Неприятные чувства связывают нас дольше, чем приятные. Они пробуждают в нас желание перемен, желание изменить возникшую негативную ситуацию, чтобы снова почувствовать себя нормально.
Для этого существуют как минимум три возможности.
1. Мы предпринимаем нечто вовне, чтобы отменить критику, объясняя или улучшая ее предмет так, чтобы другой человек действительно смог вникнуть в суть и забрать свои слова назад.
2. Мы находим в себе самих новую («волшебную») точку зрения на критику, и тогда она начинает выглядеть иначе, а мы – чувствовать себя более уверенно.
3. Мы не предоставляем себя воздействию этой критики. Что это значит? Мы принимаем ее такой, какова она есть, позволяем ей быть, интегрируем все возможные последствия, которые могли из-за нее возникнуть, и, сохраняя внутреннее спокойствие, заботимся о чем-то другом.
Наша потребность во внутренней уравновешенности может быть выражена формулой: «Я больше не предоставляю себя этому». Мы хотим чувствовать себя независимыми от желаний и требований других людей.
Почему, собственно говоря, мы должны ставить себя в зависимость от них? Потому что мы боимся их критики, в случае, если больше не будем на них ориентироваться? Или мы боимся критики, потому что хотим свободно реализовывать свой потенциал, включая эмоции и чувства? Наш страх перед критикой дезорганизует нас и выбивает из колеи.
Таким образом, вывод очевиден: мы стремимся избежать критики, желая чувствовать себя в состоянии равновесия. Мы хотим быть собой.
Мне это удается с тех пор, как я научился понимать критику и оценку и разработал особый взгляд на нее. Я больше не бегаю от нее, а просто иначе на нее смотрю. Как? После публикации первого тома «Я больше вам не подчиняюсь» в 2007 году я получил обратную связь в виде критики. Как бы то ни было, в любом случае, благодаря этому я смог многому научиться. Критика, как я теперь понимаю, хорошая возможность понаблюдать за собой и своими эмоциональными реакциями, способ познакомиться с ними – с собой – ближе и глубже. В результате наблюдения за собой я развил новый взгляд, модель мышления, которую я представлю вам в следующем разделе.
Для начала приведу примеры из обыденной жизни. Возможно, вы узнаете в них нечто общее для всех.
Пример 1. Я сижу за фортепиано и просто перебираю клавиши, импровизирую. Моя подруга заходит в комнату и что-то спрашивает у меня. Я расслабленно отвечаю на ее вопросы. Потом звонит телефон – на другом конце провода клиент хочет договориться о встрече для консультации. Мы условились о конкретном времени. Я положил трубку и снова сел за фортепиано. Я чувствую себя внутренне спокойным и уравновешенным. Наслаждаюсь происходящим. В это время у меня нет никаких четких целей, и потому всему есть место.
На следующий день я слышу по радио трансляцию гениально исполненного произведения Шопена для фортепиано. Я воодушевлен и хочу его разучить. В этот момент меня посещает мысль о том, что через три недели у моего хорошего друга юбилей. Было бы неплохо сыграть на фортепиано для него и его гостей. Я знаю, что времени мало, но все равно намерен найти ноты и разучить произведение. Целенаправленно я планирую свое время так, чтобы через три недели преподнести другу музыкальный подарок. Я приступаю к упражнениям с сильной мотивацией. От мысли о выступлении и той радости, которую могу доставить юбиляру, я уже и сам начинаю испытывать заведомую радость. У меня есть ясная цель – ее последствия ниже.
Моя подруга заходит ко мне в комнату и о чем-то спрашивает. Я раздражаюсь – такой банальный вопрос! – и прошу не мешать мне.
Я продолжаю заниматься – звонит телефон. Я нервно хватаю трубку. На другом конце провода клиент хочет договориться о времени консультации. Я назначаю ему встречу через четыре недели, однако он уверяет, что дело срочное, и просит назначить встречу пораньше. Я понимаю, что оказался в ситуации стресса, потому как, если я буду давать консультации, вполне возможно, что не успею выучить вовремя произведение Шопена. Я ощущаю внутренний дискомфорт и утрачиваю состояние уравновешенности и внутреннего покоя – естественно. Я становлюсь, мягко говоря, недружелюбным, но усилием воли преодолеваю это, справляюсь с ситуацией и беру себя в руки. Хотя, если честно, мне больше вообще уже не хочется возиться с этим клиентом. Почему он не понимает, что я и так назначил ему самый ранний из удобных для меня вариантов? Почему ему нужно настаивать на встрече раньше, чем я готов с ним встретиться, и вводить меня, таким образом, в сомнения, принуждать говорить «нет»?
Мое сильное желание выучить произведение за короткое время привело к тому, что я начал исключать все иное из списка привычных для себя, если не сказать обыденных и ежедневных дел.
Пример 2. В годы студенчества, на лекциях профессора Ульриха Михельса по истории музыки, было заведено так: он приходил в аудиторию, вставал у пульта и сразу же начинал говорить спокойным голосом. Все студенты пребывали еще какое-то время в своих разговорах. Шум стоял такой, что профессора никто не мог ни услышать, ни понять. Однако он не заботился об этом. Он не боролся за внимание и полностью предоставлял ответственность за получение знаний своим студентам. Конечно, через короткое время в зале становилось совершенно тихо, потому что почти у каждого студента была цель – услышать и понять речь профессора. Цель «понять» приводила к тому, что каждый сам себя притормаживал, сам устанавливал для себя границы, сам прекращал болтовню с соседом и сам обращал внимание на профессора.
Пример 3. Перед началом репетиции оркестра музыканты уже находятся на своих местах и настраивают инструменты. Кто бывает в опере, тот знаком с этими звуками, когда все музыканты что-то играют – каждый свое, настраивая инструменты или проигрывая отдельные пассажи из произведения. Зрители слышат подвижный хаос звуков. И вот появляется дирижер, поднимает тактовую палочку, хаос звуков прекращается.
Все замерло на несколько мгновений. С началом плавного (или порывистого) движения руки дирижера оркестранты начинают игру. На репетиции часто случаются моменты, когда дирижер останавливает процесс и сообщает о проблеме: кто-то сфальшивил или не попал в ритм, «проспал» и так далее. До момента выступления перед публикой подобным недоразумениям позволялось происходить, и они считались нормой. Но не теперь. Теперь есть общая цель, которой следуют и дирижер, и оркестранты, – сыграть определенное музыкальное произведение определенным образом. Одно из условий достижения этой цели заключается в том, что одни ноты относятся к этому процессу, другие – нет. Иными словами, налицо – факт зависимости всех и каждого участника сценического действия от того, в каком месте произведения они находятся в конкретный момент времени.
Пример 4. Однажды вечером вы заскучали и решили посидеть перед телевизором. Без какого-либо плана вы перескакиваете с канала на канал. Тут входит ваш маленький сын и посягает на пульт. Вы начинаете смотреть телевизор вместе.
В другой вечер вы смотрите увлекательный и решающий футбольный матч. Незадолго до конца игры – счет один-два – «ваша» команда отстает на один гол, но появляется шанс на ничью. Два нападающих совершенно свободно приближаются к воротам противника – и тут ваш сын нажимает кнопку на пульте и переключает на другую программу. Как вы реагируете? «Ничего страшного, переключай, сколько захочешь!» или орете, что обязательно должны увидеть этот удар по воротам? У вас есть такая цель? И сильное желание?
Так вот, собственно, к чему это все: любая оценка – следствие определенной цели или желания. И это естественно и совершенно нормально.
Какое значение я придаю понятиям «желание», «цель» и как я связываю их в своем мире фантазии?
Я уже рассказывал вам о своей формуле: «У каждого элемента есть тяготение к равновесию». При ее переносе на нас, людей, возникает следующий перевод:
элемент = человек,
желание = желание,
равновесие = цель.