Удивительно, но факт — ни Сема, ни Клод, ни их воины абсолютно не удивились решению королевы Нианга принять личное участие в их безумном рейде. Мало того, они дико веселились, наблюдая за истерикой обеих министров, посвященных в подробности предстоящей отлучки. Уже потом, во время дикой скачки, королева сообразила, что личное участие их короля во всех мало-мальски значимых для Аниора стычках не могло не сказаться на мнении подданных Коррина о правомерности участия самодержцев в вооруженных конфликтах. А вот ее подданные, увы, к этому не привыкли. И, оставаясь без ее «чуткого руководства», как выразился Сема, впадали в тихую панику или ступор.

«Если мы переживем эту войну, то им придется смириться и не с таким… — в какой-то момент решила королева. — Клод привыкла, значит, смогут и остальные».

…Дорога до Леннокса заняла меньше суток — меняя лошадей на каждой почтовой станции, небольшой отряд несся, как выпущенный из арбалета болт. Что интересно, перед самым въездом в город «вымотанные» переходом из Аниора солдаты короля Ольгерда выглядели заметно свежее, чем толком ни чем не занимавшиеся до их появления в столице гвардейцы Шеины. Да и сама королева, еле сидящая в седле, то и дело ловила себя на мысли, что могла бы спокойно спать у себя в покоях, вместо того, чтобы нестись неизвестно куда и неизвестно зачем. Впрочем, стоило ей почувствовать запах моря и увидеть мачты стоящих у причалов кораблей, как упаднические мысли, вызванные запредельной усталостью, куда-то испарились. А вместо них возникло чувство необратимости перемен. Почему-то светлых и хороших.

Последние две недели брат Байлар не находил себе места: с таким трудом собранное им войско, устав ждать начала обещанной великой войны, постепенно выходило из-под контроля. Ладно пираты — привыкшее к долгому ожиданию добычи сборище мерзавцев всех мастей можно было успокоить, выкатив на песок рядом с их лагерями бочки с выпивкой. Употребив внутрь омерзительное по вкусу пойло, островитяне роптать не переставали, но делали это заметно тише. И без особого задора — по большому счету, ежедневное безделье и пьянство устраивало абсолютное большинство экипажей. Исключение составляли их капитаны — претендующие на обещанную долю от добычи, они в среднем два раза в сутки появлялись перед шатром десятника Ренка и интересовались датой начала боевых действий. А, услышав очередное «скоро», пытались вытребовать себе дополнительную долю «за ожидание».

Заметно сложнее было с дикарями — каждый вечер, не дождавшись появления на горизонте корабля с посыльным от сотника Игела, брат Байлар скрежетал зубами и клял свое счастье. Ибо то, что творилось во всех лагерях Ар'нейлов, можно было передать только одним словом — «ужас». Три с лишним тысячи воинственно настроенных людоедов, изнывая от безделья, слонялись по лагерям, задирая обеспечивающих их продовольствием островитян и требуя обещанной крови от всех встречных не-дикарей. Причем если в первые дни после прибытия на архипелаг возникающие между двумя частями огромной армии трения были почти незаметны, то по прошествии полутора недель проблемы стали серьезнее некуда. Например, третьего дня один из интендантов пиратов обнаружил рядом с палаткой вождя одного из племен свежеобглоданные останки человека и чуть не лишился чувств. На следующий день пропало два матроса со шхуны, стоящей на якоре рядом с островом Косого Отрога. В тот же день сам брат Байлар, проходя мимо ужинающих дикарей, заметил человеческое бедро, жарящееся над костром. И это было не самым худшим — пропажа пары десятков местных жителей его совершенно не пугала. А вот недовольство вождей Ар'нейлов, нарастающее с каждым днем, вызывало в нем панический ужас.

Поэтому, привязывая к лапке предпоследнего оставшегося у него почтового голубя донесение, он мысленно повторял фрагменты написанного им текста:

…Напряжение в армии стало критическим. Через сутки, максимум двое, ситуация станет неуправляемой. Если ДО этого момента я не получу вашего приказа, то начну боевые действия самостоятельно, действуя согласно ранее утвержденному плану. Иначе мы потеряем единственный шанс повлиять на ситуацию в регионе…

— Вроде все достаточно понятно… — вздохнув, пробормотал он себе под нос, и, выйдя из шатра, выпустил птицу в воздух. И еле удержался от того, чтобы не схватиться за рукоять топора: со стороны лагеря дикарей по направлению к нему неслась толпа вооруженных воинов с копьями наперевес. И, судя по их лицам, проблемы, о возможном начале которых он не раз информировал брата Игела, уже начались.

— Голос Большого Белого Отца Из-за Бурного Моря! — остановившись в одном шаге перед ним, один из вождей Ар'нейлов, имя которого вдруг вылетело у монаха из головы, с силой воткнул древко своего копья в землю. — Этой ночью Трусливые Женщины, Прячущиеся На Больших Лодках, взяли четыре Руки и два Пальца жизней моих воинов. И похитили одну Руку и один Палец. Их кровь взывает к мести. Ты и твои люди с нами или против нас?

Десятник Ренк похолодел: выбирать между Ар'нейлами и островитянами надо было немедленно. Ибо в глазах стоящих перед ним воинов плескалось плохо сдерживаемое безумие.

— Вы уверены, что это были они? — стараясь немного протянуть время, и с трудом удерживая на лице маску уверенности в себе, поинтересовался он.

— Мои воины бились, как песчаные львы. И забрали в края вечной охоты две Руки и четыре Пальца врагов. Вот их печень, Голос!

Кинув взгляд на окровавленный кусок мяса, зажатый в руке вождя, брат Байлар мысленно застонал: тянуть время больше не получалось, так как высказанное вслух сомнение в принадлежности печени островитянам было бы прямым обвинением вождя Ар'нейлов во лжи. А, значит, надо было давать ответ!

— Кровь твоих воинов требует мести… — приняв решение, зарычал он. — Трусливые Женщины, Прячущиеся на Больших Лодках, заплатят за жизни наших братьев. Этой же ночью…

— Я в тебе не сомневался, брат!!! — счастливо оскалился вождь, и, вырвав из земли копье, издал леденящий душу вопль. Рев доброй сотни глоток его соплеменников тут же поднял с насиженных мест всех птиц в округе.

Не дожидаясь, пока утихнет восторг его соплеменников, Ар'нейл ткнул пальцем куда-то за соседний шатер и ухмыльнулся:

— Две Большие Лодки, Плавающие по Бурному Морю, наверное, уже мои… Твои люди умеют ставить Большие Тряпки, Способные Ловить Ветер?

— Думаю, да…

— Отлично. Значит, на закате можно будет отплывать… А пока я приглашаю тебя вкусить первую кровь…

Как оказалось, выражение «вкусить первую кровь» было не иносказательным. Тела матросов, пытавшихся оборонять корабли, расчленялись ритуальными ножами прямо на глазах старающихся сохранить лицо монахов и тут же, сырыми, употреблялись в пищу! Сразу же после «трапезы» Ар'нейлы принялись водить хороводы вокруг составленных в пирамиды копий, орать жуткие по кровожадности песни и точить и без того содержащееся в идеальном состоянии оружие. Кстати, приняв согласие брата Байлара за выражение уважения к своему народу и обычаям, вожди племен Ар'нейлов решили ответить тем же. Естественно, в их понимании. И к ужину преподнесли неприятный сюрприз: делегация из пары сотен самых уважаемых воинов союза племен, возникнув возле шатров монахов, преподнесла своим братьям по оружию лучший подарок. Окровавленные сердца самых лучших воинов из числа поверженных в бою членов команд парусников! И если прошедшие процедуру Просветления рядовые воины съели их без каких-либо эмоций, то и десятник Ренк, и брат Алир, по своему статусу обошедшиеся почти без внимания брата Гильена, вынуждены были пережить несколько неприятных минут. И, сдерживая тошноту, съесть резко пахнущее какими-то травами человеческое мясо. При этом улыбаясь и благодаря гостей за проявленное уважение. Мысль о том, что такой ужин все-таки лучше, чем мучительная смерть под копьями уязвленных в лучших чувствах Ар'нейлов, неплохо способствовала аппетиту. По крайней мере, после окончания мероприятия среди зрителей не оказалось ни одного недовольного. А, значит, одной из возможных проблем в отношениях с союзниками все-таки удалось избежать…