Однако вскоре предстояло доверить секрет еще, по меньшей мере, одному человеку. Так или иначе, но Ратледж будет вынужден предпринимать какие-то действия, и проницательный наблюдатель сможет сделать достаточно близкие к истине выводы и разрушить его планы. Ратледж потерял покой и сон; его мучило сознание, что город все еще кишит предателями и тори, затаенная злоба которых еще сильнее возросла после конфискации их имущества в пользу штата. Он подозревал всех, кто его не поддерживал, и, храня свою грозную тайну, как водится, начал бояться собственной тени.

Это и послужило причиной, по которой Ратледж затеял с Молтри неприятный разговор.

— Хочу обсудить с тобой еще один вопрос, — сказал он.

Ратледж говорил спокойно, но как-то очень странно. Молтри вынул изо рта трубку и уставился на губернатора, сидящего за письменным столом. Генерал только сейчас впервые обратил внимание, как пожелтело и осунулось лицо друга, как он похудел.

— Уверен ли ты, что поступил разумно, — продолжал Ратледж, — позволив миссис Лэтимер остаться в твоем доме, который фактически служит твоей штаб-квартирой?

Генерал опешил.

— Какие тут, к черту, могут быть возражения? — На мгновение он едва не подумал, что Ратледж намекает на его нравственность в отсутствие жены.

— Нам нельзя забывать об осторожности. Тем более, если речь идет об особе сомнительной лояльности. Ведь в непосредственной близости от штаба всегда можно собрать обрывки информации…

— Бог мой! — воскликнул Молтри. Его изумление и негодование были так велики, что он перешел на официальное обращение. — Ваша светлость намекает, что миссис Лэтимер — вражеский агент?

— Если б я так думал, то не намекал бы — я бы настаивал. Нет, Уильям, я имел в виду не больше и не меньше того, что выразил словами. Полагаю, я выразился ясно.

— Ясно? Да, проклятье, куда уж ясней. Неясно только, почему ты вообще завел об этом речь. Должна же быть какая-то причина. Или это просто паника?

— Я никогда не поддаюсь панике.

— Но… но… — Молтри не знал, удивляться ему или злиться. — Миртль — жена моего главного адъютанта, человека такого же верного и надежного, как я сам. Каждый поступок его жизни доказывает…

— Я не сомневаюсь в верности майора Лэтимера. Но следует помнить, что его жена — также и дочь Эндрю Кэри, самого озлобленного тори в Каролине.

Молтри рассмеялся и снова взялся за трубку. Ему показалось, что он понял смысл опасений Ратледжа.

— Ерунда, — сказал он, выпуская клуб дыма. — Тебя подводит память, Джон. Миссис Лэтимер полностью порвала со своим отцом. Он питает к ней такую же лютую ненависть, как и к самому Гарри Лэтимеру.

— Тогда почему, — спросил Ратледж, — она его посещает?

— Посещает отца? — Трубка опять очутилась в руке у генерала, так и оставшегося с открытым ртом. Он наморщил лоб и добавил с ноткой недоверия: — В Фэргроуве?

Ратледж медленно покачал головой.

— Нет, не в Фэргроуве, а здесь, в Чарлстоне, в его доме на Трэдд-стрит. Военная необходимость заставила нас в конце декабря конфисковать Фэргроув, и он до сих пор в наших руках. Кэри поносил нас тогда в таких выражениях, что по законам военного времени мы, можно сказать, имели право его повесить. От бешенства или по какой другой причине его подагра разыгралась так, что добралась до жизненно важных органов, и две недели он был на волосок от смерти. — Губернатор побарабанил пальцами по столу. — Он избавил бы нас от многих хлопот, если бы преставился. Но ты, верно, замечал, Уильям, что те, кто причиняет окружающим одно беспокойство, как правило, поразительной живучи. Н-да…

Так вот, месяц назад он поправился и с тех пор развивает бурную деятельность, завалив работой своего управляющего, старого Фезерстона — еше одного нашего «друга». Торговые суда Кэри курсируют взад-вперед, вывозят урожай с дальних плантаций и разные другие товары. Еще предстоит выяснить, что они ввозят взамен. Хочет ли он, окунувшись в свою коммерцию, спрятаться от окружающей действительности, или маскирует торговлей другие намерения, я ответить не готов. Но я держу его под наблюдением, Уильям. Кроме лиц, известных как откровенные тори, его посещали только несколько деревенских торговцев — все они, естественно, находятся у меня под подозрением. И теперь, вот, его дочь… — Ратледж не закончил и вздохнул; его круглые совиные глаза серьезно и неотрывно глядели на Молтри. — Если бы она не жила в твоем доме, я не стал бы ломать над этим голову.

Молтри вскочил так резко, что приступ подагры заставил его снова плюхнуться на стул.

— Тебе так и так надо ее поберечь, — Генерал был подчеркнуто презрителен. Он снова поднялся, на сей раз более успешно. — Если бедная девочка ходит к отцу, это означает лишь то, что они, наконец, помирились, и этому можно только радоваться. Негоже жить с неснятым отцовским проклятием, каким бы ни был этот отец. А что до остального… — он отмахнулся, — мираж! Но я разберусь в этом. Я спрошу ее. — И поинтересовался, показывая, что желает сменить тему: — Что-нибудь еще?

— Да. Раз уж ты собираешься ее расспрашивать, то поинтересуйся заодно, не знает ли она что-нибудь о человеке по имени Нилд, Джонатан Нилд.

— Кто это?

— Один из визитеров Кэри. За последний месяц он дважды был в городе: однажды, когда Кэри болел, и еще раз третьего дня. Он представился вирджинским квакеромnote 34 и выглядит провинциалом. Хотелось бы побольше разузнать о мистере Нилде.

— Но твои люди, как мне кажется, не позволят шляться туда-сюда кому попало?

— Конечно, нет. Документы мистера Нилда изучены, они в порядке. Пропуск подписан самим Вашингтоном.

— И что его сюда привело?

— Он продает табак со своих плантаций.

— Почему в Чарлстоне?

— Сэру Эндрю на вывоз. Он утверждает, что издавна торговал с Кэри, а сейчас надобность в этом намного возросла, поскольку Чарлстон — один из немногих портов, открытых для торговли.

— Вполне правдоподобное объяснение.

— Да. Однако… я ему не верю. Интуитивно, полагаю. Non amo te, Sabidinote 35… понимаешь? Так что, если будешь разговаривать с миссис Лэтимер, спроси, что ей о нем известно.

— Ладно. Но навряд ли она знает больше, чем ты, — Молтри встал. — Я пойду. — Тяжело опираясь на трость, он поплелся к двери и, подойдя к ней, оглянулся через плечо. — Если тебя гложут подозрения насчет Кэри, почему бы не облегчить себе жизнь, посадив его в кутузку? У тебя и так забот полон рот, а ты волнуешься по пустякам.

Ратледж склонил голову набок.

— Это не так просто, как тебе кажется. Тори причиняют мне массу хлопот, но я не хочу спровоцировать взрыв. Я не хочу гражданской войны ни в городе, ни в провинции.

Молтри нашел это настолько забавным, что начал издавать какие-то булькающие звуки.

— Боже мой! Что за рок преследует чарлстонских губернаторов! Из боязни нарушить мир они никогда не делают того, что следует делать ради его укрепления. Экий причудливый парадокс, Джон.

— Слишком причудливый, чтобы быть смешным, — сказал Ратледж.

Сейчас его нелегко было позабавить.

Известная нам правдивость Ратледжа и знание дальнейших событий не дают основания усомниться в том, что его подозрения относительно посещавшего сэра Эндрю квакера были чисто интуитивными. Интуиция губернатора была воистину тонкой.

Но прежде — несколько слов о том, каким образом произошло примирение Миртль с отцом.

После своего вынужденного возвращения в город Кэри слег. Вызванный к нему доктор Паркер определил состояние как почти безнадежное. Имея понаслышке представление об отношениях отца с дочерью, добрый доктор и друг семьи прямо от баронета отправился к Миртль с известием о его болезни. Он собирался уговорить миссис Лэтимер забыть обиды и скрасить тяжелые для отца дни заботами и любовью, что поможет ему выкарабкаться или, по меньшей мере, облегчит его кончину.