Побережник готов был расцеловать старика за эти слова. Но правила, которым он давно подчинил себя, были суровы. Поэтому мистер Муней лишь скептически пожал плечами и поспешил перевести разговор на другую тему…

Чувства англичанина к Славке уже давно ни для кого не были секретом. Ее родные терялись в догадках, почему мистер Муней медлит с официальным предложением. Откуда им было знать, что он ждет, образно говоря, «благословения» Центра. Наконец, расшифровав очередное послание, разведчик прочитал:

На следующий день Альфред приехал в Русе с огромным букетом белых роз. Торжественно вручив его открывшей дверь Славке, он обнял девушку и прошептал ей на ухо: «Искам да станешь моя съпруга» — «Будь моей женой». Согласие Славки и вышедшей из комнаты матери было дано здесь же, в прихожей. От полноты чувств обе даже прослезились. А когда к обеду пришел дед, то как глава семьи благословил помолвку снятой с иконостаса большой иконой святого Георгия Победоносца. «Жаль, что я не верю в бога, а то бы счел это добрым предзнаменованием», — подумал про себя Побережник.

Начались приготовления к свадьбе. Заказали подвенечное платье для невесты, парадный костюм — для жениха. Но приятные хлопоты пришлось прервать, так как у мистера Мунея опять истек срок туристской визы. Для ее оформления один раз он уже выезжал в Белград и там обращался в болгарское посольство. В связи с войной югославская столица превратилась в главный центр британской разведки на Балканах, которая стремилась использовать всех англичан, попадавших в поле ее зрения. Причем она создавала разветвленную агентурную сеть не столько для борьбы со своим военным противником Германией, сколько для того, чтобы обеспечить приход к власти нужных Лондону правительств в этом регионе. Например, английский посол в Болгарии Рэнделл предупреждал Форин офис, что опасается поражения третьего рейха в случае его нападения на СССР, ибо тогда «подвергнется жестокому потрясению монархический строй во всех балканских странах».

Откровенный интерес, проявленный в прошлый приезд сотрудниками «Интеллидженс сервис» к мистеру Мунею, исключал возможность повторного визита в Белград. Ему вовсе не улыбалось по возвращении в Софию попасть под подозрение в качестве английского шпиона. Нужно было искать другой выход.

— На сей раз меня взялся выручить дед Славки. У него был старый друг Страшемир Георгиев, которому в свое время он помог окончить Петербургскую духовную академию. Так вот собрались оба святых отца и стали думать, что делать. В конце концов решили, что для получения вины мне следует поехать в соседнюю Турцию. У них были дружеские отношения со стамбульским митрополитом, а тот, в свою очередь, пользовался расположением царя Бориса. Панджаров и Георгиев написали митрополиту письмо, в котором говорилось, что «податель сего — жених внучки Тодора» и что, мол, у них скоро должна состояться свадьба. Поэтому они просили митрополита помочь мне через болгарское консульство оформить визу. «Наш долг — сделать детей счастливыми, а всемогущий господь воздаст за добро…» — рассказывает Побережник. — С этим письмом я поехал в Турцию. Митрополит, прочитав послание друзей, отнесся ко мне весьма благосклонно, назвал сыном и обещал все устроить. Когда виза была продлена, я зашел поблагодарить святого отца. Он благословил меня, пожелал нам со Славкой счастья и благоденствия, а еще просил кланяться Георгиеву и Панджарову…

С моих плеч словно гора свалилась. Теперь можно было заняться одним деликатным делом. Незадолго до отъезда я закончил сборку приставки-передатчика. Для начала работы не хватало только кварцевых пластин, достать которые в Софии было невозможно. Я заранее известил Центр о предстоящей поездке в Стамбул. В ответной телеграмме сообщили, что в течение недели связник будет ждать меня в семь вечера у тумбы с афишами возле касс ипподрома. Конечно, были указаны и обязательные в подобных случаях вещественные и словесные пароли.

Пока не решился вопрос с визой, проводить конспиративную встречу не имело смысла. А теперь, когда все уладилось, нужно было, наоборот, как можно скорее выйти на контакт, чтобы не подвергать курьера дополнительному риску. Ведь для него имеет значение каждый лишний день…

Времени до обусловленного часа оставалось много. Поэтому Побережник отправился на улицу Истикляль, чтобы купить Славке подарок. Он неторопливо шел мимо шикарных магазинов, разглядывая выставленные в витринах товары, как вдруг у него возникло ощущение, что чей-то чужой взгляд буравит ему спину. Такое шестое чувство рано или поздно вырабатывается у любого профессионала. Побережник привык доверять ему, и оно еще ни разу не подводило.

Миновав большой ювелирный магазин, он внезапно остановился, с досадой щелкнул пальцами, словно вспомнив что-то важное, а потом вернулся к услужливо распахнувшимся перед ним дверям. Сквозь тянувшиеся во всю стену зеркальные стекла хорошо просматривался большой отрезок улицы. Так и есть. Посреди тротуара, мешая прохожим, растерянно застыл коренастый человек в серой каракулевой папахе. «Ну и физиономия, видно, свиреп как янычар, — подумал Побережник. — А вот работает топорно». Чуть поодаль от Янычара переминался с ноги на ногу рябоватый парень в такой же серой папахе, из-под которой лопухами торчали огромные уши.

Неожиданное наблюдение могло означать только одно: мистером Мунеем по какой-то причине заинтересовалась турецкая полиция. Сам по себе этот факт на имел никакого значения — ведь в паспорте имелись все необходимые отметки, — если бы не встреча с курьером. Откладывать ее не имело смысла. Завтра могут пустить более опытных «топтунов», избавиться от которых будет гораздо труднее.

В магазине Побережник задерживаться не стал. Купив для Славки кольцо и серьги с бирюзой, он вышел на улицу и спокойно направился в сторону набережной. Там к причалу Кабаташ как раз пришвартовался паром, перевозивший людей и автомашины через Босфор в Ускюдар, азиатскую часть Стамбула. С парома стекала шумная людская река, медленно сползали машины. Не успели последние пассажиры сойти на берег, как на паром хлынула встречная толпа. Вслед за людьми потянулась вереница машин. Через десять минут паром был готов отправиться к противоположному берегу.

В последний момент Побережник быстро взбежал по трапу, но не стал проходить внутрь, а облокотился на поручни у борта. Это выглядело вполне естественно: приезжий иностранец желает полюбоваться панорамой живописного холма со стадионом «Мидхат-паша», которая открывается между Морским музеем и дворцом султана. Вслед за ним на паром проскользнули Янычар и Ушастый. Когда паромщик уже начал убирать сходни, Побережник спросил его по-английски, показывая на часы:

— Смогу ли я вернуться обратно через час?

Тот, конечно, не понял. В разговор вмешался один из пассажиров и перевел вопрос. Паромщик замахал руками, стал объяснять, что на переправу туда и обратно уйдет куда больше времени. Паром уже отчаливал.

— Но я обязательно должен быть здесь через час, а то опоздаю на самолет! — взволнованно воскликнул Побережник. Добровольный переводчик начал что-то сердито втолковывать паромщику. Турок с досадой плюнул, обругал всех этих «мунаторов»[35], схватил какую-то доску и перекинул ее на причал. Разведчик едва успел сбежать на берег. Янычар и Ушастый засуетились, попытались пробиться сквозь толпу к борту, но когда это им удалось, было уже поздно: причал в паром разделяла почти пятиметровая полоса воды.

Чтобы больше не рисковать, разведчик сел в такси, К счастью, водитель знал несколько английских фраз. Помогая себе мимикой и жестами, Побережник объяснил, что хотел бы посмотреть город. Повторив для верности несколько раз «гут-гут», таксист лихо развернул свою потрепанную колымагу на крошечном пятачке между ожидавших парома машин.

Для начала он прокатил иностранца вдоль берега Босфора, предоставив возможность полюбоваться видом пролива, усеянного множеством судов, катеров, лодок. Затем таксист остановился напротив дворца Долмабахче и, показывая на резные ворота и ажурную решетку, стал восторженно причмокивать, словно купец, расхваливающий свой товар. Когда это ему надоело, такси покатило к другому дворцу — Чераган, где процедура причмокивания повторилась вновь. Избытком вкуса этот лихач явно не страдал, поскольку сами турки смеялись над претенциозной архитектурной нелепицей, в которой перемешались стили разных эпох и народов. После того, как была осмотрена и она, настала очередь знаменитого Крытого рынка — настоящего лабиринта из тысяч лавочек и магазинов, сгрудившихся под одной крышей.