Бред какой–то! Доктор Родерик Хэнли – один из самых богатых жителей Монро. Или был им, пока не погиб в авиакатастрофе в прошлое воскресенье. Он – своего рода местная знаменитость. Приехал сюда, в деревню Монро – тогда это действительно было не больше чем деревня, – вскоре после Второй мировой войны и жил в одном из роскошных особняков на набережной. Всемирно известный генетик, составивший состояние на научных открытиях, которые разработал лабораторным путем и запатентовал; лауреат Нобелевской премии за достижения в области генетики.
Джим знал все о Хэнли, потому что ему было поручено написать некролог для «Монро экспресс». Известие о смерти доктора стало новостью номер один в Монро. Готовя некролог, Джим установил, что состояние Хэнли равнялось примерно десяти миллионам долларов.
Но Джим ни разу даже не виделся с этим человеком. Почему тот упоминает его в своем завещании?
Если только…
В головокружительной вспышке озарения все вдруг стало Джиму совершенно ясно.
– Боже, ма, ты не думаешь?..
Одного взгляда на ее потрясенное лицо было достаточно, чтобы он понял: она пришла к той же мысли.
– О, ма, не надо…
– Я должна сейчас же поговорить с твоим отцом… Ионой, – сказала она быстро, возвращая ему письмо и отворачиваясь.
Она схватила свое пальто и пошла к двери, на ходу натягивая его на себя.
– Послушай, ма, ты же знаешь, что это ничего не значит. Все останется как было.
Она задержалась в дверях, в глазах ее блестели слезы. Она была потрясена… и испугана.
– Ты это всегда говорил. А вот теперь проверим, так ли будет.
– Ма! – Он сделал шаг к ней.
– Я поговорю с тобой позже, Джимми.
Она шагнула за порог и заторопилась по дорожке к своей машине. Джим стоял у входной двери и наблюдал за ней, пока его частое дыхание не затуманило дверное стекло. Ему совсем не хотелось ее расстраивать.
Когда она отъехала, он отошел от двери и еще раз перечитал письмо.
Сомнений нет, он наследник Хэнли, гениального доктора Родерика Хэнли. Его объял благоговейный восторг. Рука, державшая письмо, дрожала. Ожидавшее его состояние ничего не значило по сравнению с тем, о чем умалчивалось – не могло не умалчиваться – в письме.
Он бросился к телефону, чтобы позвонить Кэрол. Она будет так же радостно взволнована, как он. Его многолетние поиски наконец завершились, он должен немедленно сообщить ей об этом.
2
– Когда меня отпустят домой? – требовательно проговорил старик.
Кэрол Стивенс посмотрела на него: Калвин Додд, возраст – семьдесят два года, пол – мужской. Транзиторная ишемия мозга.
Вид у него был совсем не тот, что неделю назад, когда его привезла «скорая». Обросшего семидневной щетиной, в потертом халате, заляпанном остатками еды и провонявшем застарелой мочой. Сейчас он лежал в чистой постели, одетый в накрахмаленную больничную пижаму, был чисто выбрит (санитарками) и пах лосьоном.
У нее не хватило духу сказать ему правду.
– Мы отпустим вас, как только будет можно, мистер Додд, обещаю вам.
На вопрос старика она, по существу, не ответила, но по крайней мере не солгала.
– В чем задержка?
– Мы ищем способы вам помочь.
В этот момент вошел санитар Бобби из службы питания, чтобы забрать у Додда поднос от завтрака. Он бросил на Кэрол оценивающий взгляд и подмигнул ей.
– Отлично выглядите, – сказал он с улыбкой. Ему исполнилось двадцать, и он отчаянно пытался отрастить бакенбарды. Бобби заигрывал со всеми женщинами подряд, включая и «более старших», как он однажды отозвался о Кэрол.
Кэрол рассмеялась и через плечо показала большим пальцем на дверь.
– Отвали, Бобби.
– Волосы у вас что надо, – сказал Бобби и ушел.
Кэрол пригладила свои длинные белокурые волосы. Пару лет назад она носила короткую стрижку, но теперь отпустила волосы. Ей, тоненькой, с продолговатым лицом, такая прическа шла больше, хотя порой она сомневалась, стоит ли это стольких забот. Так трудно, чтобы длинные волосы оставались в порядке и не путались.
Додд оттянул нейлоновую сетку–жилет, надетую на него и прикрепленную к кровати.
– Если вы и впрямь хотите помочь мне, снимите с меня эту штуку.
– Мне очень жаль, мистер Додд. Она надета по указанию вашего врача. Он опасается, что вы встанете с кровати и снова упадете.
– Я никогда не падал. Кто это вам наврал?
Согласно истории болезни, Додд трижды умудрился перелезть через решетку вокруг своей кровати, пытался ходить и каждый раз, сделав два–три шага, падал. Но Кэрол не стала ему возражать. За короткое время работы в государственной больнице Монро она научилась не спорить с больными, особенно с пожилыми. А что касается Додда, она была уверена, что он просто не помнит о том, что падал.
– Я все равно не имею права снять с вас эту сетку.
– А где мои родные? – заговорил он уже о другом. – Им что, не разрешают видеться со мной?
У Кэрол сжалось сердце от жалости к старику.
– Я это выясню… ладно?
Она повернулась и пошла к двери.
– Какая–нибудь из дочек обязательно навестила бы меня один или два раза за то время, что я здесь.
– Я уверена, что они скоро придут к вам. А я зайду завтра.
Кэрол вышла в холл и в изнеможении прислонилась к стене. Она не рассчитывала на легкую жизнь, когда поступала в отдел социального обслуживания при этой больнице, но была совершенно не готова к каждодневным переживаниям, с которыми здесь столкнулась.
Подходит ли она для такой работы? – задумывалась Кэрол. На курсах, которые она прослушала для получения диплома работника социальной сферы, ее не учили самому важному – как эмоционально отстраняться от клиента. Она либо самостоятельно одолеет эту премудрость и будет не задумываясь вести себя так с клиентами, либо свихнется.
Она непременно научится. Это хорошая работа, другую такую поискать. Приличный оклад и хорошие условия. В конце концов, им с Джимом не много и надо, чтобы прожить, – она унаследовала от родителей дом, полностью выкупленный, но, пока Джим не сделает карьеры как писатель, именно она должна зарабатывать на масло к хлебу. Только порой…
Проходящая мимо медсестра вопросительно взглянула на нее. Кэрол выдавила из себя улыбку и выпрямилась.
Она просто устала, вот и все. Она плохо спала последние несколько ночей… беспокойно. Ей снились какие–то кошмары, которые она смутно помнит.
Она справится с этим.
Кэрол направилась к маленькому офису отдела социального обслуживания на первом этаже.
Кэй Аллен была на месте. Тучная брюнетка за сорок, она без всякого стеснения курила одну сигарету за другой. Кэй возглавляла отдел в государственной больнице Монро почти двадцать лет, была здесь ветераном. Когда Кэрол вошла, Кэй подняла глаза от кипы историй болезни на своем столе.
– Что мы можем сделать для Додда? – спросила Кэрол.
– Того старика, что нам подсунули на улице Три–Норт?
Кэрол поморщилась.
– Как вы можете, Кэй?
– А разве не так? – возразила Кэй, закуривая новую сигарету. – Родные нашли старика на полу в его квартире, вызвали «скорую», спихнули его нам и отправились домой.
– Я знаю, но об этом можно сказать по–другому. Он больной и старый человек.
– Уже не такой больной, как был.
Это действительно так. Доктор Бетц сделал все возможное, и теперь Додд – забота отдела социального обслуживания. Еще один «зависший» случай: старик недостаточно болен для больницы, но недостаточно здоров, чтобы жить в одиночестве. И никогда не будет настолько здоров. Он не может вернуться в свою квартиру, а ни одна из дочерей не хочет взять его к себе. Больница не имеет права выбросить его на улицу, вот он и оказался за их отделом.
– Давайте называть вещи своими именами, Кэрол. Додда спихнули на нас.
Кэрол не хотела признавать правоту начальницы, во всяком случае, согласиться с ней вслух. Это означало бы первый шаг на пути к тому, чтобы стать такой же, как Кэй, – жесткой и циничной. Однако Кэрол понимала, что жесткость Кэй – всего лишь защитный роговой панцирь, неизбежный результат необходимости из года в год иметь дело с потоком Доддов.
