— Без тебя?

— Разумеется!

— Забудь об этом, папа! Я останусь с тобой.

— Магда, я, как отец, приказываю тебе, и ты должна повиноваться!

— И не думай! Я не брошу тебя. Я себе этого потом никогда не прощу! Как ты не понимаешь!

Профессор был глубоко тронут ее словами, но не подал виду. Было ясно, что командирский тон на этот раз не поможет. И тогда он решил сменить его на умоляющий. За многие годы он научился подбирать к сердцу дочери ключи. Тем или иным способом, не мытьем, так катаньем, он всегда добивался своего. Иногда он презирал себя за то, что так беззастенчиво ломает ей жизнь, но она была его дочерью, а он — ее отцом. И он нуждался в ней. И вот теперь, когда ей необходимо освободиться от него и спастись самой, она отказывается.

— Пожалуйста, Магда. Сделай последнее одолжение умирающему старику, который сможет с улыбкой сойти в могилу, зная, что ты в безопасности и нацисты тебя не найдут.

— А я, значит, должна жить с сознанием того, что бросила тебя одного им на растерзание? Ни за что!

— Пожалуйста, послушай меня! Возьми с собой книгу «Аль Азиф». Она громоздкая, я знаю, но, по всей вероятности, это единственный уцелевший экземпляр. В любой стране мира тебе дадут за нее большие деньги, и ты сможешь безбедно прожить всю жизнь.

— Нет, папа!

Такого решительного тона профессор не слышал из уст дочери никогда.

Магда повернулась и вышла в другую комнату, прикрыв за собой дверь.

«Уж слишком хорошо я ее воспитал, — думал профессор. — Настолько сильно сумел привязать к себе, что теперь мне не оттолкнуть ее даже ради ее же собственного блага. Не поэтому ли она так и не вышла замуж? Из–за меня…»

Куза потер глаза руками в матерчатых перчатках, вспоминая прошедшие годы. Магда рано стала предметом мужского внимания. Что–то в ней привлекало самых разных мужчин, причем каждого что–то свое. Ни один не оставался равнодушным… Она давным–давно вышла бы замуж и имела кучу детей, а он — внуков, если бы одиннадцать лет назад внезапно не умерла ее мать. Магда, которой тогда исполнилось только двадцать, как–то сразу изменилась, став для него компаньонкой, секретарем, помощником, а потом и сиделкой. Мужчины вскоре почувствовали ее отчужденность. Магда воздвигала вокруг себя стену, сквозь которую мог пробиться только Куза. Для прочих девушка оставалась недоступной.

Однако сейчас пришло время думать о другом. Магду ждет весьма короткое будущее, если она не уберется из замка. И еще этот ночной визит. Куза был уверен, что страшное существо явится снова, и хотел избавить Магду от этого кошмара. Леденящий душу страх охватывал профессора, стоило ему вспомнить взгляд этого существа. Плотоядный. Алчущий… Пусть Магда уйдет отсюда как можно дальше.

Но больше всего профессор хотел остаться один на один с загадочным существом. Надо прожить не одну жизнь, чтобы дождаться такого. Встретиться лицом к лицу с мифом, существом, которым на протяжении столетий пугали детей! Да и взрослых тоже! Документально подтвердить его существование! Он должен заставить это существо говорить. Должен выяснить, в каких легендах есть правда, а в каких — нет!

При одной лишь мысли о предстоящей встрече сердце начинало бешено колотиться. Как ни странно, Куза не испытывал особого страха перед этим существом. Он знал его язык и даже смог объясниться с ним прошлой ночью. Существо исчезло, не причинив им вреда. Профессор чувствовал, что они могут найти точки соприкосновения, могут общаться. Конечно, он не собирался причинять этому существу вред или мешать ему убивать нацистов.

Профессор посмотрел на заваленный книгами стол. Ничего, что представляло бы угрозу для ночного посетителя, в старых записях нет, профессор в этом уверен. А запрету книги подверглись лишь потому, что вызывали отвращение. Но в игре, затеянной им с двумя враждующими между собой немецкими офицерами, они могли сослужить хорошую службу. Он останется в замке до тех пор, пока не узнает все, что можно, о таинственном существе. А потом пусть немцы делают с ним, профессором, что хотят.

Но Магда… Пока Магда не будет в безопасности, он не сможет думать ни о чем другом. Добровольно она не уйдет… ну а если ее просто выставят? Для этого, кажется, можно использовать капитана Ворманна. Ему, похоже, тоже не по душе присутствие женщины в военном гарнизоне. Да, и если его каким–то образом спровоцировать…

Куза презирал себя за свои намерения, но выбора не было.

— Магда! — позвал он. — Магда!

Она приоткрыла дверь:

— Надеюсь, ты не собираешься снова уговаривать меня уйти из замка, потому что…

— Нет, не из замка, а всего лишь из комнаты. Я голоден, а немцы сказали, что будут кормить нас со своей кухни.

— Они принесли нам поесть?

— Нет. И вряд ли принесут. Тебе придется сходить самой.

Магда ушам своим не поверила.

— Идти через двор?! Ты хочешь, чтобы я вышла отсюда после того, что случилось утром?

— Я уверен, ничего подобного больше не произойдет. — Ему было противно лгать ей, но иного пути не было. — Офицеры предупредили своих солдат. И к тому же это не темная подвальная лестница. Ты будешь на открытом месте.

— Но они так смотрят на меня…

— Все равно нужно поесть.

Наступила пауза. Дочь молча смотрела на него, затем кивнула:

— Да, конечно.

Она застегнула кофту на все пуговицы и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Куза ощутил комок в горле, когда за ней закрылась дверь. Она такая храбрая и верит ему… А он ее предал. И в то же время спас. Есть ему не хотелось, но он умышленно послал ее за едой, зная, что может произойти.

Дельта Дуная, Восточная Румыния

Среда, 30 апреля

10 ч 35 мин

Снова на горизонте показалась земля.

Бесконечные шестнадцать часов, когда каждый час казался вечностью, подходили к концу. Рыжий стоял на носу потрепанного бурей суденышка и смотрел в сторону берега. Они спокойно прошли по Черному морю, лодка двигалась на хорошей скорости, но недостаточно быстро для того, кто спешил к своей цели. Хорошо еще, что встретившиеся им два патрульных катера — один русский, другой румынский — не остановили их. Проверка могла обернуться для рыжего катастрофой.

Прямо по носу лежала дельта Дуная, который множеством протоков вливался здесь в Черное море. Болотистый и заросший зеленью берег был усыпан бесчисленными бухточками. Высадиться здесь несложно, а вот пройти через трясину до берега, возможно, проблема. И времени совсем нет!

Придется искать другой путь.

Рыжий оглянулся на старого турка, сидевшего у руля, затем стал снова смотреть в сторону дельты. Плоскодонка имела высокую посадку и могла легко пройти дальше по реке — ей вполне хватило бы четырех футов глубины. Значит, на ней можно пройти по одному из протоков вверх к основному руслу, а оттуда подняться выше, скажем, до плеса восточней Галаца. Придется, конечно, идти против течения, но все равно это значительно быстрей, чем тащиться пешком несколько миль через трясину.

Он сунул руку в пояс с деньгами и достал две золотые мексиканские монеты по пятьдесят песо. Обе они весили около двух с половиной золотых унций. Опять повернувшись к старику, рыжий показал ему монеты и сказал по–турецки:

— Кямиль! Получишь еще две монеты, если подбросишь меня вверх по течению!

Рыбак молча уставился на монеты, закусив нижнюю губу. Он получил от своего пассажира уже столько золота, что стал самым богатым человеком в деревне. На какое–то время, во всяком случае. Но ничто не вечно, и скоро ему снова придется выйти в море и забрасывать сети. Так что две монеты совсем не лишние. Кто знает, сколько еще дней потребуется провести в море, сколько новых шрамов появится на руках, насколько сильней заболит спина и сколько пота придется пролить, разгружая улов на консервном заводе, чтобы заработать такие деньги.

Рыжий спокойно наблюдал, как Кямиль взвешивал в уме все «за» и «против», и в свою очередь обдумывал возможные опасности этого мероприятия. Придется идти днем, вблизи от берега из–за узости фарватера на большей части пути, плыть в румынских водах на турецкой лодке.