Наджи-бек надел траур. На его тупом лице появились следы печали и страданий. Теперь его можно было видеть только дома или на кладбище.

Но через пять месяцев после смерти матери он снова появился в лавке шейха Саляма. Он вошел туда важно и степенно.

— Как здоровье, шейх Салям? Как дела?

Попросив книги, кофе и воду, Наджи-бек сел на скамью, покрытую выцветшим ковром. Шейх Салям подал ему те же три тома, которые он читал уже много лет, и Наджи-бек опять с увлечением принялся за рассказ о Синдбаде-мореходе.

В книжную лавку вошел переписчик Бистависи. Последовало целование руки и обычный разговор о погоде, политике, нравах, редких книгах, путешествиях…

Внезапно Наджи-бек закашлялся. На это ушло минут пять. Потом он заерзал на месте и, наконец, приняв гордый и решительный вид, произнес твердым, уверенным тоном:

— Мне тяжело сообщить вам, друзья мои, но мы расстаемся — я отправляюсь путешествовать.

Шейх Салям и писец Бистависи удивленно переглянулись и в один голос воскликнули:

— Путешествовать, наш господин?

Их удивление еще более подчеркивало важность и решительность Наджи-бека.

— Я думаю совершить путешествие в Иран, Индию и на острова Индийского океана.

— Это твердое решение, наш господин, или только намерение? — спросил Бистависи, протирая испачканными в чернилах руками красные, почти без ресниц глаза.

Наджи-бек даже рассердился. Он напыжился и, достав из портфеля какие-то бумаги, возмущенно сказал:

— Посмотрите! Разве это не заграничный паспорт?

Через некоторое время, успокоившись, Наджи-бек сообщил:

— Завтра я попрощаюсь с профессором Мабруком аль-Хазами, а послезавтра уже буду в Суэце.

Шейх Салям, притворившись глубоко опечаленным, произнес:

— Вы долго пробудете в Суэце?

— Нет, около недели, по делам, связанным с моим путешествием. Я узнал, что у известного ученого шейха Камиля, проживающего в Суэце, имеется старинная книга, в которой подробно описываются сухопутные и морские пути в Иран, Индию и на острова Индийского океана. Я решил попросить у шейха Камиля разрешения прочесть ее: это может оказаться полезным для меня.

Протирая испачканными в чернилах руками глаза, писец Бистависи скорбно вздохнул:

— Тяжело нам расставаться с вами, наш господин! Клянусь аллахом, сердце переполняется горем и печалью. Скорого возвращения!

Наджи-бек еще больше напыжился:

— Мое путешествие займет восемнадцать месяцев.

На другой день Наджи-бек отправился проститься с профессором шейхом Мабруком аль-Хизами. Произошла трогательная встреча между профессором и его учеником, во время которой Наджи-бек получил необходимые советы, пожелания, наставления.

Через четыре дня Бистависи зашел в лавку. Каково же было его удивление, когда он увидел Наджи-бека, сидящего, как обычно, на своем месте. Возле него лежали три знаменитые книги. Время от времени он прихлебывал то черный кофе из чашки, то холодную воду из стакана. Бистависи остановился в крайнем недоумении.

— Я думал, что вы, наш господин, уже находитесь в Суэце!

Наджи-бек смущенно взглянул на него и кротко произнес:

— По семейным обстоятельствам я на две недели отложил путешествие. Через две недели я буду на борту парохода «Азия», принадлежащего «Англо-восточному пароходству».

Спустя десять дней после этой встречи в одной газете в отделе хроники была напечатана следующая заметка:

«Счастливого пути тебе, о отважный путешественник!

Нашу страну покидает его превосходительство — великий ученый и прославленный путешественник Мухаммед Наджи-бек, глава рода Абдаллахов, известный своей эрудицией, литературной деятельностью и страстью к путешествиям в Индию, Иран и на острова Индийского океана, которые он собирается изучить и исследовать.

Мы желаем досточтимому путешественнику благополучного возвращения и заранее приветствуем и поздравляем его с успешным окончанием первого в своем роде путешествия, которое, как мы уверены, принесет большую пользу. Мы рекомендуем соотечественникам последовать полезному и великому примеру».

Пароход «Азия» отплыл из Суэца 14 мая 1920 года, направляясь в Индию.

Прошло три месяца… В книжной лавке шейха Саляма на своем месте, как обычно, сидел Наджи-бек и читал рассказ о Синдбаде-мореходе, бормоча время от времени:

— Чудесная вещь! Прекрасные слова!

Сидевший рядом писец Бистависи вторил ему.

Вдруг Наджи-бек поднял голову:

— Ах, если бы мне удалось совершить путешествие на острова Индийского океана, посетить Индию, Иран!

— Господин наш, — отозвался шейх Бистависи, — ведь вы были уже готовы к путешествию три месяца назад, но отложили его!

Наджи-бек вздохнул:

— Ах, раньше мне мешала моя мать: она была стара и я не мог ее оставить. В настоящее же время…

Он замолчал, будто утомленный беседой. Через некоторое время, как бы после долгих усилий, запинаясь, он проговорил:

— Сейчас у меня дела… Сбор арендной платы… Много работы, очень много работы… Имение в расстроенном состоянии…

Он немного помолчал и добавил:

— Но, тем не менее, я непременно отправлюсь в путешествие. Обязательно побываю на островах Индийского океана, в Иране, Индии. Конечно, исследую неизвестные места, в которых скрыты несметные сокровища, и все это сделаю в ближайшее время…

В подавленном настроении я вышел на улицу и направился в редакцию.

Мне нужно было сдать рассказ в еженедельную газету. Но, как назло, вдохновение изменило мне, и я не успел ничего написать. Редактор и его помощники представлялись мне злыми духами, ожидающими меня, чтобы отправить в ад.

Проходя мимо бара, где обычно собирались разорившиеся аристократы и новоиспеченные богачи, нажившиеся на войне, я остановился, разглядывая посетителей, и среди них заметил своего приятеля Атиф-бека. Я и не заметил, как оказался около него. Он приветливо улыбнулся мне и, придвинув стул, сказал:

— Садись, расскажи, что нового?

Пожимая ему руку, я ответил:

— Я тороплюсь и могу побыть с тобой лишь несколько минут.

Атиф приказал принести стакан виски и представил мне человека, сидевшего вместе с ним.

— Господин Абдуль Мавли-бек из Асьюта.

Я внимательно посмотрел на него. Это был крупный мужчина с толстой шеей, похожей на ствол дерева. Его густые усы топорщились, напоминая колючки. Широкое, красное лицо принадлежало к числу тех безобразных физиономий, которые внушают отвращение и напоминают уродливую маску.

— Это господин Гандур, известный журналист, — назвал, в свою очередь, меня мой приятель.

Абдуль Мавли-бек, услыхав слово «журналист», чуть не подпрыгнул на стуле. Долгим, полным неприязни взглядом смерил он Атифа и сердито воскликнул:

— Разве я не говорил тебе, что не хочу знакомиться с подобного рода созданиями аллаха!

Атиф-бек расхохотался:

— Гандур настоящий журналист, он умеет держать язык за зубами.

Я тотчас воскликнул:

— Позволь! Ведь язык — мой товар, мой капитал!..

И, обратясь к возбужденному асьютинцу, добавил:

— Я к вашим услугам.

Абдуль Мавли-бек вздрогнул, нахмурился и пробормотал:

— Избавь нас аллах от услуг журналистов!

Официант подал виски. Отпивая из стакана маленькими глотками, я сказал:

— Во всяком случае, я всегда готов служить вам. Но можете быть спокойны, сейчас я тороплюсь и не буду долго надоедать вам.

Сделав еще глоток, я почувствовал желание подразнить дородного асьютинца.

Притворно улыбаясь, я спросил Абдуль Мавли-бека:

— Господин Мавли-бек ненавидит журналистов?

— Да, и притом смертельно!

— Очевидно, для этого есть причина?

— Есть или нет… но я их ненавижу, видит аллах… Волен же я любить или ненавидеть!

— Я — журналист и, мне кажется, вправе узнать причину вашей ненависти к моим коллегам. Быть может, мне удастся изменить ваше мнение о них.