— Вальди, приятель, расслабься, в случае чего мой телефон 606……. соберись, сделай ресет и рестарт.

Стук в дверь, входят еще три чувака из Варшавы с ноутбуками, я по телефону заказываю для всех для них кофе за мой счет, и они начинают совещание.

— Значит так, там сначала пойдет войсовер, что, дескать, Вроцлав такое магическое место, место взаимопроникновения культур и преодоления границ…

— Чтобы только был виден контент всего этого, а то если не будет контента, мы не вбрифуемся, старик, окажемся в пролете.

— Заметано. Одна баба по анимации прилетает из Гонконга на Страховице в семнадцать ноль-ноль.

— Дело за малым: перезагружаемся, но так, чтобы был контент.

— Я бы конкретно перезагрузился на то, чтобы войсовером шел какой-нибудь известный артист. Допустим, Линда.

— Приятель, все записано уже сто лет назад! А кроме того, у этих с Первой кнопки мы перестаем быть в топе.

— А почему? Ё ризон? Джастифай пли-и-и-из![116]

— А потому что если новогодний бал будет идти пять часов, пятерка плюс полчаса брейков на адверты…

— Нет, нет, это нет, это будет такой контент, что они смогут вбрифоваться в самое начало и всё! Из эсэмэсок будет несколько лимонов, из рекламы столько же, есть спонсоры, так что надо будет уговорить ведущих, чтобы они всё время повторяли, кто у нас спонсоры. А это… Унитазы из Ожарова и Керамическая Плитка Опочно, АО «Сбербанк» и еще что-то там.

— Это, блин, важно, а ты: «еще что-то там»! Идет пост, визуалка, потом анимация с льющимся шампанским, а потом адверт, потом первый брейк, войсовер и входит Гражина! Только пусть будет повнимательнее с кабелями. А ты, Вальди, сидишь на дне большого бокала шампанского внизу под сценой и аппаратная тебя миксует. Так что можешь спокойно сделать рестарт, позволить себе чилл-аут, спокойно лежать и пердеть в бокал. Он из такого пластика, а там есть еще анимация, что пузырьки идут. И еще запомни: Каммель объявляет тебя, аплодисменты, бокал начинает выныривать из-под земли, а ты поёшь под фонограмму в бокале вплоть до момента, пока бокал не остановится.

Стареющая Звезда будет падать сверху на тросе, но только под припев «I can’t dance, I can love», как это было в Ополе, и вы вместе поете припев, у вас будут обычные микрофоны, но все равно будет под фонограмму, так что не удивляйтесь, что они будут отключены. И как следует раскрывай рот! В кульминационный момент на ней загорается надпись из лампочек «Пиво такое-то и такое поздравляет с Новым Годом». Зато «Самоубийцу» ты поешь сам. При словах «любовь — это поэзия жизни» откидывается часть твоего бокала, получается лестница, и ты поёшь и медленно, с достоинством (нет перил, так что не упади!) спускаешься вниз с этого десятиметрового бокала (но только, Вальдек, медленно, одна ступенька в минуту), ты улыбаешься во весь рот, а народ балдеет, хлопает, свистит, ревет, лижет экран, гоняет балду и исходит дерьмом. Мы сделаем из тебя такого идола, что девушки, только увидят тебя в телевизоре, сразу хвать бутылку от шампанского и горлышком себе под юбку. Так что ты не сутулься. Ты должен так рассчитать, чтобы выйти на сцену как раз в тот момент, когда начнется припев. Встаешь — и самая широкая (на какую только способен) улыбка, отбеленные зубы, живот втянут… и не сутулься ты, ядрён корень, как в Ополе! Стоишь на подмостках, улыбка чтоб была с зубами, самое малое три секунды, чтобы верхние и нижние зубы показать, потому что снимают. Тогда они сильнее всего орут, уже кипятком ссут, а ты своим знаменитым голосом в микрофон: «Приветствую Вроцлав! Я люблю вас! Оставайтесь с нами!» (только ничего не перепутай, не то головы полетят). Потом своим знаменитым широким жестом набрасываешь золотую накидку, обшитую серебряным мехом, и после слова «dance» срываешь бинты, а там у тебя красным написано: «Любите друг друга» и маленькими буковками: «Кафельная Плитка Опочно»… ну, потому что уперлись и всё тут, ни в какую… Только здесь тоже задержись, потому что будут снимать. Умоляю тебя, не завали нам эту сцену! Не строй глупые рожи, потому что ты на телеби-мах и тебе делают наезды, то же самое в прямом эфире. Сейчас придет тетка и что-нибудь придумает с этим твоим прыщем. Слева от тебя на сцене стоит автомобиль-приз, но это только бутафория, только показать людям, что, мол, есть на самом деле. Не опирайся!!! Справа от тебя — привлекательные охранницы, которые показывают чемодан с деньгами — тоже приз в теле-радио-конкурсе, их там всего сто тысяч, тоже бутафория, но народу это надо: он верит только собственным глазам, чек ни на кого не производит впечатления. А как запоешь «Самоубийцу», то на словах «Топот, бег в вечность» бежишь в сторону публики и останавливаешься на самом краю, можешь даже кому-нибудь подать лапу, только смотри внимательно, кому подаешь. Задержись, зафиксируй момент.

Только умоляю тебя, заклинаю всем, чем только можно, не пытайся танцевать, даже не думай об этом, даже не дергайся в такт музыки, иначе будет КАТАСТРОФА! Ты должен не выпускать из поля зрения Старуху (так он за глаза называет Звезду), потому что у нее какие-то старосветские тенденции с концертов прошлых лет: нести какую-то отсебятину, пиздеть, что, дескать, любит, что, дескать, любовь, что цветы, что весна, а зимой — что зима, а еще она любит показать свою независимость и что она не подчиняется общему сценарию, а года теперь не те, когда можно было позволить себе быть женщиной-цветком, теперь все просчитано до секунды, потому что, например, реклама опочнинской керамической плитки и унитазов идет за пять минут до полуночи, в самый что ни на есть прайм-тайм! И только она начнет разводить канитель, ты ее сразу за фалды и со сцены! Или еще хуже, наследие конкурсов советской песни, подсмотренное у Аллы Пугачевой: идет сольная партия, она опускает микрофон на уровень груди, опускает голову и пятнадцать минут делает «серьезное задумчивое лицо». Если дело дойдет до этого, позволяю тебе даже танцевать, лишь бы вывести ее из этого состояния. До скорого, господа, не прощаемся, но покамест сваливаем. Однако самое главное — как ты кончишь. В конце песни «Самоубийца», автобиографичной, в полном соответствии с названием, раздается выстрел. Типа того, как открывают новогоднее шампанское. У тебя будет (сейчас тебе стилист принесет) такой аппаратик, и только ты услышишь выстрел, в ту же самую секунду нажимаешь скрытую в рукаве кнопку и тут же заливаешься кровью, в смысле красной краской. Падаешь на землю, считаешь до трех, но не быстро считаешь, и тогда входят три качка, одетых под санитаров, и выносят тебя.

Возвращаешься только после того, как тебя окончательно вынесут. У тебя не будет времени на бисы, возвращаешься весь в крови, прощаешься, люблю, мол, Вроцлав, Город Встреч и т. д., и весело бежишь к левой кулисе, а Старуха — к правой. Не перепутайте стороны! Можешь даже весело подпрыгнуть, весело повисеть на трубе, есть там такая, в подскоках на прощанье можешь еще ручкой махнуть — и все, исчезаешь. После тебя выходит Марыля Родович, так что не столкнись с ней в кулисе. Ну, чао, бай-бай, сейчас придет тетка, мордочку тебе сделает, вот тебе мой телефон. А тут все пропечатано в брифе. Ну, идите, парни. Закурить даже некогда. Все время гости.

Стук в дверь. Парикмахер, тетка[117] из Ва-вы, одет в черную шляпку набекрень и с проколотыми бровями, разумеется, сросшимися. Разумеется, небрит.

— Привет, Вальди. Ка-а-ак? Ударим по волосам? Очаруем? Хайр, они же макароны — самое важное, как без макаронников — «Дольче Вита», «Дольче Габана», — так и без макарон вообще нет гламура, ка-а-ак? Петь без хайра можно в какой-нибудь опере, но в шоу-бизнесе хайр и гламур — сладкая парочка, самое то! So. What we have here? Волосы скорее с тенденцией к жирности? No problem! First: we wash and condish your hair. Как надо вымоем, a потом я сделаю massage с маслом. You want oil? We have oil![118] Чилл-аут, пли-и-из!