Нас прервало пение Фаттумы и Умм Мухаммед. Они все время прислушивались к нашему разговору. Фаттума, побуждаемая чувством патриотизма, начала танцевать народный танец, напевая песни на верхнеегипетском диалекте. Мы ничего не могли понять из ее пения, кроме некоторых слов, которые часто повторялись: «Мы добыли независимость, о девочки». Нельзя было не рассмеяться, глядя на ее танец. Это немного успокоило волнение моих подруг.

Хурия бросала на Фаттуму внимательные взгляды. Она силилась разгадать ее душу и как бы спрашивала себя: «Понимает ли эта неграмотная, неразвитая женщина смысл слов, которые не может даже произнести как следует? Или же она просто заразилась нервным состоянием окружающих ее людей?» Затем Хурия спросила со своей обычной деликатностью: «Что значит — мы добыли независимость, о тетя Фаттума?»

Однако Фаттума поняла ее и сказала с лукавством: «Это значит, что мы выгнали англичан из Египта».

Хурия улыбнулась, ее смуглое румяное лицо выражало радость, она поняла, как сильно в народе национальное чувство.

Поистине, когда патриотизм проникает в душу народа и укрепляется в ней, то такой патриотизм, высокий, вечный, не умирает и не может быть побежден.

Мамочка закрывала окна и двери. Маленькая Махаббат заметила это, поняла, что беспокоит маму, и сказала ей:

— Не бойся, тетушка, египетское правительство солидарно с народом в требовании полной независимости, египетские министры больше не поддерживают англичан.

Однако она тут же раскаялась в своей последней фразе, когда увидела, как Хурия побледнела и низко опустила голову, бросив на нее взгляд, полный страдания и упрека. Эта бедняжка продолжала тайно страдать оттого, что некогда ее отец, цепляясь за свой пост, поддерживал англичан и, чтобы найти оправдание перед собственной совестью, говорил, что жертвует своим спокойствием и честью и несет бремя ответственности в критический момент, защищая общественные интересы и боясь, что Англия покончит с последними остатками нашего национального существования.

Суад пожалела Хурию и поспешила исправить ошибку Махаббат. «Наши министры прежде всего египтяне, — сказала она, — но они были обмануты видимостью добрых намерений Англии, теперь же они вернулись в лоно народа».

Хурия поблагодарила ее взглядом.

Подруги пригласили меня пойти с ними на улицу; их ждал украшенный красивыми знаменами экипаж. Мамочка, которая еще недавно не разрешала мне уходить из дому, стала меня торопить.

Не успели мы выйти на улицу, как наше внимание привлекла трогательная сцена: шейх Абд-Рабих обнимал учителя Масиху и радостно говорил: «Мы с тобой братья, о учитель Масиха, и нам не подобает ссориться», а Масиха тоже обнимал его, как брата, которого не видел несколько лет. Вокруг них собрался народ, все аплодировали и кричали: «Да здравствует единство!»

Я посмотрела на своих подруг и увидела на глазах у всех слезы.

Мы сели в экипаж и поехали по туземным улицам Каира. На площади Абдин мы пробыли около часа. Вся площадь была заполнена слушателями Аль-Азхара[19], студентами высших учебных заведений и учениками средних школ. Их окружал народ. Все они направились к домам Саад Заглюля и Баселя[20], чтобы приветствовать своих делегатов. Многие иностранцы при виде этой мирной демонстрации снимали шляпы, а женщины-египтянки и иностранки аплодировали, махали из окон платками и бросали демонстрантам цветы.

Всякий раз, как мы проезжали мимо «простых женщин», они пели народные песни, а молодежь приветствовала нас возгласами: «Да здравствуют египетские женщины!», «Да здравствуют матери будущего поколения!» А мои подруги отвечали: «Да здравствует египетская молодежь!», «Будем жить свободно или умрем с честью!»

Сперва я стеснялась принимать участие в этих приветствиях, но вскоре я воодушевилась и освободилась от смущения.

Самое удивительное, что нарушение нами традиций не вызвало у консерваторов, украшенных чалмами, ни порицания, ни негодования. Наоборот, они часто встречали нас аплодисментами, улыбками, а иногда и одобрительными возгласами. Революция, несомненно, сильно повлияет на наши традиции и поведет к изменению в общественном строе.

Мы видели на повозках много простых женщин, они пели народные песни и танцевали здесь же под звуки бубна народные танцы. Улицы наполнялись крестьянами, пришедшими, без сомнения, из окрестностей Каира и соседних деревень. Передние били в барабан, играли на свирелях. Некоторые ехали на верблюдах, разукрашенных, как бывает обычно на свадьбах. Вагоны трамваев, украшенные пальмовыми ветками, были переполнены студентами, некоторые из них ехали на крыше, рискуя жизнью.

К демонстрантам присоединился отряд египетских войск, которому удалось уйти из казарм аль-Аббасия. Это наполнило наши сердца верой в победу. Мы закричали вместе со всеми: «Да здравствует египетская армия!» Солдаты же отвечали: «Да здравствует египетский народ… Египет — египтянам!»

Что касается оккупационных войск, то они шли без оружия. Мне очень хотелось узнать настроение и мысли англичан. Я стала наблюдать за ними и увидела, что некоторые встречали проявление нашего патриотизма с удовлетворением и одобрением, других же наша невинная демонстрация возмутила, и они насмешливо и презрительно улыбались, глаза их горели ненавистью и злобой. Один такой подошел к нашему экипажу около Баба аль-Хадида, взглянул дерзко на покрывало Махаббат, украшенное национальным флагом, и сказал насмешливо на ломаном арабском языке: «Здраствует родина… Здраствует родина…»

Дочь воина Махаббат возмутилась, отцовская кровь закипела в ее жилах, и она чуть было не ударила его по лицу, но мы вмешались и приказали кучеру ехать дальше.

Демонстрация закончилась трагично. Кто-то, испуганный проявлением нашего патриотизма, приказал английским солдатам стрелять в демонстрантов, чтобы заставить их нарушить порядок и дать возможность властям под предлогом сохранения общей безопасности прекратить эту демонстрацию, разжигающую чувство патриотизма.

И вот несколько английских солдат вошли в парк аль-Узбекие, закрыли ворота и начали из-за ограды стрелять в публику. Пули попали в трех египетских солдат.

Народ забушевал, заволновался. Если бы не вмешательство разумных людей, наша мирная демонстрация чуть было не превратилась в кровавое восстание.

Мы в это время находились около Шеферуса. Шеферус и улица Камиля были запружены сотнями повозок, экипажей и автомобилей. Пули свистели над головами. Однако, вместо того чтобы испугаться этой грубой силы и разойтись, мы возмутились и отказались вернуться обратно, решив во что бы то ни стало проехать мимо парка. К этому времени подошли отряды английской кавалерии, они запретили шествию двигаться дальше, стремясь этим разъединить демонстрантов. Кавалеристы стреляли в каждого, кто смел ослушаться их приказания. Мы были первыми, кто отказался подчиниться их требованию. Наш экипаж двинулся дальше, не обращая внимания на солдат. Однако не успели мы проехать и нескольких метров, как английский солдат приказал нам остановиться. Кучер не подчинился, и над нашими головами засвистели пули. Тогда мы повернулись к солдатам и закричали во весь голос: «Долой гнет! Да здравствует свободный, независимый Египет!..»

8 апреля

Я узнала сегодня, почему Англия освободила четырех членов делегации. Она вынуждена была уступить, испугавшись народного волнения. Политика силы, которую она обычно применяет для удушения национального чувства и подавления всякого революционного движения, ведущего к независимости, на этот раз привела к сильному взрыву, который единым взмахом свел на нет все предположения некоторых европейцев, что Восток спит и привык к порабощению и унижению.

Мирный, спокойный Египет, кроткий Египет восстал сразу, требуя для себя независимости и отмены несправедливого протектората.

Уступка Англии заставила меня понять, что независимость не дарится: ее добиваются силой. Чтобы достичь свободы, народ должен пожертвовать невинной кровью своих сыновей.