Пока Екатерина объезжала с миротворческой миссией Лангедок, Месье продолжал свою безумную авантюру в Нидерландах. Невольно выпустив его из-под своего контроля, — ибо не могла же она быть одновременно и тут, и там, — королева-мать постаралась по возвращении образумить заблудшего сына. Следует заметить, что младший сын, для которого она так много делала, даже не соизволил, сославшись на плохое самочувствие, встретить ее, когда она возвратилась из долгой поездки. Екатерине самой пришлось отправиться к нему, дабы попытаться наставить его на путь истинный. Она знала, что единственный способ сделатьэто — дать Месьето, чего он хотел, а именно корону. Из всех возможных вариантов наиболее привлекательным ей представлялся самый фантастический — брак сына с Елизаветой Английской, даром что та на четверть века была старше потенциального жениха. Сколь ни утомила ее долгая поездка по югу Франции, ради такого случая Екатерина собралась даже лично посетить Лондон в роли свахи, почти не сомневаясь в успехе дела. Жаль, что эта поездка так и не состоялась: какой интересной получилась бы встреча двух легендарных королев! Поразмыслив, Екатерина решила направить в Англию самого Месье, дабы он показал себя королеве во всей красе. И действительно, тот посетил Елизавету, и даже не раз, с результатом, о котором узнаем чуть позже.

Между тем истек срок, на который по условиям договора, заключенного Екатериной с гугенотами в Нераке, в их распоряжение предоставлялись крепости. Однако вожди гугенотов скорее готовы были возобновить войну, нежели отказаться от такого преимущества, как обладание крепостями. Именно тогда и разгорелась нелепая война, которую историки впоследствии окрестили «Войной влюбленных». Это была уже седьмая по счету религиозная война. По романтическому преданию, причиной ее возникновения послужило то, что дамы двора короля Наваррского подвигли своих возлюбленных сражаться за них по примеру средневековых рыцарей. В действительности же все было гораздо прозаичнее: гугенотам пришло время возвращать французской короне упомянутые крепости, чего они никак не хотели делать. Вероломство людей, еще недавно клятвенно обещавших придерживаться условий достигнутого соглашения, до глубины души оскорбило Екатерину.

Военные действия начал принц Конде, которому католики не давали вступить в управление Пикардией. Решив добиться своего с помощью оружия, он 29 ноября 1579 года в результате внезапной атаки захватил укрепленный город Лa-Фер. Дабы сохранить за собой положение вождя протестантов, Генрих Наваррский, не желая отставать от кузена, счел необходимым выступить на его стороне. Прежде всего, он договорился о совместных действиях с вождями гугенотов в Дофине и Лангедоке. Обеспечив таким образом свои тылы, он 13 апреля 1580 года покинул Нерак, предварительно запросив помощи у Англии и обратившись с манифестом к дворянам и с протестом к Генриху III и Екатерине Медичи «против несправедливости, вынуждающей его взяться за оружие»; при этом он более не уверял их в своей верности центральной королевской власти. Для него, надо полагать, явилось неприятным сюрпризом то, что вскоре многие гугеноты, на долготерпение и страдание которых он ссылался, предпочитали и дальше терпеть и страдать, нежели сражаться за безбожного и распутного вождя.

На первых порах Генриху удалось собрать смехотворную по численности армию — около двухсот дворян и чуть более полутора тысяч аркебузиров. Кампания началась с мастерски проведенной операции. 29 мая 1580 года король Наваррский приступил к осаде Каора, а спустя несколько дней город был взят штурмом. Сражение у стен Каора явилось главным событием «Войны влюбленных». В целом же роялисты одерживали верх. На северном фронте Генрих III отвоевал Ла-Фер, чем спровоцировал бегство Конде в Германию. После успеха в Каоре ресурсы Генриха Наваррского оказались исчерпанными и он был вынужден перейти к оборонительной тактике.

И тогда Екатерина, как водится, заговорила о мире. При этом она проявила неожиданную для многих инициативу, поручив Месье вести от имени короля переговоры с гугенотами, — правда, при поддержке двоих ангелов-хранителей королевского трона Франции, советников Вильруа и Бельевра. Это был весьма тонкий ход с ее стороны: стараясь заинтересовать своего ничтожного отпрыска королевской политикой на самом высоком уровне, она надеялась отвлечь его от безумной авантюры в Нидерландах, грозившей позором ему самому и бедствием Французскому королевству. Месье, однажды уже заключивший мир от своего имени, отправился к бывшим союзникам в Гиень и 26 ноября 1580 года заключил с Генрихом Наваррским мир во Фле, близ Бержерака. Король Наваррский получил на шесть лет крепости, предоставленные ему соглашением в Нераке только на шесть месяцев. И опять повторилась давняя история: все участники конфликта (за исключением, может быть, самого Генриха — не зря очередное примирение назвали «миром короля Наваррского»), в силу обстоятельств вынужденные пойти на мировую, выражали свое недовольство, и особенно резко гугеноты, полагавшие, что герой штурма Каора, удовлетворив собственные притязания, плохо отстаивает интересы протестантской партии.

Мир во Фле порадовал Екатерину хотя бы уже тем, что ее младший отпрыск, этот enfant terrible, выступил в роли государственного мужа, проявив при этом верность королю. Как рада была она обманываться, когда дело касалось ее детей! Она искренне уверовала в то, что сможет направить Месье по правильному пути. Ее письма к нему полны мудрых политических советов. Остается лишь пожалеть, что ее дорогой Алансон, герцог Анжуйский, он же Месье, не имел ни способности, ни желания постигать политическую науку матери. Она писала ему, видевшему себя завоевателем Нидерландов, что в случае войны с Испанией Франция не может рассчитывать на помощь ни Англии, ни лютеранских князей Германии, и умоляла его осознать всю степень риска, воистину смертельного риска, сопряженного с этой войной. Не следует также верить, убеждала она сына, заявлениям о том, что внешняя война убережет Францию от гражданской войны — напротив, она не только не устранит враждебные королевской власти группировки, но и еще больше усилит их. Придет время, когда Месье убедится в правоте материнских слов, но будет уже слишком поздно.

Рано порадовалась Екатерина «возмужанию» своего младшего отпрыска, обретению им качеств государственного мужа. Якобы внимая материнским наставлениям, он уже замышлял очередную подлую измену. Прилагая усилия к заключению очередного мира в казавшейся бесконечной череде гражданско-религиозных войн, Месье был движим отнюдь не миролюбием и не состраданием к соотечественникам, гугенотам и католикам, истреблявшим друг друга в смертельной схватке. Война, по его разумению, должна была продолжаться, только в другом месте — в Нидерландах, против испанцев, а для этого ему нужны были гугеноты короля Наваррского. В очередной раз собрав армию из французских протестантов, герцог Анжуйский бросился во фламандскую авантюру, самую безумную в его жизни.

Испробовав, казалось бы, все способы воздействия на строптивого сына, Екатерина решила повлиять на него и его гугенотское ополчение через Генриха Наваррского, которого надо было ради этого привлечь к французскому двору. Она знала, что супружеская жизнь Генриха и Марго опять разладилась и что для ее дочери пребывание в Нераке день ото дня становится все более невыносимым. Екатерина предложила ей возвратиться в Париж, прихватив с собой и фрейлину Фоссезу, любовницу Генриха, за которой, как полагала дальновидная королева-мать, потянется и зять. Ради этого Генрих III выделил 15 тысяч экю на дорожные расходы. Король Наваррский не удерживал супругу и даже вызвался лично проводить ее до Пуату. Несмотря на свой возраст и недомогание, Екатерина отправилась навстречу дочери и зятю. Всю дорогу Генрих был весел и учтив, порождая у жены, а потом и у тещи ложные надежды на воссоединение при парижском дворе. 28 марта 1582 года в Лa-Мот-Сент-Эре он приветствовал тещу, преклонив перед ней колено, как подобает доброму сыну. Затем последовал банкет, на котором, а особенно после него политические противники обменялись взаимными упреками. Генрих заявил Екатерине Медичи протест против ущемления его полномочий в Гиени, на что та ответила ему, что он как гугенот и глава протестантской партии не может рассчитывать на полное доверие короля. Затем, обратившись к присутствующим гугенотам, она сказала: «Господа, вы губите короля Наваррского, моего сына и себя», словно бы снимая ответственность с зятя, подпавшего под дурное влияние, и оставляя ему открытым путь к примирению — при французском дворе.