По этой причине деструктивный критик в моей фантазии всегда имеет дополнительную информацию для своего собеседника. Он говорит: «А если ты не можешь справиться с моим поведением и делаешь вид, что все в порядке, это указывает на то, что у тебя самого есть проблема. Тебе нужно разобраться сначала с этим.

Если ты разберешься с этим, то одновременно покажешь мне, как я могу решить свою проблему. Однако при этом для меня важно, чтобы я достиг прояснения самостоятельно – без твоего контроля или ожидания».

Наивысшее умиротворение, которое мы, люди, можем испытать, – это примирение со своей собственной глубокой болью потери. Так я вижу это в своей фантазии. Если мы смогли полностью смириться со своей болью потери, то мы от всего своего любящего сердца смотрим на мир, на всех людей и на самих себя, и чувствуем во всем нашем бытии глубокую связь: «Да. Оно такое, какое есть».

Из этого для меня проистекают четыре основополагающие возможности двигаться к ясности в кризисные моменты.

1. Деструктивный критик живет с неразрешенной старой потерей связи и проецирует ее на свое окружение. Здесь я могу научиться понимать его, если буду правильно толковать его бессознательное послание. Возможно, он тоже готов и в состоянии сообщить мне больше о причинах своего поведения. Для этого мне нужно задать ему вопросы.

2. Деструктивному критику не хватает информации/точки зрения или способности. Здесь я могу поддержать его.

3. Я сам живу с неразрешенной старой потерей связи и проецирую ее на свое окружение. Я могу снова осознать это, освободиться от боли или преобразовать ее в ясность и благодаря этому смириться со своей потерей.

4. Мне самому не хватает информации/точки зрения или способности. Этому я могу научиться.

Если эти четыре возможности обобщить, можно получить вывод:

Мы достигаем дальнейшего равновесия, либо когда точно понимаем причины текущего дисбаланса, либо когда овладеваем новой информацией или способностями.

Если же мы сталкиваемся с тяжелыми последствиями или у нас возникают проблемы в отношениях с другими людьми или с самими собой, мы всегда можем сконцентрироваться на вопросе:

«Чего не хватает? Информации, способности или понимания?»

Принципиальный ответ на него мог бы прозвучать так: взгляда на универсальную взаимосвязанность (глава 3).

Когда я полностью осознал пункты 6 и 7 и их последствия и «нырнул» в эти возможности – я ощутил умиротворенность. В собственной открытости и уравновешенности я почувствовал, как импульс написать книгу растворился и исчез. Ничего больше не надо было прояснять, ничего больше не надо было делать. Вот так.

И после этого мой внутренний голос сказал мне:

«Напиши именно об этом».

Сейчас я живу в Кельне (это Оссендорф), в паре сотен метров от Колонеума, где создается множество телепередач, среди которых и шоу «Большой брат». Когда я бегаю трусцой по утрам, я пробегаю мимо здания, в котором это шоу поселило двенадцать человек в одной квартире, «нашпигованной» видеокамерами – они повсюду: за зеркалами, на потолках. Множество телезрителей прилежно наблюдает за происходящим в этой квартире, где добровольные участники съемок живут в изоляции от внешнего мира; они должны в течение семи месяцев как-то общаться друг с другом, выполнять поручения Большого брата, отдаваясь на суд зрителей, решением которых каждые две недели кто-то изгоняется из квартиры. Цель участия в шоу – получить по его окончании двести пятьдесят тысяч евро. Конечно, победителем может стать только один человек – любимец публики, который до самого – победного – конца будет жить в квартире с видеокамерами; зрители не проголосуют против него.

Как территориальная близость к этому публичному сообществу жильцов, так и тема, над которой я работаю в этой книге, привели меня к тому, что я начал активно наблюдать по телевизору, как жители шоу-квартиры критиковали друг друга и как они справлялись с критикой в свой адрес сами. В первые недели меня потрясла проблема, которую мы знаем по игре «испорченный телефон»: Сабрина делится с Ирис своим мнением относительно поведения Коры. Позднее Ирис пересказывает Коре, в своей интерпретации, сказанное Сабриной. Кора обижается. Если же сравнить кадры на пленке, зафиксировавшие слова Сабрины, и кадры, где Ирис передает услышанное Коре, то различия окажутся весьма заметными! По мимике и интонации Сабрины можно предположить, что она не имела в виду ничего плохого и не критиковала Кору; она лишь сообщала о своей точке зрения. Однако Ирис вносит в слова Сабрины свои интонации, и потому первоначальная информация искажается и трансформируется из нейтральной – в критику. Девушка не может буквально передать, процитировать сказанное, и Кора, конечно, обижается – именно из-за этого; таким образом, осуществляется стимулирование к возникновению в ней устойчивого мнения о том, что Сабрина негативно настроена к ней.

Подобное можно наблюдать часто, если не сказать постоянно, в этой программе: один утверждает по поводу другого, что тот «фальшивый» и только играет в «хорошего», а на самом деле задумал нечто скверное. Теперь я это хорошо могу понять. Потому что, если Кора при прямом контакте увидела бы, как дружелюбно Сабрина ведет себя по отношению к ней, и сравнила бы это с тем, что рассказала о Сабрине Ирис, она увидела бы большую разницу. Прежде всего, это объясняется тем, что Сабрине приписывается «фальшивое» поведение: при общении с Корой она лицемерна и ведет себя по-дружески, но «на самом деле» за этим скрывается ее негативное отношение к Коре.

Очень часто один участник шоу рассказывает другому, что сказал или сделал кто-то третий. Из-за этого возникает множество недоразумений, упреков и обид. Однако и без этого феномена испорченного телефона квартиранты приписывают соседям неискренность. И когда кто-то начинает злиться или ругаться, это сразу указывает на то, что он «наконец показал свое „истинное“ лицо».

Здесь я опять нахожу феномен, с которым мы, люди, очень часто сталкиваемся в обыденной жизни: мы рисуем отрицательный образ своего собеседника и верим этой картинке больше, чем тому, что он сам рассказывает нам о себе. И он чувствует себя непонятым нами, чувствует, что на него нападают, и начинает защищаться.

Как часто мы слышим, что какая-то знаменитость жалуется на прессу, распространяющую ложь! В газете напечатали о чем-то и представили читателям образ этой знаменитости, который сама знаменитость подтвердить не может. Таким образом, публичный человек начинает ощущать, что его неправильно поняли, и иногда из-за этого воспринимает публикацию как нападки на себя.

Это чувство, возникающее, когда тебя неправильно понимают, мне знакомо с детства. Порой со мной случалось то, чего я вовсе не хотел. Моя мать, наблюдая за этим, приписывала мне злые намерения и соответствующим образом наказывала меня. Фраза же «Я не хотел!», которую я кричал во время наказания, до сих пор звучит у меня в ушах.

В 2008 году я был озадачен тем, что некоторые рецензенты писали в Интернете по поводу моей первой книги «Я больше вам не подчиняюсь». Они думали, что верно передают часть материала книги по своей памяти, и потом оценивали то, что сами написали. При этом я обнаруживал, что они представляют материал искаженно и неправильно, рисуют совершенно другую картину и ее же и оценивают в заключение. С этой оценкой я мог бы согласиться, если бы я действительно написал такую книгу с таким содержанием. Для меня представлялись неверными и передача содержания, и тот образ книги (или ее частей), который создали для себя рецензенты. Как нельзя кстати сюда подошла бы фраза: «Я не писал этого!»

Чем дольше я разбирался с картинами мира, научными исследованиями функций нашего мозга и психологическими справочниками, тем яснее мне становилось: мы, люди, не делаем ничего иного, кроме как постоянно развиваем миражи. Ученые, в большинстве своем, тоже пытаются личностно истолковывать результаты своих исследований. Известный исследователь мозга, лауреат Нобелевской премии Эрик Кандель в своем интервью Welt Online по этому поводу сказал: «То, что мы называем сознанием, всегда субъективно» и «Человек может быть убежден в какой-то теории, но, когда позднее у него появится больше информации или другая информация об известном до тех пор, картина его представлений изменится, как изменится и его представление, и убеждение. Вот что удивительно в науке. Она постоянно идет дальше – это бесконечный поиск».