– Никогда не привыкну к тому, что дочери могут бросить отца, – сказала Кэрол. – Они даже не навещают его.

Впрочем, она понимала, почему они не приходят – из чувства вины. Дочери живут тесно, отцу места у них совсем нет. Если он опять потеряет сознание, им придется день и ночь ходить за ним. Им не хватает духу сказать ему, что они не могут взять его к себе, поэтому они его избегают. Подобное случается на каждом шагу. Кэрол все это понимала, но смириться не могла.

Боже, были бы живы мои родители, я никогда не бросила бы их!

Выходит, надо потерять родителей, чтобы по–настоящему их оценить?

Возможно, и так. Но сейчас речь не о том. Они с Кэй должны раздобыть для Додда место в доме для престарелых. Трудность состояла в том, что у старика не было денег платить за него, поэтому сначала надо, чтобы Додд был взят на государственное обеспечение, а потом придется ждать очереди на одну из немногочисленных бесплатных коек для таких, как он.

И вот все закрутилось: они писали бумаги, неустанно сражались с бюрократами. Система патронажа существовала всего три года, но уже вызвала к жизни уйму волокиты. А Додд между тем занимал койку в больнице, которая могла быть отдана больному, остро нуждавшемуся в ней.

– Если бы я могла взять его к себе! – воскликнула Кэрол. – Он так нуждается в уходе.

Кэй рассмеялась:

– Кэрол, дорогая, вы слишком чувствительны. – Она протянула Кэрол пачку бумаг. – Вот, раз вам не терпится с кем–то нянчиться, поищите транспорт для этого больного.

У Кэрол защемило сердце, когда она поняла, что этот больной – ребенок.

– Куда его направляют?

– В Слоун–Кэттеринг. У него лейкемия.

Взяв себя в руки, Кэрол направилась в педиатрический флигель.

Через двадцать минут она сидела на краю кровати Дэнни Джакоби и, украдкой поглядывая на мальчика, разговаривала с его матерью.

Неужели он знает, что скоро умрет?

Мальчик сидел на полу и целился стрелами с присосками в механического динозавра по имени Король Зор. Семилетний вихрастый Дэнни был болезненно худ. У него выпали два передних зуба, а новые еще не выросли, и поэтому он шепелявил. Голубые глаза на его мертвенно–бледном лице были обведены темными кругами; такие же темные, огромные синяки покрывали его руки и костлявые тоненькие ножки.

Она знала, что никто его не бил. Это от лейкемии. Число белых кровяных шариков в его костном мозге росло с сумасшедшей скоростью, вытесняя красные кровяные шарики и тромбоциты, способствующие свертыванию крови. Малейший удар, даже сидение на полу, как сейчас, вызывало синяки.

– Разве его нельзя лечить здесь? – говорила миссис Джакоби. – Слоун–Кэттеринг ведь в городе.

– Доктор Мартин считает, что там у него больше шансов вылечиться.

Женщина посмотрела на сынишку.

– Ну что ж, раз это лучше для Дэнни, – сказала она.

Кэрол показала ей, где поставить подпись, чтобы получить перевозку и быть принятыми в Слоун–Кэттеринг, а потом они сидели и смотрели, как играет мальчик, оставивший воображаемую охоту на динозавра и складывающий теперь из кубиков Микки–Мауса.

У Кэрол мелькнула мысль: что хуже – вовсе не иметь ребенка или потерять его от такой страшной, коварной и чертовски непредсказуемой болезни, как лейкемия? И тут же пришел ответ: нет никакого сомнения, лучше иметь ребенка, конечно, лучше!

Кэрол молила Бога, чтобы она была способна иметь ребенка, и поскорее.

Они с Джимом мечтали создать полноценную семью, и она надеялась, что сможет внести в это дело свою лепту.

У ее матери были затруднения по этой части. Она не скоро понесла Кэрол, и, хотя после рождения дочки не оставляла усилий родить еще, второй ребенок так и не появился.

Видимо, Кэрол унаследовала от матери подобного рода проблемы. Так говорил доктор Галлен. Месячные у нее всегда приходили нерегулярно, и хотя они с Джимом следовали указаниям доктора Галлена уже почти год – вели график ее менструальных циклов и всякое такое, – ничего не получалось.

Может быть, ничего и не получится. Страшная эта мысль преследовала ее день и ночь.

Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы у нас родился ребенок. Пусть будет один–единственный. Мы не станем жадничать. После этого мы возьмем приемных детей, тех, кому нужна семья. Но дай нам хоть одного собственного ребенка.

Дэнни сложил картинку, но ему не хватало кусочка левого уха Микки. Мальчик посмотрел на них.

– Кушочка не доштает, – сказал он, показывая на картинку.

Я помню, как это огорчительно, подумала Кэрол.

– Миссис Стивенс! – Мать Дэнни вывела ее из задумчивости. – Кажется, вас зовет вон та медсестра.

Кэрол подняла глаза и увидела дежурную сестру с телефонной трубкой в руках. Та поочередно показывала на телефон и на Кэрол.

Звонил Джим, голос его звучал взволнованно.

– Кэрол, у меня замечательные новости: мы с тобой богаты!

– Джим, о чем ты?

– Я нашел своего настоящего отца! Приходи домой, и я все тебе расскажу!

Настоящего отца?

– Джим, я не могу. Что все это…

– Забудь свою работу. Приходи домой! У нас много дел! Я жду!

И он повесил трубку, не слушая ее возражений. И тут в сумятице ее мыслей всплыла одна его фраза.

Я нашел своего настоящего отца.

Почему это не потрясло ее? Она знала об отчаянных попытках Джима отыскать своих кровных родителей. Они оставались безуспешными. Теперь она должна бы радоваться за него.

Вместо этого она почувствовала, как от страха у нее побежали по спине мурашки.

3

Пока Кэрол ехала домой, мысли ее метались между прошлым, настоящим и будущим. Она подумала о том, как счастлив должен быть Джим. Он так долго искал своих настоящих родителей. Что же сегодня произошло? Как он нашел отца? Эта новость пробудила в ней воспоминание о своих родителях, умерших уже почти десять лет назад. В тысячный раз она задумалась о том, как бы отнеслись родители к ее браку с Джимом Стивенсом. Им не очень–то нравились Иона и Эмма Стивенс, хотя они их мало знали. Отец с матерью, без сомнения, предпочли бы Билла Райана, но он стал священником.

Кто бы мог подумать, что Кэрол Невинс, сама «Мисс католическая школа», кончит тем, что выйдет замуж за Волка, чокнутого на футболе? Только не Кэрол!

Но видели бы вы его в ту пору в игре! Сам он редко забивал голы. Чаще расчищал дорогу другим нападающим, и делал это с явным удовольствием, оставляя за собой на поле сбитых с ног игроков – некоторых с серьезными травмами.

Но мог Джим оказаться и удивительно отзывчивым. Именно такого Джима полюбила она в том страшном для нее 1959 году, когда ее родители погибли дождливой туманной ночью при лобовом столкновении с трейлером на скоростном шоссе. В одно мгновение – как только раздался звон бьющегося стекла и скрежет металла – она стала сиротой. Горе буквально раздавило ее, заставило замкнуться в себе, а ужас при мысли, что она внезапно осталась одна–одинешенька на свете, делал ее отчаяние еще более безысходным.

Ее спас Джим. До того он был просто однокашником и другом, героем футбольных битв, которому она изредка назначала свидания. Ничего серьезного. Никто из мальчиков в школе не значился тогда в ее поклонниках. За несколько месяцев до этого она перестала встречаться с Биллом Райаном. Между ними не раз пробегала искра, но его застенчивость и сдержанность сразу же гасили пожар любви, не давая ему разгореться. Когда мир вокруг нее готов был рухнуть, Джим оказался рядом. Многие из друзей Кэрол выражали ей сочувствие и пытались утешить; тетка Грейс, единственная сестра отца, работавшая в городе медсестрой, взяла отпуск и поселилась с ней. Но только Джим, казалось, понимал ее, чувствовал то, что чувствует она.

Именно тогда Кэрол смутно ощутила, что он тот человек, за которого она хочет выйти замуж. Однако прежде, чем это произошло, они провели вместе четыре года в новеньком Университете штата – Стоуни–Бруке. И только когда они учились на третьем курсе и лежали вместе в постели в местном отеле, Джим признался ей, что он приемыш. Он скрывал свое происхождение много лет, боясь, что это может повлиять на ее отношение. Она помнила, как удивилась его опасениям. Какое ей дело до его предков? Разве кто–то из них лежал рядом с ней в постели в ту ночь?