— Санбо.

— Кто он, этот Санбо?

— Молодой человек, за которого я вышла замуж.

— Ну, а теперь что?

— Теперь он развелся со мною.

— Так быстро?

— Он не давал мне денег. Целыми днями я сидела голодная. Потом он развелся со мной.

— Где же справка о разводе?

— У него.

— А где он?

— Он живет в квартале Зейнаб.

— Ладно. Забудь о нем и ни о чем не думай. Послушайся моего совета.

— Я совершила ошибку, господин. Простите меня.

И Набавия горько заплакала.

Если я узнал причину, которая побудила Набавию оставить мой дом в первый раз, то, несмотря на все свои старания, я так и не смог выяснить, что заставило ее уйти второй раз. Она прожила у меня после своего возвращения двадцать дней и вновь скрылась… Я не мог ни понять, ни оправдать ее поступка. Во мне еще не прошла досада на нее за первое ее исчезновение. Я хотел, чтобы она почувствовала свою вину передо мной. Теперь, когда я вспоминаю это, мне кажется, что я сам совершил преступление.

Дни шли за днями, недели за неделями. Так прошел год…

… Поздно вечером я возвращался домой по улице Мазбах. Было темно. Внезапно я услышал, что меня кто-то зовет:

— Господин, господин!

Оглянувшись, я увидел Набавию. Я вскрикнул от удивления:

— Набавия? Ты?

Меня поразило ее мертвенно-бледное лицо, провалившиеся глаза, увядшие губы.

— Простите меня, господин.

— Где ты была, Набавия?

— Не спрашивайте меня. Я…

Я вспомнил ту женщину и спросил:

— Твоя тетка?

— Да, она привезла меня сюда…

Кашель душил ее. Это был странный сухой кашель. Я спросил:

— Пойдешь со мной?

Она посмотрела на меня и сказала:

— Уходите скорее! А то они вас убьют и меня убьют.

— Кто это они?

— Ее люди. Люди этой женщины.

— Нет, они не посмеют, — попытался я успокоить ее.

— Они бандиты, они следят за мной и за такими же, как и я, девушками. Они продают нас на темных улицах этого квартала.

Она сильно закашляла. В этот момент к ней подошел широкоплечий парень с угрюмым лицом и грубо сказал:

— Пойдем, Набавия!

И схватив ее за руку, он скрылся с ней в темном переулке…

Ночь… Хуснайин бредет по улице. Свет фар роскошных автомобилей, в которых сидят, позевывая, здоровые, сильные люди, временами ослепляет его.

Он с трудом передвигается, опираясь на деревянный костыль. Его больная нога не достает до земли. Она беспомощно раскачивается из стороны в сторону. Испытывая боль при каждом шаге, он припадает на ногу, и тень его то укорачивается, то удлиняется. Он мрачен. Тревожные мысли теснятся в его голове…

Сегодня он возвращается домой, напутствуемый теми же словами, с которыми привык возвращаться каждый день: «Посмотрим, что пошлет аллах завтра!» Так сказал ему Абдуль Али-бек, так говорили ему знатные люди, которым принадлежит власть и от которых зависит, будет ли у бедняка кусок хлеба.

Но до сих пор аллах не открывал перед Хуснайином ни одной, хотя бы маленькой дверки, через которую он мог бы войти в жизнь!

Хуснайину двадцать лет, но он не только не чувствует себя молодым, но с каждым днем у него крепнет уверенность в том, что он уже мертвец. Его постоянно тревожат вопросы, на которые он не может ответить. Их становится все больше и больше, они душат его…

«Аллах ничего не дает мне и не хочет дать! Зачем влачить жалкое существование? Лучше покинуть этот мир, отказаться от жизни, похожей на смерть, и погрузиться в небытие — ничего не чувствовать, ничего не знать, ни о чем не думать…

Я такой же человек, как все. У меня, как и у других, есть желания… Почему другие любят, а я лишен этого? Почему они наслаждаются красотой, а я должен видеть лишь уродство? Их слух услаждают песни, я же вечно слышу плач. Они полны радости, я подавлен горем. Они сыты, я голоден. Их окрыляют надежды, меня терзают сомнения.

Я окончил высшую коммерческую школу, получил диплом. Но согласится ли Абдуль Али-бек или кто-нибудь другой из богачей взять меня на службу? Нет, вместо меня они предпочтут пригласить любого человека своего круга.

Разница между мной и ими заключается лишь в том, что они получили диплом благодаря своему происхождению и деньгам, а я добился его напряженным и настойчивым трудом…»

Хуснайин подошел к дому и уже вслух повторил: «У меня диплом высшей коммерческой школы!»

Юноша толкнул костылем дверь и переступил порог.

Его охватила темнота, густая и мрачная. Ему казалось, что он мог бы потрогать ее руками и что он с трудом раздвигает этот давящий мрак… Конец костыля ударился о землю; Хуснайин подошел к лестнице, ведущей вниз, и спустился в подвал. Там он жил со своими родителями в двух комнатах, лишенных солнечного света и свежего воздуха, ибо окон в них не было. Да и какие могли быть окна в подземелье!

Хуснайин постучал костылем в дверь. Через некоторое время, нарушая спокойную тишину ночи, дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла женщина со светильником в руке. Это была мать Хуснайина — высокая, сухая, костлявая, с желтым морщинистым лицом. Редкие пряди волос в беспорядке падали на ее плечи. Глаза ее выражали страх. Они как будто говорили, что этой женщине нечего ждать, кроме новых несчастий.

— Что хорошего, сын мой? — спросила мать. Казалось, она собрала последние силы, чтобы произнести эти слова.

Голова Хуснайина нервно дернулась.

— Ничего хорошего, мама, — ответил он.

Мать больше ничего не сказала и закрыла дверь… Она дрожала. В комнатах было сыро, капли воды стекали со стен и падали с потолка.

Одну комнату занимали мать и отец, другую — дети, восемь человек, в том числе и Хуснайин.

Мать ушла к себе, но скоро вернулась.

— Хочешь есть, Хуснайин?

— Нет, мама.

Хуснайин знал, что если бы даже он и попросил есть, ему бы ничего не могли дать, кроме лепешки и маленького кусочка засохшего сыра.

— Не отчаивайся, сынок, настанут и для тебя хорошие деньки. Потерпи еще, все уладится! — произнесла мать хриплым, прерывающимся голосом и исчезла в другой комнате.

Последняя фраза матери не выходила из головы Хуснайина. Он присел на что-то, заменявшее стул, костыль прислонил к стене.

В комнате стояла кровать, если так можно было назвать то, на чем спали дети. Единственное одеяло не могло укрыть всех, и кто-нибудь обязательно оставался раскрытым. На стене был прикреплен светильник. На полу лежала циновка. Через комнату тянулась веревка, на которой висела рваная одежда. Веревка слегка покачивалась, и тени от одежды скользили по полу и по кровати. Хуснайину эти тени казались трупами невинных людей, повешенных по приказу тирана…

«Потерпи еще, все уладится!» Но ведь и так вся его жизнь была сплошным терпением…

Хуснайин появился на свет в тот год, когда мир превратился в чудовищную фурию, пожирающую людей и коверкающую их жизнь. Он родился в бедной семье, не имевшей ничего, кроме чести, которая помогает голодным людям переносить тяжелые удары судьбы. После Хуснайина мать родила еще семерых детей.

Его отец, Абдуль Маджид, был мелким торговцем и жил в деревне. Потом он переехал с женой в Каир и нанялся продавцом к богатому владельцу магазина.

Отец Хуснайина всю жизнь работал в магазинах, торгующих тканями, и ему не раз приходилось переходить от одного хозяина к другому.

Несчастья Хуснайина начались с того дня, когда он совсем маленьким мальчиком заболел детским параличом. Матери Хуснайина с большим трудом удалось пробиться с ним через толпу больных, ожидавших приема, и показать его врачу. Врач надменно сказал: «Такого лекарства, которое помогло бы твоему сыну, нет. Его болезнь неизлечима. Убирайся отсюда!»

Возвращаясь домой, мать думала: «Аллах вылечит его, и мне не придется больше обращаться к врачам. Никогда не пойду в больницу, если заболеют мои дети. Лучше умереть».