— Вот отправлю вас и пойду спать… — зевнув, пробормотала Магана. — Юган утомил… Эх, хорошо, но мало…
Вызванные ею мужчины тоже выглядели воинами. Осанка, пластика движений, взгляды, которыми они осмотрели комнату, говорили сами за себя.
— Орден… — оценив их фигуры, подумал Коррин-младший. — Мышцы развиты под работу топором. Странно, неужели никто из Гвардии их не видел? Или они там все ослепли? Однако додумать свою мысль до конца ему не удалось: Магана, начавшая было объяснять монахам, что и куда убрать после ухода Самира и Югана, бросила взгляд в окно, и, прервавшись на полуслове, пробормотала:
— Ну, я же сказала, что все нормально? Ладно, сестричка Ната! Можешь бежать к Югану! Он ждет… И… прощай — думаю, мы с тобой больше никогда не увидимся…
— Да. Жаль, что у меня так мало времени… — кивнул Самир, и, уйдя в джуше, проломил ей горло.
А то бы ты еще помучилась… — подумал он, разворачиваясь к начинающим наклоняться вперед воинам и выхватывая из прически все еще стоящей на ногах женщины металлическую шпильку. — И не ты одна…
Глава 32. Маша
Минут за сорок до возвращения Эола препараты, введенные в мою кровь медблоком регенератора, закончили свое действие, и приглушенные ими воспоминания стали такими яркими, что я заметалась по Логову, как львица в клетке зоопарка. Практически сразу начало жечь поясницу — автомед, выполняя заложенную в него программу, попытался привести меня в норму, но я, пребывая в диком бешенстве, сорвала его со спины и изо всех сил метнула в ближайшую стену. Чертов приборчик, мигнув огоньками, отскочил от твердой поверхности без каких-нибудь видимых повреждений. Что разозлило меня еще больше. Однако всласть попрыгать на ни чем не повинной штуковине мне не удалось — стоило мне сорваться с места, как зазвонил телефон.
— Да?! — даже не посмотрев, кто на связи, зарычала я в трубку.
— Что с тобой творится? — обеспокоенный голос Эола действовал на нервы не хуже проклятого автомеда.
— Угадай с пяти раз!
— Хватит беситься! Самир не виноват. Его запрограммировали. Какой-то чертовский талантливый гипнотизер… — перебив меня, заявил Хранитель. — Это совершенно точно. А сейчас твой сын в полном порядке. Сеанс психокоррекции завершен… Кстати, я поставил ему блок, и теперь повторить с ним что-то подобное будет невозможно…
— Что? Какой, нафиг, гипнотизер? — у меня вдруг подогнулись ноги, и я с размаху ударилась копчиком о край саркофага регенератора. Взвыв от боли, я вскочила на ноги и грязно выругалась.
— Что ты там творишь? — обеспокоено спросил Эол.
— Ударилась! Об угол!!! Больно-то как!!! Откуда тут гипнотизеры?
— Судя по его воспоминаниям, они не тут, а в Империи… Ох… Подожди минуточку… — в голосе Хранителя появилось странное напряжение, а через мгновение связь прервалась.
Ошарашено встряхнув трубку, я ткнула в сенсор вызова. Безуспешно — Эол снова не ответил!
Минуты три я терзала телефон, пока, наконец, в нем снова не раздался голос Хранителя:
— Извини, Маша… Пророчество записывал… До сих пор руки трясутся…
— Что там?!!! Прочти, а? — попросила я. И замерла, превратившись в слух.
— Пока не понял… — буркнул Эол, и, помолчав несколько секунд, продекламировал:
— Родная кровь стечет с клинка:
взгляд Палача угрюм и страшен,
Не дрогнет более рука,
и Путь тропой под ноги ляжет…
Покуда душу жжет вина
не прекратить кровавой жатвы…
И эта Малая Война
вдруг Паука разрушит Клятву…
— Скинь текст на мою трубку… — попросила я: мне вдруг показалось, что это Пророчество напрямую касается моего Самира.
— Сейчас, отсканирую… — буркнул Хранитель и замолчал.
Файл со стихотворением возник на экране трубки через минуту. И тут же распаковался в удобный для чтения формат. Пробежав взглядом первые же строки, я почувствовала, что холодею: перед моим внутренним взором вдруг возник недавний взгляд сына сквозь стекло регенератора. Он был и страшен, и угрюм!!!
На мгновение представив себе, что должно твориться в его душе, я заорала, как ненормальная:
— Где он сейчас? Эол!!!
— Самир? — зачем-то уточнил он.
— Нет, блин, генеральный секретарь ЦК КПСС!!!
— Полчаса назад был во дворце…
— А сейчас? — взвыла я, заметавшись по медблоку.
— Сейчас гляну… Та-а-ак… Почему-то в городе… Улица Покосившихся Ворот… А там у нас… Доходный дом «Три веселые вдовы»?! Что он в нем потерял?
У меня задрожали поджилки:
— Ты далеко? Мне надо туда! Срочно!!
— Через пару минут буду… — затараторил Хранитель. — Маша, ты, главное, не волнуйся, ладно? Может, связаться с Шарлем? Пусть берет человек пять бойцов и дует туда немедленно!
— Я сама позвоню… Ты, главное, лети поскорее, ладно?
Толпа зевак, окруживших «Три веселые вдовы», была такого размера, что у меня екнуло сердце. Сдвинув в сторону дверь флаера, я с трудом дождалась, пока он снизится метров до трех, и, начисто забыв про режим конспирации, спрыгнула на скат покрытой черепицей крыши.
С приземлением мне повезло — прямо под моими ногами оказалась несущая балка, поэтому, вместо того, чтобы провалиться этажа на два вниз, я с грохотом покатилась по скату. Если бы не состояние джуше, остановиться на краю мне бы вряд ли удалось. А так, разодрав в кровь ладони, локти и колени, я кое-как остановила свой полет, и, пробежав по самому краю ската, спрыгнула на крышу конюшни, а с нее — на землю.
Заметив, что ко мне навстречу медленно бежит один из наших гвардейцев, я замедлилась, и, два прыжка оказавшись рядом с ним, заорала:
— Что с моим сыном?
— С кем? — удивился солдат. — Тут его нет! По крайней мере, я об этом не слышал…
— А где Шарль? — еле сдерживая нервную дрожь, рявкнула я.
— На третьем этаже. Давайте я вас провожу, госпожа!
— Найду сама… — сорвавшись с места, я ввинтилась в толпу снующих по двору солдат, и, растолкав самых медлительных, рванула на себя ближайшую створку. И замерла на пороге: поверить в то, что Самир мог добровольно завалиться в публичный дом, мог только полный идиот: каждый предмет обстановки, на который падал взгляд, просто кричал о творящемся тут по вечерам разврате. Приглушенный свет, темно-красные шторы и обивка диванов и кресел, увитые полупрозрачными тканями «уютные» перегородки между столами, помост, на котором, наверное, строились местные жрицы любви, столы, покрытые потеками вина и режущий обоняние запах кислого вина, перегара и благовоний. Увернувшись от солдат, волокущих к выходу укрытое каким-то тряпьем окровавленное тело, я взлетела по покрытым потеками крови ступенькам лестницы на третий этаж и, двигаясь по темно-коричневым в свете пары тусклых светильников пятнам, повернула направо.
— Маша, ты? — нотки неуверенности, прозвучавшие в голосе стоящего ко мне спиной Шарля, заставили меня напрячься.
— Я. Самира нашли?
— Его тут нет… Уже нет… Но на то, что он тут натворил, посмотреть стоит.
— Не поняла?
— Ну, если коротко, то он положил трех монахов Черной сотни. Один. Отнятым вот у этого… — а, его уже унесли… в общем, тут лежало тело, — ножом. И шпилькой для волос. Судя по положению тел, они даже не поняли, что их убивают — твой сын двигался слишком быстро. Но лично меня удивило не это — на что вы способны в этом самом джуше, я уже насмотрелся. Удивительно другое. Посмотри на эту несчастную! На ее горло! Где он этому научился?
— Н-не поняла? — осмотрев валяющуюся на спине женщину, я ошалело икнула: ее руки и ноги оказались прибиты к полу ножами. А из окровавленного разреза на ее горле торчала какая-то трубка, из которой раздавались хрипы и довольно неприятное бульканье.
— Что с ней? — вырвалось у меня.