стряпала господину.
Эта девчонка Фуло,
Эта девчонка Фуло.
— А ну-ка, Фуло! Живее, Фуло! —
так говорила хозяйка.—
Возьми-ка, прими-ка,
подай-ка!
Веером пёстрым меня обмахни
так, чтобы я не вспотела,
и причеши,
и почеши,
и в голове у меня поищи,
сказку веселую мне расскажи,
что-то я спать захотела.
Ну-ка, девчонка Фуло!
Ну-ка, девчонка Фуло!
— Жила-была принцесса
высоко во дворце,
она носила рыбку
в золотом кольце.
Вошла принцесса в рыбку,
а вышла из жука…—
Как масло, сказка эта
стекает с языка
у этой девочки Фуло,
у девочки Фуло.
— А ну, Фуло! Живей, Фуло!
Детишек уложи,
и спой им песенку, Фуло,
и сказку расскажи.
— Меня мама причесала,
меня мачеха прогнала,
под маслиной закопала,
гребень спрятала в дупло…
Что за девочка Фуло,
девочка Фуло!
— А ну, Фуло! Живей, Фуло! —
сказала ей хозяйка.—
Куда ты новые духи
девала, негодяйка?
Мои любимые духи,
подарок господина,
украла ты, скотина,
украла ты, скотина!
Явился белый господин
наказывать Фуло,
одежду сбросила она,
и он сказал: — Фуло! —
А небо чёрное над ним
рекою потекло
черней, чем девочка Фуло,
чем девочка Фуло.
— А ну, Фуло! Живей, Фуло!
Где брошь моя? Где чётки?
Куда девала ты, Фуло,
серебряные щётки?
Серебряные щётки,
подарок господина,
украла ты, скотина,
украла ты, скотина!
Явился ночью господин,
чтоб выпороть Фуло,
рубаху сбросила она —
и сразу рассвело:
стояла голой перед ним
девочка Фуло.
Ах, эта девочка Фуло,
девочка Фуло.
— Ах-ах, Фуло! Ах-ах, Фуло!
Возьми духи и броши,
но мужа мне назад верни,
ведь муж — подарок божий!
Украла мужа моего,
мужа моего
эта девочка Фуло,
девочка Фуло!
Бруно де Менезес
БАМБЕЛО
Ламбé! Ламбелé!
Ой, коко бамбелó!
Рассыпается дрожь
тамбуринов,
негритянские ритмы
врываются в круг,
и пронзают тела,
и швыряют ничком,
и несут
по волнам синкоп.
Африканская музыка
кровоточит,
и гремит, и грохочет
средь кокосовых пальм
в вихре чёрного танца.
В чёрной ярости тел,
в мерной дроби шагов,
в мягком шарканье ног
— негритянская самба
в ореоле огня
низвергается в круг!
Поспешный топот,
солёный пот,
и запах рыбы,
и дух молитв!
О, чёрный танец коко замбé!
Взлетают юбки
под топот ног,
и волны падают
на песок.
И скоро день уже
ночью станет
от кожи негров,
от их тоски,
тоски по Африке!
В круженье танца
забыть усталость,
в круженье танца
забыть хозяйку,
сжигая время
в пожаре коко!
Кружатся негры —
богатство белых,—
сжигая рабство
в пожаре коко!
О, своенравный
рыбацкий танец!
Кто пил кашасу,
курил лиамбу,
пусть пляшет коко
бамбело!
Ламбе! Ламбеле!
Ой, коко бамбело!
Освалдо Opикo
У МЕНЯ КУПИ, ЙОЙО!
— У меня купи, йайá!
У меня купи, йойó!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомбó!
У меня купи, йайа!
У меня купи, йойó!
О, где же ты, чёрная Мина?
Теперь уже Мина моя
не крикнет прохожим, шагающим мимо:
— Купи баклажаны, йайа!
Купи по дешёвке, йойо!
Купи по дешёвке, йайа!
Веселая песенка Мины
теперь уже ей не нужна,
она уже больше не ходит с корзиной,
и очень зазналась она.
На улицах песен её не ищи —
она их поёт микрофону,
и просят у чёрной Мины хлыщи:
«Автограф, донья Ивоне!»
О, как я тоскую в стенах городских!
По улице узкой, далёкой
идут негритянки, и губы у них
окрашены тапиокой.
— У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомбо!
Дёшево отдам, йайа!
Дёшево отдам, йойо!
Теперь ты едва ли отыщешь
у нас негритянку такую:
ну чем торговать ей нынче?
Собою она торгует.
Где ты, забытая площадь
миндаля и терпкого тмина,
площадь корицы и соли,
площадь гвоздик и жасмина?
Где же ты, город мой милый,
город ванили и перца?
Где же ты, песенка Мины,
сладкая память для сердца?
Где город далёкого детства,
с шорохом веток зелёных,
с окошками в занавесках,
с гвоздиками на балконах?
Где его звонкие песни
на улицах раскалённых: —
У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Вот мой город гвоздик и корицы;
пусть другие забыли о нём —
он в тоске моей сохранится,
сохранится он в сердце моём.
Андрес Элой Бланко
ВЫПЕЙ ЗАЛПОМ
Когда у Хуана Бимбы
был грипп и ломило суставы,
и трясла его лихорадка,
и кололо то слева, то справа,
доктор ему прописал
хинин, рыбий жир и травы.
— Ой, мамочка, лучше подохнуть,
чем выпить этой отравы.—
А мама ему говорила:
— Выпей, Хуан,
при гриппе
могут быть осложненья,
ты зажмурься и залпом
выпей.
Выпей залпом, мой мальчик,
выпей залпом;
выпей залпом, Хуанито,
выпей залпом;
лучше залпом, мой негр,
лучше залпом.—
И мама его целовала.
— Ой, мама, как это горько!
— Что поделаешь, Хуан Бимба!
Залпом, до дна, да и только!
Семнадцатого апреля,
кобылу свою пришпоря,
с навахой в кармане, Бимба
поехал в сторону моря.
С распоротой грудью парня
домой притащили вскоре.
— Ой, лучше б меня убили!
Горе мне, старой, горе.—
И прошептал Хуан Бимба, матери руку гладя:
— Выпей горе своё, старушка,
не глядя.
Выпей залпом, мама,
выпей залпом;
вылей залпом, родная,
выпей залпом;
выпей залпом, седая,
выпей залпом;
лучше залпом, голубка,
лучше залпом,—
И мама его целовала.
— Ой, сыночек мой, как это горько!
— Что же делать, моя старушка!
Залпом, до дна, да и только!
Хозяин с людьми нагрянул,
да и хозяйничать начал:
увёл и вола и кобылу,
забрал и невесту и ранчо,
всё взял, а Бимбу в солдаты
упёк ко всему в придачу.
Слёзы из глаз покатились,
жгут губы солью горячей.
— Ой, мама, не выпить мне слёзы
