Но скоро, конечно, обнаружилось, что голодать не такъ легко, какъ голосовать за голодовку; и та же самая очень “революціонная” молодежь первая быстро стала отпадалъ, предоставивъ продолжать голодовку своимъ вождямъ и всѣмъ сознательнымъ противникамъ ея. Черезъ три дня стало ясно, что голодовка потерпѣла полный крахъ.
Надо было искать благовиднаго предлога для ея полнаго прекращенія. Къ счастью, администрація тюрьмы очень сочувственно къ намъ относилась и всячески старалась помочь намъ выйти изъ затруднительнаго положенія. Послѣ краткаго совѣщанія, мы рѣшили требованіе къ жандармамъ объ освобожденіи невиннаго юноши замѣнить требованіемъ отъ тюремной администраціи (заручившись заранѣе ея согласіемъ на это) разсадить насъ по камерамъ, согласно представленному нами плану. Администрація, конечно, согласилась тѣмъ болѣе охотно, что дѣла наши были дознаніемъ закончены, и строгая изоляція уже теряла всякій смыслъ. По этому плану я съ Бронштейномъ были посажены въ сосѣднія камеры, между которыми, какъ мы раньше знали, было въ стѣнѣ отверстіе (скрытое парашей), черезъ которое можно было свободно сообщаться. Когда насъ такимъ образомъ разсадили, я, воспользовавшись возможностью свободно съ глазу на гласъ поговорить съ Бронштейномъ черезъ отверстіе, указалъ ему на то, что я былъ правъ, когда былъ противъ голодовки. Печальный результатъ ея, казалось, доказывалъ это съ неоспоримой очевидностью. Къ моему крайнему удивленію, Бронштейнъ не только не былъ обезкураженъ, но съ чувствомъ полнаго удовлетворенія находилъ, что, несмотря на отказъ отъ нашего ультимативнаго требованія и на то, что юноша, изъ-за котораго мы голодали, остался въ тюрьмѣ, мы одержали полную побѣду: во-первыхъ, вся Европа будетъ знать объ этомъ; во-вторыхъ, насъ разсадили, какъ мы желали, и. т. д., и т. д.
Это было наше первое тактическое разногласіе.
Вскорѣ пасъ ждала новая радость. Жандармское Управленіе разрѣшило намъ общія ирогулпп (до этого каждый изъ ниеъ совершалъ одиночную прогулку нтечеиіе 15-:І0 минуть вт. Д(чіь, ві. сопровожденіи жандарма). Передъ первой общей прогулкой пасъ всѣхъ вмѣстѣ пустнлп въ тюремную банкъ Можно себѣ, представить, какой ото былъ праздникъ для насъ. Праздникъ этотъ былъ, однако, немного омраченъ маленькимъ приключеніемъ: съ Бронштейномъ случился какоіі-го припадокъ. Мы ото приняли за обморокъ, и скоро успокоились. Впослѣдствіи, когда Бронштейнъ былъ уже заграницей, такіе “обмороки” случались съ нимъ нерѣдко: среди рѣчи на собраніи онъ вдругъ неожиданно падалъ и оставался нѣкоторое время въ безсознательномъ состояніи. Друзья объясняли ито “слабостью сердца”, хотя опь, по внѣшности, совсѣмъ не пропзііоднлъ впечатлѣнія больного человѣка, и, кромѣ зтнхъ “обмороковъ” ничѣмъ не обнаруживалъ физической слабости. Такой же “обморокъ” случился съ нимъ па судѣ при разборѣ его дѣла о Совѣтѣ Рабочихъ Депутатомъ въ 1906 году. Изъ-за згою пришлось даже пріостановить разборъ дѣла н отложить его. .1. Г. Дейчъ, съ коюрымъ Бронштейнъ былъ очень близокъ заграницей, сообщилъ мнѣ во время своего пребыванія нъ ІІью-Іоркѣ (1011 -191С гг.), какъ объ извѣстномъ и установленномъ фактѣ, что нтн припадки бы.іп зиилентнческіе. Я лично присутствовалъ только при описанномъ припадкѣ въ одесской тюрьмѣ. Но, сутя по нсей обстановкѣ припадковъ и по отрицательнымъ, въ другихъ отіюшеіііяѵь, даннымъ со стороны его физической конструкціи, надо думать, что принадкп ати происходили, дѣйствительно, на почвѣ эпилепсіи.
Многіе черты его характера также невольно наталкиваютъ на такое предположеніе: рѣзко выраженный эготизмъ, гипертрофированное самомнѣніе, чрезмѣрное и болѣзненное самолюбіе, стремленіе кт. экстравагантности въ рѣчи, писаніяхъ п поступкахь, извѣстнаго рода придирчивый не-іаптиамт. (пресловутая "логика”), проявляющейся даже въ четкомъ, аккуратіюмь почеркѣ, п т. п.
Правда, всѣ эти черты могутъ, конечно, присутствовать п у не эпилептиковъ. По вь психопатологіи, болѣе, чѣмъ гдѣ-либо въ другой области, весь вопросъ — въ степени
ЭТАПЪ И ССЫЛКА.
Въ Бутыркахъ въ 1900 г. — Бракъ съ А. Соколовской. — "Бунтъ” въ тюрьмѣ. — Ссылка въ Иркутскую гуо. — БронштеГшъ-Антпдъ-Ото въ “Восточномъ Обозрѣніи”. — Приглашеніе его въ редакцію женевской “Искры”.
Въ ноябрѣ 1899 года, послѣ того, какъ Бронштейнъ и его товарищи просидѣли около двухъ лѣтъ въ тюрьмѣ, изъ петербургскихъ канцелярій получились, наконецъ, приговоры. Бронштейнъ, ожидавшій, по меньшей мѣрѣ, заключенія въ крѣпости, былъ пріятно изумленъ, узнавъ, что его приговорили къ четыремъ годамъ ссылки въ Восточную Сибирь. Меня приговорили къ тремъ годамъ ссылки туда же.
Начались сборы въ дорогу, которые внесли нѣкоторое разнообразіе въ нашу монотонную жизнь.
Вмѣстѣ съ уголовными арестантами мы этапнымъ порядкомъ были отправлены черезъ Кіевъ, Курскъ въ Москву, въ пересыльную тюрьму (Бутырки). Въ Бутыркахъ насъ разсадили въ башняхъ, помѣщающихся въ четырехъ углахъ каменной ограды тюрьмы. — мужчинъ въ Часовой башнѣ, женщинъ въ Пугачевской. Въ этихъ башняхъ политическіе сидѣли подолгу, пока ихъ не собиралось такое количество, что они составляли цѣлую партію для отправки въ Сибирь. Передъ нашимъ приходомъ была отправлена такая партія. Мы были первыми въ новой партіи, и намъ пришлось ждать около нолугода. Насъ было пятеро, всѣ но одному дѣлу: Бронштейнъ, II. Соколовскій (впослѣдствіи редакторъ закрытой большевиками газеты “Одесскія Новости”), Г. Соколовскій, С. Гуревичъ и я. Мы всѣ были помѣщены въ большой круглой камерѣ па второмъ этажѣ башни, съ круглымъ столомъ посрединѣ, придававшимъ ей намекъ на уютъ и комфортабельный видъ, съ десятью кроватями, расположенными радіусами, и столиками возлѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ, какъ въ больницѣ. Дверь камеры днемъ не замыка-
лась, такъ что мы свободно могли выходить пъ малепькій ДВОрНКЪ ІІрП 6<'ЩІНѢ, ОТГОрОЖРИІІЫЙ высокимъ желѣзнымъ заборомъ отъ остального огромнаго двора огромпой пересыльной тюрьмы. Калитка въ атомъ заборѣ всегда была заперта па замокъ и съ нами въ атой маленькой придаточной тюрьмѣ постоянно быль запертъ одинъ надзиратель. Не имѣя надъ собой постояннаго надзора старшихъ, надзиратели оти предоставляли па.мт. довольно широкій просторъ, и мы чувствовали себя довольно хороню, особенно въ первое время, когда мы еще находились въ медовомъ мѣсяцѣ нашего наслажденія совмѣстнымъ житьемъ, послѣ почти двухлѣтняго одиночнаго заключенія.
Еще въ Одессѣ, задолго до отправки въ ссылку, псѣ тѣ, у кого были невѣсты пли женихи, поспѣшили запастись разрѣшеніями на вѣнчаніе и обвѣнчались. Тѣ, у кого невѣстъ не было, фиктивно обвѣнчались, чтобы пъ отдалрпой ссылкѣ не очутиться въ полномъ одиночествѣ.
Кронштейнъ и А. Гоколовекая въ атомъ отношеніи наткнулась на неожиданное препятствіе въ лицѣ отца Кронштейна. Такъ какъ Лева былъ несоноршеннолѣтнимъ, то ему не давали разрѣшенія на бракъ безъ согласія его отца. А. отецъ самымъ рѣшительнымъ образомъ воспротивился атому браку (Соколонская была, по крайней мѣрѣ, на десять лѣтъ старше Кронштейна). Лева рвалъ и металъ, и боролся со всей анергіей и упорствомъ, на какія онъ былъ способенъ. Но старикъ былъ не менѣе упоренъ и, имѣя преимущество пребыванія но ту сторону ограды, остался побѣдителемъ.
По пріѣздѣ въ Москву, Кронштейнъ немедленно принялся за хлопоты о бракѣ, и скоро добился успѣха. Пта борьба на нѣкоторое время дала пищу искавшей выхода анергіи его. Жизнь скоро потекла интересно (насколько вто возможно въ тюрьмѣ) и, сравнительно съ Одессой, очень разнообразно. Мужчинамъ дна раза въ недѣли» давали свиданія съ женщинами на пранахъ мужей, братьевъ, кузеновъ п т. и. Свиданія давались всѣмъ сразу въ одномъ мѣстѣ, безъ строгаго ограниченія времени н съ весьма слабымъ надзоромъ, такъ что оти свиданія носили характеръ маленькихъ интимныхъ собраній близкихъ людей, связанныхъ узами тѣсной дружбы и общностью идей.
Не знаю, какъ наши женщины, но мужчины къ свиданіямъ готовились очень тщательно, н всѣхъ тщательнѣе Кронштейнъ. На свиданіяхъ онъ обнаруживалъ трогательную нѣжность не только къ своей невѣстѣ, а потомъ женѣ А. Соколовской, но и ко всѣмъ остальнымъ дамамъ, приходившимъ па свиданіе къ своимъ мужьямъ, братьямъ и т. п. и очаровывалъ всѣхъ ихъ своимъ рыцарствомъ. Когда дамы предложили намъ прислать имъ наше бѣлье для починки, Бронштейнъ съ негодованіемъ отвергъ это, какъ устарѣлый предразсудокъ, возлагающій на женщину непріятную работу, п самъ почпнялъ свое бѣлье.
