— Помогите мне понять это, — сказал я.
— Я пытаюсь вам помочь.
— Возьмем в качестве примера Наполеона.
— Превосходно.
— Человека, который думает, что он — Наполеон.
— О’кей. — Пирсон усмехнулся. — Если вы хотите обратиться к стереотипам, пожалуйста.
Мой партнер Фрэнк как-то заметил, что стереотипы — фольклор истины. Я не сказал об этом Пирсону. Я еще не знал, хочет ли он честно помочь мне. Если Сара права… Но Сару считают ненормальной.
— Индивид, который полагает, что он Наполеон, действительно думает так. Он не подозревает, не ощущает, не сомневается. Человек твердо знает: он — Наполеон.
— Да, это верно.
— Он сознает, что это всего лишь воображение?
— В большинстве случаев — нет.
— Доктор Пирсон… Сара знает о приписываемой ей иллюзорной системе.
— Да, она своими познаниями расширила, обогатила систему.
— Боюсь, что я не понимаю вас.
— Это нелегко понять. Вернемся к Наполеону, если угодно. Если вы попытаетесь образумить человека, который выдает себя за Наполеона, если вы будете доказывать ему, что он не может быть императором, потому что — вот свидетельство о рождении, и в нем черным по белому сказано, что он в действительности Джон Джоунс, вы знаете, что он сделает? Посмотрит на свидетельство и возмутится: «Кто-то изменил имя! Здесь должно быть Наполеон Бонапарт». А если вы будете убеждать его, что никто ничего не менял, что здесь приведены его имя и год рождения, а Наполеон умер в 1821 году, этот человек заупрямится: «Как я могу быть мертвым, когда я сейчас стою перед вами?» О’кей. Если вы скажете этому индивиду, что его собираются увезти из «Убежища», отправить, допустим, на какой-нибудь остров, он тотчас использует эти сведения, вставит их в свою иллюзорную систему. Не Джона Джоунса перевели в другую психиатрическую лечебницу, но его, как Наполеона, отправили в изгнание на Эльбу.
— Мы говорим о разных вещах, доктор Пирсон. Сара знает, в какой системе ирреального мира ей положено пребывать. Она…
— Вы знакомы с Лейнгом? — осведомился Пирсон. — Р. Д. Лейнг. У него есть книга «Узлы».
— Нет, к сожалению, незнаком.
— В книге он приводит серии… Как бы их поточнее назвать… Сценарии диалогов? Во всяком случае, они выражают различные типы поведения и сознания. В одном из них легко угадывается то, что происходит с Сарой. Звучит примерно так:
Есть что-то, чего я не знаю,
но предполагается, что знаю.
Я не знаю, что это, чего я не знаю,
и, однако, считается, что знаю.
Я чувствую, что выгляжу глупо,
так как не знаю того и не знаю другого,
к тому же не знаю, что это, чего я не знаю.
У меня сдают нервы — ведь я не знаю, в чем я должна притворяться?
Что знаю я? Чего не знаю?
Поэтому я притворяюсь, что знаю все.
— Что это значит? — Я пожал плечами.
— Эта модель применима к истории с Сарой. Она знает, какова ее система ирреальных представлений, но не сознает, что живет в этой системе. Она не понимает также, что ее знания, все стороны ее натуры становятся интегральной частью системы, импульсом к ее развитию.
— Во всем этом какой-то двойной смысл, софистика.
— Нет, мистер Хоуп, это не так. Проще простого объявить индивида, который знает о своей убежденности в том, что он является Наполеоном, таким же нормальным, как вы или я. Однако знание никоим образом не влияет на убеждение. Человек по-прежнему считает себя Наполеоном.
— Но Сара не выдает себя за кого-то другого.
— Сара утверждает, что ее отец имел любовную связь с другой женщиной. Этого не было. Сара убеждена, что его неверность лишила ее отцовской любви. И это неправда, фактически он любящий и преданный отец. Сара считает, что она должна быть единственным объектом отцовской привязанности, что она смогла бы заменить его воображаемую любовницу. Она предложила ему… впрочем, может быть, не стоит входить в детали.
— Нет уж, прошу вас, — настоял я.
— Она предложила ему себя. Ее подлинные слова: «Я хочу, чтобы ты пришел, опустился на четвереньки и лизал мою писку, пока я не приму тебя всего».
— Я этому не верю.
— Она повторяла это бесчисленное количество раз — здесь, у меня, своему терапевту. Говорила ли она все это в действительности — другое дело. Но она верит, что говорила. Вы можете прочесть в истории болезни, мистер Хоуп.
— Сара считает, что записи фальсифицированы.
— А, да. Мы все в тайном сговоре, чтобы удержать ее здесь. Ее мать заплатила нам всем — мистеру Риттеру, доктору Хелсингеру, доктору Бонамико, мне, всему медицинскому персоналу в «Убежище». Мы фальсифицируем записи, гипнотизируем Сару…
— Вы гипнотизировали Сару?
— Гипноз не входит в программу ее лечения.
— А что входит?
— Три раза в неделю она встречается с психотерапевтом. Кроме того, мы вводим лекарства т.р.д.
— Что это значит — т.р.д.?
— Извините меня. Три раза в день.
— Вы используете шоковую терапию?
— Этого пока не требуется. На Сару благотворно действуют лекарства, которые мы ей вводим. Вы бы видели ее, когда ее только что привезли! Не думаю, что вы бы узнали в ней ту самую молодую женщину, с которой можно просидеть час или два, наслаждаясь приятной, интеллигентной беседой. Хотя я должен предостеречь вас, мистер Хоуп, это не редкость для параноидальных шизофреников — чувствовать себя спокойно и расслабленно в больничной обстановке, особенно с теми, кто вызывает доверие. Как вы, например. В таком «безопасном» окружении пациент способен ораторствовать часами, без перерыва, проявляя последовательность, эрудицию, а порою и остроумие при условии, что предмет разговора остается нейтральным.
— Сара и я не касались ничего такого, что хотя бы отдаленно могло считаться нейтральным. Мы беседовали об ее отце, его смерти, его завещании. Мы обсуждали мнимую систему галлюцинаций…
— Мнимую? Нет, мистер Хоуп, подлинную. Сара Уиттейкер — очень больная женщина.
— Она не кажется мне больной.
— Ну… — Пирсон развел руками. — Ясно, не такой больной, какой она была, когда впервые появилась здесь. Благодаря лекарствам, которые подействовали. Но поверьте, ей предстоит еще долгий путь…
— Она была тогда другой, не такой, как сейчас?
— Начнем с того — и это типично для параноидальной шизофрении, — что она сразу объявила, что приехала сюда не по собственной воле, что ее привезли силой. Ее поведение…
— Так, собственно, и было, — вставил я.
— Да, но после осмотра, после слушания дела в суде, после того, как ее признали умственно неполноценной. Я уверен, вы знаете, какое было дано заключение.
— Да, все по закону.
— И приговор был справедливым. Ее бы не поместили сюда без причины, мистер Хоуп.
— Она логична и последовательна в своих рассуждениях. Была ли она такой, когда вы приняли ее?
— Абсолютно. Но логика логикой, а содержание ее речей — совсем другое дело.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, разговоры ее вращаются исключительно вокруг заговора, тайного сговора, она утверждала, что не делала попыток к самоубийству…
— Полицейский офицер, который доставил Сару к Добрым Самаритянам, не заметил в ее комнате ни лезвия бритвы, ни пятен крови.
— Доктор Хелсингер видел рану на ее левом запястье.
— Но полицейский офицер обязан замечать такие вещи.
— При всем уважении к нашей полиции доктор Хелсингер куда более компетентен судить о попытках самоубийства. Суть в том, мистер Хоуп…
— Вот мы и дошли до сути…
— Да. Суть в том, что Сара была явно ненормальна, когда поступила к нам. Враждебна, подозрительна, взбудоражена — все симптомы параноидального состояния. Она…
— Допускаю, что у меня были бы те же симптомы, знай, что совершенно нормального меня препроводили в…
— Мистер Хоуп, она не была нормальной. Она больна. Пожалуйста, поймите это.
— Я пытаюсь понять, почему вы так считаете.