С размышлений о значении письма он вдруг перескочил к тому, каким образом все это открылось. Они, конечно, могли прослышать о его отступничестве смутно или в общих чертах, но откуда им стало известно о его участии в апрельском нападении на арсенал? Никто, кроме членов Генерального комитета Провинциального конгрессаnote 3, не знал о пребывании Лэтимера в Чарлстоне. Да, комитет слишком многочислен, а тайну не сохранить, если она доверена многим. Кто-то, к сожалению, оказался недостаточно сдержан. Если уж быть точным, то настолько болтлив, что узнай губернатор, кто руководил нападением, которое ничуть не уступало грабежу или подстрекательству к бунту и могло считаться почти боевыми действиями, — и Лэтимера вместе с двадцатью соучастниками по мятежному предприятию ждала бы виселица.

Да, но ведь, если о его деятельности осведомлены даже домочадцы сэра Эндрю, то о ней наверняка знает и губернатор! Лэтимер достаточно изучил сэра Эндрю, чтобы не обольщаться на его счет: несмотря на все, что их связывает, баронет первый поделился бы сведениями с лордом Уильямом.

Теперь ему стало ясно, что это была не просто неосторожность. По неосторожности можно раскрыть какие-то общие обстоятельства, но никак не те подробности, которые знала Миртль; более того — столь важную и опасную для жизни многих людей тайну трудно выдать случайно. Лэтимера охватили подозрения, что тут поработал активный, сознательный предатель, и он понял: необходимо связаться с друзьями в Чарлстоне, чтобы предупредить их. Он немедленно напишет Молтри, своему другу и одному из самых больших патриотов Южной Каролины.

С этой мыслью он вернулся за письменный стол, и ему снова попалось на глаза письмо Тома Айзарда. А может, в сплетнях Тома он найдет какую-то зацепку? Лэтимер сломал печать и развернул лист бумаги. Содержание этого письма превзошло все его ожидания.

«Мой дорогой Гарри, — писал словоохотливый завсегдатай светских приемов, — где бы ты ни находился и чем бы ни занимался, советую тебе отложить все и вернуться, чтобы заняться делами, которые настоятельно требуют твоего присутствия. Хотя по возвращении ты вполне можешь вызвать меня на дуэль за то, что я осмеливаюсь намекнуть на возможную неверность Миртль, я не могу оставить тебя в неведении относительно того, что произошло в Фэргроуве. Тебе, я полагаю, известно, что вскоре после боя при Лексингтонеnote 4 генерал Гэйдж прислал сюда из Бостона капитана Мендвилла, дабы с его помощью придать надлежащую жесткость исполнению вице-губернатором обязанностей, возложенных на него королем. Так вот, капитан Мендвилл обосновался у нас, и за два месяца приобрел такую хватку в делах провинции Южная Каролина, что фактически стал руководителем и наставником моего шурина, лорда Уильяма, который две недели назад прибыл из Англии. Мендвилл, назначенный теперь конюшим, стоя в тени губернаторского кресла, стал реальным правителем Южной Каролины, если считать, что Южная Каролина все еще управляется королевской администрацией. Все это, может статься, тебе известно, но, я уверен, для тебя будет новостью близость — истинная или притворная — между этим субъектом и твоим бывшим опекуном, сэром Эндрю Кэри. Старый упрямец пригрел сей оплот королевской власти на своей широкой груди. Когда служба не удерживает его в городе, галантный капитан постоянно торчит в Фэргроуве. Позволь заметить, что Мендвилл, несомненно, человек способный и пользуется большим успехом у женщин — сведения из надежного источника. За ним закрепилась дурная репутация охотника за приданым. Он стеснен в средствах и, как многим в Англии хорошо известно, поступил на колониальную службу с нескрываемым намерением найти выгодную партию. Мендвилл обладает не только красивой фигурой и изысканными манерами — у него есть еще и дядя, граф Челфонт, и капитан является его ближайшим наследником. Как я понимаю, они в настоящее время в натянутых отношениях. Не могу себе представить, зачем человеку с его амбициями и талантами столь усердно посещать Фэргроув, не будь у него надежды найти в семье Кэри то, что он ищет. Ты очень рассердишься на меня, я знаю. Но каким я был бы тебе другом, если бы побоялся вызвать твой гнев; и лучше уж я отважусь на это сейчас, чем потом услышу твои упреки, что не предупредил тебя вовремя».

И далее постскриптум:

«Если твои обстоятельства таковы, что ты не сможешь вернуться и лично расставить все точки над „i“, то не следует ли мне найти повод для ссоры с капитаном и проучить его? Я тебя люблю, и давно бы так сделал, но шурин мне никогда бы этого не простил, да и Салли была бы в ярости. Ведь бедный лорд Уильям окажется совершенно беспомощным без своего конюшего. Кроме того, я полагаю, этот Мендвилл, как и многие подобные мошенники, — отменный стрелок и чертовски ловко владеет шпагой».

В другое время такая приписка вызвала бы у Лэтимера улыбку, но сейчас его лицо осталось угрюмым, а губы сжатыми. Письмо Тома позволяет сделать определенное умозаключение. Дело не в том, сообщил или нет сэр Эндрю губернатору о мятежных делах Гарри Лэтимера, потому что все произошло как раз наоборот: этот тип, Мендвилл, о котором он уже слышал раз или два за последнее время, сообщил о них сэру Эндрю. Если намерения Мендвилла таковы, какими их представляет Том Айзард, то посеять вражду между Лэтимером и Кэри было, очевидно, в интересах капитана.

Но откуда эти сведения у Мендвилла? Возможен один-единственный ответ: в Совете Колониальной партии действует шпион.

Лэтимер вдруг принял решение: он не станет писать, а сам отправится в Чарлстон и разоблачит вражеского агента. Слишком велика угроза, исходящая от него.

По сравнению с этой задачей работа Лэтимера в Джорджии выглядела теперь второстепенной.

Командиром Второго Провинциального полка недавно был назначен Уильям Молтри из Нортхемптона. Об этом свидетельствовал сертификат, выданный Провинциальным конгрессом, который хотя и чувствовал себя уже достаточно уверенно, но пока не настолько, чтобы раздавать офицерские патенты.

Ранним июльским утром полковника разбудил полуодетый слуга. Полковник оторвал от подушки большую голову в ночном колпаке, повернул к нему широкое, заспанное лицо. Из-под нависших бровей блеснули маленькие доброжелательные глазки и тут же зажмурились от яркого света свечи, горящей в руках у негра.

— А-а-а… который час? — зевнув, пробормотал полковник.

— Около пяти часов, маса.

— Пя… пять часов! — Молтри окончательно проснулся и сел. — Какого черта, Том?..

Том протянул хозяину сложенный лист бумаги. Полковник протер глаза, озабоченно развернул его и начал читать. Затем откинул одеяло, спустил на пол волосатые ноги, нашаривая домашние туфли, и велел Тому подать халат, поднять шторы и ввести посетителя.

Несколько минут спустя в бледном утреннем свете перед полковником, забывшим скинуть ночной колпак, предстал Гарри Лэтимер.

— Что случилось, Гарри? — Старые друзья обменялись крепким рукопожатием. — Что заставило тебя вернуться? — Пытливые глаза Молтри скользнули по пыльным сапогам, забрызганном грязью верховом костюме и остановились на усталом лице молодого человека.

— Выслушав меня, вы решите, что я вернулся прямиком на виселицу. Но это было необходимо.

— Так что все-таки произошло? — голос полковника прозвучал резко.

Лэтимер сообщил главную новость:

— Губернатор знает о моей роли в нападении на арсенал.

— О-о! — поразился Молтри, — откуда тебе это известно?

— Прочтите эти письма — они все объяснят. Получены в Саванне три дня назад.

Полковник взял протянутые бумаги и, подойдя к окну, углубился в чтение.

Среднего роста, но крепкого сложения, полковник был на двадцать лет старше Гарри, которого знал с рождения. Молтри — один из близких друзей его отца, погибшего во время кампании Гранта против индейцев племени чероки, и потому Гарри и пришел в первую очередь к нему, а не к Чарлзу Пинкни, президенту не признанного королевским правительством Провинциального конгресса, или к Генри Лоренсуnote 5, президенту комитета безопасности, который королевское правительство признавало еще меньше. В соответствии с занимаемыми ими постами, тот или другой должны были первыми услышать столь важное конфиденциальное сообщение. Но как бы то ни было, Лэтимер предпочел обратиться к человеку, тесно связанному с ним лично.