Такъ какъ, по обстоятельствамъ времени, активность его могла сводиться и дѣйствительно сводилась исключительно къ революціонной дѣятельности, то весьма естественно, что въ ней и воплотилась вся его индивидуальность. Революція и его активное “я” совпадалп. Все, что было внѣ революціи, было внѣ его “я” и потому не интересовало его, не существовало для него.

Рабочіе его пнтересовали, какъ необходимые объекты его активности, его революціонной дѣятельности; товарищи его интересовали, какъ средства, при содѣйствіи которыхъ онъ проявлялъ свою революціонную активность; онъ любилъ рабочихъ, любилъ своихъ товарищей по организаціи, потому что онъ любилъ въ нихъ самого себя.

Левъ Бронштейнъ былъ сыномъ богатаго еврейскаго землевладѣльца. Отецъ его, конечно, не могъ не видѣть, что сынъ обладаетъ выдающимися способностями и, какъ отецъ, не могъ не желать, чтосбы сынъ пошелъ далеко, и. копечпо, не пожалѣлъ бы для этого средствъ, но Лева чуждался своихъ родителей, хотя учился, кажется, на ихъ средства; они же, если не ошибаюсь, платили за его содержа-ц[(» іп, ГСМЬѢ, гдѣ <пп³ жилъ (родители жили въ сиоем Іімі ліи внѣ города); во волкомъ случаѣ онъ жилъ такъ, что пе индію было, чтобы оиъ когда-нибудь нуждался. I одп-телн были для но го такими же чужими, какъ милліоны другихъ ‘‘буржуа” и ікг-революціопсроиъ. Но ото не значило, что нсльаи было польаова'іься ихъ средствами. Для дѣла всѣ источники хороши, родители такъ же хороши, какъ всякіе другіе “буржуа”. Впослѣдствіи, когда онъ былъ совсѣмъ самостоятельнымъ, его дочери (отъ первой жены, Соколовской) большей частью годами жили у его родителей, на счетъ которыхъ оиѣ содержались, или у іруаей. <)то освобождало его отъ стѣснительныхъ семейныхъ узъ и позволяло ему свободно разъѣзжать н заниматься “дѣломъ .

Родителей очень огорчало ото его отчужденіе и то, что оиъ пе позволялъ имъ обставлять его жизнь такими удобствами какъ имъ хотѣлось бы. Встрѣчаясь съ Вропіптей-іюм ь очічіь часто, я всего нѣсколько разъ имѣлъ случай вн-д'ііть (³го отца, пріѣзжавшаго изъ имѣнія посмотрѣть, какъ живетъ его блудный сынъ. Я не помню, имѣлъ ли я случай видѣть его мать. И зналъ, что у него есть орать или братья и сестры, но только одпѵ изъ нихъ, младшую, Ольгу Давидовну, я видѣлъ нѣсколько разъ. Прожптейиъ указывалъ мнѣ па нее, какъ на нодаюш\ю надежды³). Объ остальныхъ братьяхъ и сестрахъ, какъ и о родителяхъ, онъ не любилъ говорить. Км у прямо непонятно было, какъ это революціонеръ, хотя бы въ отдаленнѣйшей степени, могъ интересоваться или считаться съ интересами родителей, родственниковъ и друзей. Въ Проявленіи самой малѣйшей слабости іп> атомъ отношеніи, онъ уже видѣлъ измѣну революціи

Александра Соколоін кая, какъ-то получила сообщеніе изъ Петербурга объ арестѣ подруги ея, съ которой опа состояла въ интимной Дружбѣ. Втеченіе нѣкотораго времени (’околові кая была явно удручена атнмъ обстоятельствомъ. ІѴронштойиъ въ бесѣдѣ со мной неоднократно выражл. ь крайнее удивленіе ио поводу такой непонятной сентим н-талыюітн. Онь мнѣ прямо сказалъ, что, при всемъ рае-положеніи ко мнѣ, онъ пе испытывалъ бы никакого чувства огорченія, если бы я былъ арестованъ; а въ это время опъ, дѣйствительно, былъ очень друженъ со мной. Друзей онъ, несомнѣнно, любилъ и искренно любилъ, но любовь эта была такого рода, какъ любовь крестьянина къ своей лошади, которая содѣйствуетъ утвержденію его крестьянской индивидуальности. Онъ будетъ искренно ласкать, холить ее, съ радостью подвергать себя лишеніямъ и опасности ради нея, онъ можетъ даже проникнуться любовью къ самой индивидуальности данной лошади, но какъ только она станетъ неспособной къ труду, онъ, не колеблясь, безъ зазрѣнія совѣсти, пошлетъ ее на живодерню.

Такого же характера была и любовь Бропштейна къ друзьямъ; онъ умѣлъ быть нѣжнымъ, обнималъ, цѣловалъ и прямо засыпалъ ласками. И это было не только по отношенію къ лицамъ другого пола, гдѣ можно было бы заподозрить естественное привхожденіе другого, помимо дружбы, чувства, но также и по отношенію къ лицамъ одного пола. Но, когда другъ оказывался безполезнымъ, нѣжное чувство моментально отпадало; онъ, не задумываясь, отсылалъ вчерашняго друга на живодерню, проявляя иногда жестокость, которая тѣмъ болѣе поражала, что казалась совершенно не мотивированной и ничѣмъ не вызванной.

Наканунѣ 1897 года у Франца была вечеринка. Участвовали, понятно, всѣ завсегдатаи “салона”, въ томъ числѣ и Лева Бронштейнъ. Незадолго передъ этой вечеринкой онъ, въ бесѣдѣ съ А. Соколовской, заявилъ, что сталъ марксистомъ. Отъ радости Соколовская забыла даже удивиться, какъ это съ нимъ произошелъ такой неожиданный переворотъ. Она, до сихъ поръ, какъ марксистка, пребывавшая въ “салонѣ” Франца въ полномъ одиночествѣ, вдругъ пріобрѣла такого талантливаго единомышленника. Она готова была простить ему всѣ прежнія прегрѣшенія и обиды, и на описанной вечеринкѣ, имѣвшей мѣсто вскорѣ послѣ этого, была особенно пѣжна къ своему повому союзнику.

Когда стали произносить тосты па политическія темы, она съ особымъ нетерпѣніемъ ждала, что скажетъ онъ.

И, о, ужасъ! Какъ только опъ открылъ ротъ, пе только А. Соколовская, но и всѣ присутствовавшіе прямо остолбенѣли. Это была пе рѣчь, а самая грубая, площадная ругань противъ марксизма, съ трескучими проклятіями и прочими аттрнбутами дешеваго, но забористаго ораторскаго нскусстна. Изъ всей обстановки и характера рѣчи ясно было, что единственною цѣлью итого выступленія было оплевать и возможно больнѣй уязвить А Соколовскую, единственная шіна которой состояла нъ томт», что она была марксисткой.

Всѣ присутствовавшіе бшн крайне смущены. А. Соколовская, страпшо растеряншаяся п блѣдная, немедленно покинула неселое собраніе. “Никогда, никогда не протяну руки атому мальчишкѣ”, — нгя кипя отъ негодоианія, го-норнла она сопронождашпей ее и ушедшей вмѣстѣ съ ней съ нечерппкн пріятельницѣ.

Г», тогда близкій друп. А. Соколовской и Бронштейна, услышанъ впослѣдствіи объ атой предательской выходкѣ, іп. пегодонаніп носклнкиула: “Изъ него выйдетъ или великій герой или великій негодяй; въ іу или другую сторону, но непремѣнно великій”.

Ня предсказаніе было поистинѣ пророческимъ. Б. разсказывала потомъ, что не разъ, послѣ итого событія, Бронштейнъ іп. мысляхъ представлялся ей въ видѣ разбойника, вродѣ Стеньки Разина.

А. Соколовская нѣкоторое время послѣ итого не могла равнодушію не только смотрѣть па Бронштейна, но тоже слышать его имени

Само собою разумѣется, что указанныя черты характера Бронштейна не могли ускользать и не ускользали отъ вниманія его друзей, очень и очень часто испытывавшихъ ихъ дѣйствіе па собственныхъ спинахъ, по. въ виду его явнаго превосходства надъ всѣми н яркой одаренности, причиняемыя непріятности скоро забывались, а маленькіе моральные недочеты легко прощались, и дружественныя отношенія сохранялись ненарушенными. Тті же самое было и сд. только что описанной выходкой на іпіюгодней вечеринкѣ. Опа скоро была забыта всѣми членами “салона” Франца, и Соколовской въ томь числѣ; настолько забыта, что между нею и Бронштейномъ скоро возникли самыя нѣжныя чувства.

Глава вторая.

Неудачная попытка выступленія отъ имени "всей интеллигенціи н рабочихъ массъ”. — Бронштейнъ объявляетъ себя соціальдемокра-томъ, но не марксистомъ. — Организація Южно-Русскаго Рабочаго Союза. — Львовъ н Лассаль. — Первое выступ.нніе Бропштенна на рабочемъ собраніи и въ нелегальной печати. — Арестъ.

Когда въ 1897 году народническій журналъ “Новое Слово” перешелъ въ руки марксистовъ и, къ нашей великой радости, сталъ первымъ марксистскимъ легальнымъ органомъ, Бронштейнъ написалъ длинное мотивированное заявленіе въ имѣвшейся для этой цѣли при общественной библіотекѣ книгѣ. Въ этомъ заявленіи, ссылаясь на перемѣну направленія журнала “Новое Слово”, онъ требовалъ отъ администраціи библіотеки прекратить выписку этого журнала пли, по крайней мѣрѣ, сократить число выписываемыхъ экземпляровъ.