперименты, но и на производственный риск. Шел! Он всегда был уверен в том, что производственник имеет право на риск и даже на неудачный поиск, который может и не дать эффекта, но обогатит опытом. Все это Дорофеев отстаивал не раз. Это было его принципом. Сергей Петрович поймал себя на том, что боится разрешить Каюмову этот рискованный, но исключительно выигрышный, — оправдайся он, — эксперимент. Неудача — это авария. Это — остановка одной из двух технологических линий. Что из того, что вторая на заводе — всегда резервная, на случай профилактических остановок или поломки первой. Если бы хоть имелась запасная венцовая шестерня!

Дорофеев старался не встретиться взглядом с Каюмовым, когда уверенным голосом произнес:

— Документы возьмите. Но этого опыта я не разрешу. Слишком рискованно!

Тонкие, как шнурки, вразлет брови у Каюмова взметнулись.

— Как не разрешите? Сергей Петрович! Вы же всегда первый…

— Не всегда, — поправил тот, угадав, что хочет сказать собеседник, — В пределах разумного риска.

— Вы имеете в виду безопасный риск? — Каюмов невесело усмехнулся, покачал головой: — Безопасного риска не бывает. Вы сами мне это внушали, Сергей Петрович! Вы, как говорят у нас в народе, вывернули халат наизнанку. Зачем отказываетесь от своих слов? Зачем одно говорите, другое делаете? Вы уже как Медведовский. Он даже кроссворды в «Огоньке» решать боится! Вдруг ошибка получится?! Прихожу — сидит. Ящик стола открыт, в ящик смотрит. В руке карандаш держит. Подхожу ближе — он ящик задвинул. В ящике держит журнал с кроссвордом. Я понимаю, он на пенсию завтра уйдет, а уже пенсионером давно себя считает — от всех дел руки за спину. А вы?!

— Не мне вам объяснять, что каждая машина рассчитана на определенный заданный режим эксплуатации. Если на трактор или автомобиль поставить авиационный мотор…

— Не надо! — прервал директора начальник суперфосфатного цеха. — Не надо утрировать! Я хочу переключить скорость. Для этого нужен сильнее мотор.

«Задира! — подумал Дорофеев о молодом инженере. — Но что бы то ни было, пусть у него не пропадет до старости эта драчливость».

— Хорошо, посоветуйтесь с металлургами: каков запас прочности у венцовой… Ну, поправляйтесь…

— Простите, Сергей Петрович, если…

— Ничего, — директор похлопал по плечу Каюмова. — Не болейте… Пойду на территорию.

Он вышел вместе с инженером, предупредив свою секретаршу:

— Я — по цехам. Приедет Нурмухамедов — найдите меня.

Со стороны города дул ровный напористый ветер. Он почти всегда — и зимой и летом — дует с той стороны. Это было учтено еще при выборе участка под строительство завода, чтобы вредные газы не погубили зеленый наряд города. Ветер сдувал огарок — легкую оранжевую пыль — с печей ВХЗ. Пыль тянулась низко над двором в сторону двухэтажного домика центральной лаборатории, через круглый газон, на котором, как ни бились комсомольцы, не могло прижиться ни одно деревце — губили газы и вот этот чертов огарок. К гофрированной — из шиферных листов — стене сырьевого склада жались товарные вагоны. Двое рабочих — кто именно, Дорофеев не мог узнать издали — подтягивали на веревках натянутое на раму красное полотнище с лозунгом-призывом ЦК к химикам. Ветер раскачивал и надувал парусом полотнище, а Дорофеев с тревогой подумал: «Как бы не сдуло их… там и укрепиться не на чем».