Вот Дональд, мерзавец, все-таки донес. А ведь времени не хватило совсем немного, Приорат Спокойствия идет по следам, вот-вот выйдет на источник утечки, но Дональд успел нанести удар. Обвинять его сейчас — поистине самоубийственно, значит надо попытаться потянуть время, дать возможность оперативникам завершить работу.

— И, насколько я знаю, до сих пор Магистрат не разобрался с причинами такого провала? — обратился Великий Магистр к Виктору Александровичу.

Вопрос был опасен. Но в нем содержался ключ к спасению, который надлежало вычленить. Надо только показать, что ничего существенного не произошло и надо совсем немного времени, чтобы все исправить.

Но Великий Магистр не дал ему договорить.

— Не следует, сын мой, тратить ненужные слова. Мне ведомо многое, а слова — это только слова.

Великий Магистр высоко поднял голову и каркающим голосом произнес:

— Я объявляю измену Ордену!

Виктор Александрович, вместо того, чтобы испугаться, изумился для глубины души. Нерадение, конечно тяжелое преступление, но измена! Бывает, конечно, что за неправильный переход улицы приговаривают к смертной казни… "Бедная Ия", — успел подумать Виктор Александрович, заметив торжествующий блеск в глазах Дональда.

Виктор Александрович увидел Рыцаря-Экзекутора в последний момент. А Дональд почувствовал его появление по движению воздуха за спиной. Но было уже поздно. Свистящий змеиный звук — и голова Дональда скатилась на полированную поверхность стола.

Обливаясь потом, Сабир сел на кровати. Все начиналось сначала. Чуда не произошло.

…Сабир — воин. У него нет сомнений, нет раздумий. Он беспощаден. Он опасен. Он смертоносен, как укус кобры.

Сабир — друг и собеседник. Он мягок, улыбчив, он прекрасный рассказчик.

Но никто из его врагов и друзей не знал, что его персональный ад начинается, когда он возвращается домой, скидывает одежду и ложится в кровать. Тогда приходит боль. Она стягивает колючим обручем голову, входит в позвоночник и сводит судорогой спину.

Сабир сворачивается калачиком и тихо поет колыбельную, ту самую, которую пела его мама. Боль не уходит, она прячется в голове, где-то за глазными яблоками. Он засыпает, но ненадолго, и все начинается сначала…

Сабир оделся и вышел на балкон. Холод сжал виски, и стало немного легче. Он вышел из квартиры, оставив дверь незапертой. Подморозило, шел легкий снег, и Сабир жадно вдыхал морозный свежий воздух.

На самом деле, боль была его спасением, если она отпускала, то перед глазами возникал маленький мальчик в полосатом халатике, и Сабир с трудом мог удержаться от крика.

Он шел по тропинке Битцевского парка, было спокойно и свежо.

— Воин!

Тихий, вкрадчивый голос. Сабир остановился и резко обернулся. Чувство опасности мгновенно очистило сознание, боль растворилась, видения исчезли, он оглянулся по сторонам. Никого.

— Воин!

Сабир закрыл глаза. Барсу в горах не нужно зрения, чтобы почуять врага. Он просто знает, где враг. По звуку плавно оседающего на землю листа, по тонкому движению воздуха, по учащенному биению сердца. Сабир резко повернулся и протянул руку в сторону тополя, стоящего в нескольких шагах от тропы.

От дерева отделилась высокая фигура.

— Воин, выслушай меня…

— Ну, здравствуй, враг мой, — хищно усмехнулся Сабир и прыгнул.

Его удар ушел в пустоту. Противник как тень скользнул в сторону, уходя от атаки. Сабир еще не закончил движения, когда свет желтых фонарей вдруг стал белым, все окружающее стало выглядеть как картинка в черно-белом телевизоре, редкие снежинки замерли в воздухе, а сам воздух стал густым и тягучим. Он провалился в боевой транс. Пространство свернулось в узкий коридор, в конце которого стоял противник. Обострившимися чувствами Сабир физически ощущал опасность, исходящую от этого человека. Он несколько раз глубоко вдохнул, насыщая кислородом кипящую от адреналина кровь, и рванулся вперед.

На тихой тропинке Битцевского парка, освещенной редкими фонарями, две беззвучные тени метнулись друг к другу, на секунду сплелись в яростной схватке и отскочили в стороны, застыв в боевых стойках.

Сабир, поджарый и хищный с раскосыми глазами степняка, получив удар в подколенную чашечку, подволакивал правую ногу, а его противник, очень высокий, жилистый, с абсолютно лысой головой и оттопыренными ушами, отвел за спину правую руку, оберегая поврежденную кисть.

— Ты доволен, воин? — спросил он.

— Да, — просто сказал Сабир и с уважением кивнул головой.

— Почему ты меня назвал врагом?

— Потому, что ты как друг вошел в дом моих врагов.

Высокий усмехнулся:

— Тогда я твоя цель, а не твой враг.

— Может и так, — согласился Сабир.

— Или, — продолжал высокий, — не то и не другое. Ты же знаешь.

Сабир внимательно посмотрел на собеседника.

— Ты меня видел?

— Да.

Вчера, наблюдая за объектом Ордена, он заметил этого человека, подъехавшего к особняку на автомобиле. Тот вышел из машины и сразу посмотрел в сторону соседнего дома, как раз туда, где была установлена камера наблюдения. Внимательно так посмотрел. У Сабира, сидевшего за монитором, было полное ощущение того, что ему заглянули прямо в глаза.

Сабир сунул руки в карманы спортивной куртки и, не спеша пошел по тропинке. Высокий двинулся рядом.

— Меня зовут Игнат, — он на ходу протянул руку Сабиру, — для друзей — Ганя.

Сабир внимательно оглядел Ганю. Высокий. Сильный. И с добродушной, до ушей улыбкой. Ганя и есть Ганя. Не было еще никого, кто смог бы противостоять находящемуся в боевом трансе Сабиру. А этот смог, и приложил так, что пару дней придется похромать. Правда и сам получил. Сабир больше не чувствовал опасности, не было и не раз спасавшего жизнь ощущения близости врага.

— Сабир, — он пожал протянутую руку, отметив, быструю гримасу боли, проскочившую на лице Гани. А что же ты хотел, дорогой, схватиться с Сабиром и уйти с целыми костями? Хотя кости, пожалуй, целы, а вот растяжение гарантировано.

— Ты — великий воин, — безо всяких предисловий, спокойно и буднично заявил Ганя.

— Да что ты, — ехидно ответил Сабир, — какой воин?! Мне бы в тепле посидеть, да вот видишь, на свежем воздухе прогуляться. Да и тут хулиганы прохода не дают, пристают к прохожим, житья нет.

Ганя рассмеялся.

— Уж извини меня за небольшое хулиганство. Я должен был проверить…

— Ну, и проверил?

— Да, — серьезно сказал Ганя, — ты — великий воин. Я никогда не встречал равного тебе.

Сабир недоверчиво покачал головой.

— Красиво говоришь, приятно слышать. Да только ты сам не слабак, — он с усмешкой ткнул пальцем в бицепс Гани, — вон ручищи-то какие.

— Я — другое дело, — возразил Ганя, — у меня было немного больше времени на обучение.

Они вышли к границе парка. Узкая тропинка выходила на освещенную аллею, Ганя остановился, повернулся к Сабиру и, уже без улыбки, сказал:

— Тебе плохо, воин.

От его тона Сабир вздрогнул, но мягко отшутился:

— А кому сейчас хорошо?

Ганя вздохнул.

— Тебе плохо, воин, — снова повторил он.

Вот так. Так сразу и поставил диагноз. Но даже если плохо, то никому до этого нет дела. Никому. Это моя боль.

— Спасибо, друг, у меня все хорошо, — ласково улыбаясь, произнес Сабир.

— Нет, — покачал головой Ганя, — тебе очень плохо. Я вижу. Ты уже один раз умер. Умерла твоя душа, чтобы последовать за близкими. Тебя убило твое горе. Но ты воскрес, воскрес только для того, чтобы отомстить. Ты отомстил, и пришла пустота. И теперь смерть не отпускает тебя. Ты сжигаешь себя. Как думаешь, сколько ты протянешь?

— На все воля Аллаха, — глухо ответил Сабир.

— Это правда, на все воля Господа, — миролюбиво согласился Ганя, — но получив душу и получив волю, ты сам отвечаешь за свой путь. Как давно ты ищешь смерти?

— Ты что, психотерапевт? — зло ощерился Сабир. — Искал меня, чтобы рассказать о смысле жизни?