Путешествия были почти лишены расстояний, так как межзвездные пространства обходили ПМ-двигатели, а дистанции внутри систем пожирали иные, уже не столь мощные устройства корабля. Технология переноса материи позволила практически забыть о долгих перелетах. Большинство межзвездных культур, вроде Содружества или древней Шахранской империи, открыли ПМ-двигатель почти случайно и до сих пор лишь частично понимали принципы его работы. Это приспособление нельзя было включать рядом с объектами планетарной массы, иначе его запуск приводил к неминуемой катастрофе. Впрочем, для кораблей с фотонной и ионной тягами такое ограничение едва ли представляло проблему.

Все это вкупе с мгновенной связью, построенной на основе принципов ПМ-физики, делало Содружество похожим на жилой дом, где каждая из двадцати девяти систем была квартирой, а разделяли их лишь тонкие стены, темная площадка да лестница, на которой никогда не горел свет, так как никто уже давно не хотел выходить наружу. Полет через Пропасть Гора воскрешал ощущения, испытываемые людьми во время космических путешествий до открытия переноса материи, когда приходилось физически странствовать в пустоте меж звездами, а не обходить ее, как делали сейчас; не важно, какое расстояние — один световой год или целая сотня — пролегало между точками маршрута, время, тратившееся на ПМ-прыжок, оставалось неизменным.

— Позиция «Веры», — сказал Джосер, — по-прежнему «девяносто девять»-«девяносто восемь»-«девяносто шесть», без изменений. Никакого фиксируемого движения или активности на каких-либо частотах.

— Спасибо, — ответил Фурд, искоса взглянув на него.

«Возможно, — подумал он, — Джосер решил доложить, что в случае с „Соболем“ коммандер повел себя неразумно или что поставил под угрозу приказы Департамента. В любом случае, такой шепоток прозвучит хорошо, когда дойдет до начальства».

— Корабль под вашим командованием, — сказал Фурд Тахлу и, выходя с мостика, повернулся к Кир. — Я хотел бы видеть вас в своем кабинете. Пожалуйста, зайдите ко мне через пять минут.

Кабинет Фурда практически прилегал к командному отсеку, их соединяла короткая прогулка по смежному коридору. Когда истекли четыре минуты пятьдесят секунд, Кир миновала это небольшое расстояние, постучалась в дверь и стала ждать. Фурд крикнул «Входите», она подчинилась, закрыла за собой дверь и осталась стоять, как в прошлый раз.

Коммандер сидел за столом. Он посмотрел на нее.

— Я бы хотел поговорить с вами о Джосере.

— Я знаю, что позволила себе поспешные высказывания, коммандер, но не откажусь от своих слов.

— Дело не в этом. Он тревожит вас, и я хотел бы знать почему. Можете говорить свободно.

Он общался с ней так, словно предыдущего разговора не было. Линейка со стола исчезла.

Кир выдержала паузу и сказала:

— На мостике, когда он сказал, что это будет убийством…

— Или пытался, пока вы не крикнули на него.

— Позже он сказал мне, что на его месте так поступил бы любой порядочный и нормальный человек.

— А вы что думаете?

— Никто на этом корабле не имеет права быть порядочным или нормальным… Я не доверяю ему, коммандер.

— Скажите мне почему.

— По трем причинам. Во-первых, он всегда лавирует в поисках правильной позиции, словно ожидает, что его слова и поступки сыграют на публику в будущем. Во-вторых, он посредственно работает; вполне приемлемо для обычного корабля, но не для этого. В-третьих, и это вывод из первого пункта, я думаю, что он — ставленник Департамента.

— Далеко не первый, — сухо заметил Фурд.

— Я по-прежнему могу говорить свободно, коммандер?

— Разумеется.

— Он опасен. Избавьтесь от него, уберите его с мостика любым возможным способом. Не потому что он шпион, у нас они и раньше были, а потому что он абсолютно посредственный.

Фурд замолчал на несколько минут, размышляя.

— Спасибо, — наконец сказал он. — Вы помогли мне. Увидимся на мостике.

Она повернулась и вышла, зная, что он смотрит на покачивающиеся складки ее юбки.

Коммандер зевнул, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и снова прислушался к тихому шуму, царящему на мостике. Тот всегда напоминал ему о длинных летних вечерах из детства, когда Фурд в одиночестве лежал с закрытыми глазами на переполненном пляже и слушал: плеск воды, громкие крики других детей, низкие голоса взрослых, которые устало перекидывались репликами так, словно играли в пляжный волейбол, и допплер-эффект от топота ног, когда кто-то пробегал мимо. Детство коммандера было сложным и одиноким, но довольно счастливым; по крайней мере, пока не пришла тьма.

Он подготовился к бою аккуратно и тщательно, как всегда. Он знал, как уничтожит Ее. Долго работал с Кодексом корабля, совокупностью всех девяти разумных ядер, и выжал из бортовых компьютеров все подробности о системе Гора и об известных и только возможных способностях «Веры». Затем сконструировал сложную систему из действий, противодействий, запасных планов и отступлений. А теперь она, как и сам «Чарльз Мэнсон», пришла в движение — плотная, как свинцовая гора, точная, как древний часовой механизм, и столь четко сбалансированная, что даже легкое касание перышка могло запустить ее в нужном направлении. Поэтому сейчас Фурд мог позволить себе расслабиться.

— Коммандер, — сказал Тахл, — мы находимся на двойном расстоянии от границы, на которой, по известным данным, Она способна перехватывать сообщения. Вы просили уведомить вас об этом.

— Спасибо. С этого момента до дальнейшего распоряжения мы не будем посылать или принимать каких-либо сообщений извне без моего разрешения. Пожалуйста, уведомите Шахру; а потом отключите их каналы связи.

Почти все хотели узнать хоть что-нибудь о «Вере»: кто Она такая, откуда прибыла, почему это делала. Фурду же было искренне все равно. Его заботило лишь то, что Она являлась единственным противником, за исключением других «аутсайдеров», кто мог сравниться с ним. Остальные пытались понять Ее сущность и мотивы, и если бы кто-нибудь что-нибудь нашел, то ему бы сразу сообщили. С некоей холодной иронией, присущей шахранам, Фурд хотел уничтожить «Веру» прежде, чем кто-то выяснит, что же Она такое.

Почти все, кто служил или командовал на «аутсайдерах», попали сюда, так как по разным причинам их не могли принять на обыкновенные корабли. Фурд редко думал о том, почему он не подошел; возможно, дело заключалось в его нежелании верить. Он считал, что другие люди, особенно те, кто отдавал ему приказы, слишком сильно полагались на реальность собственного существования и вселенной вокруг них. Человеческие чувства без всякой помощи могли воспринимать мир вокруг в диапазоне от 10-4 до 10+4. Оптические и механические устройства расширяли спектр от 10–10 до 10+10. Электроника давала от 10–25 до 10+25, а знания, благодаря которым сумели построить «Чарльз Мэнсон», позволяли получить от 10–50 до 10+50. На каждой стадии восприятия реальности конструировался корпус знаний, а уже на нем росли философские, политические, культурные и социальные образования. Сначала была заводная вселенная Ньютона, потом относительный хаос Эйнштейна, хотя Альберт и хотел только гармонии; потом появилась малая, но уходящая внутрь сумятица квантовой неопределенности, затем произошел возврат к постньютоновскому заводному механизму. Но за всеми этими концепциями лежал глубокий и обширный хаос, просто пока не видный; когда его узрят, люди уже не будут путешествовать в механизмах, наподобие «Чарльза Мэнсона».

Каждая следующая ступень осознания реальности доказывала, что ее предшественница — всего лишь химера, и ожидала, когда ее последовательница поступит с ней так же. Но все они были частью единого процесса роста во времени, так как, по мысли Фурда, обладали свойствами иллюзии. Во вселенной, в которую верили на данный момент, Фурд служил существовавшим на данный момент властным институтам и применял имеющиеся на данный момент знания и технику для исполнения приказов, но разница между Фурдом и его командирами заключалась в следующем: распоряжающиеся верили в то, что вселенная имеет смысл, а коммандер знал, что так и есть. Но только в ее собственных терминах.