- А ещё я обучался у профессора Эмгольца в Германии.

 - Когда ж такое было и, почему я нашёл тебя в числе простых рабочих, копавших канавы? – поинтересовался Вингерфельдт, закуривая дорогую сигару.

 - Алекс, ведь успех к тебе не сразу пришёл, я прав? Я долгое время обучался математическим наукам, и хотел было посвятить себя полностью им, но случилось то, с чем я не мог смириться. Не было денег. И, следовательно, дальнейшее обучение, а следовательно, и карьера легендарного математика оказались мне не под силу. Увы, всё именно так. Ради денег пришлось и канавы порыть. И даже здесь я чуть не оказался на грани жизни и…

 - Довольно! – резко оборвал дядя Алекс. – Мы все тебя прекрасно поняли. Ты знаешь нас: работа у нас постоянная, а заработок лишь на бумаге. Странно, почему ты тут задержался, с нами?

 - А почему задержались все остальные здесь? – поспешил спросить Бари.

 В глазах Вингерфельдта загорелись весёлые искорки. Опять это его обаяние? Которое позволяет жертвовать людей временем и работать за копейки в тиши его лаборатории? Но они верили в своего дядю Алекса! И в этом была вся удивительная сила этого загадочного феномена, пожалуй.

 - Могу ли я с вами приступить к работе? Книги мои уже давненько здесь лежат.

 - Что ж, прекрасно, дорогой друг! Это значит, что нам ничего не стоит начать всю нашу весёлую работу!

 И все вновь набросились на эту несчастную лампу накаливания. Они вмиг окружили её, подобно тому, как коршун окружает свою добычу, и решили уделить ей весьма большое время. Вингерфельдт крикнул Авасу, и вновь свет погас в подвале. Жуткая темнота, хоть глаз выколи. Вновь пробивается слабый свет от лампы. И тут же потухает. Вингерфельдт, в виду своего грубого характера, тут же спешит выругаться, после чего уходит полностью в задумчивость, а Авас вновь включает газовое освещение.

 - Должно. Должно сработать! – говорит дядя Алекс сдавленным тоном, скорее не себе, а этой лампе, словно произносит над ней какое-то заклинание, которое обязательно должно исполниться.

 - Но не работает, - вздыхает Нерст, но послушно готовит следующую спираль, и что-то попутно записывая в свою книжку.

 В это время Бариджальд роется в своих многочисленных книгах. Кажется, ещё немного, и у него глаза полезут на лоб от столь обильного чтения всех этих фолиантов, исполненных интегральными исчислениями, формулами и специальной научной терминологией. Но он тоже не сдаётся. Он верит дяде Алексу. И все верят ему. Если сломается Алекс – значит, сломаются все. Но Вингерфельдт не ломается. Он словно бы железный.

 - Платина… Платина… Платина! – шепчет, словно заговорённый, Бариджальд. Теперь он уже не похож на того оборванного человека, каким казался раньше, ещё до того, как стали проходить эти опыты с лампой.

 - Что ты там вычитал? – спросил грустно Нерст.

 - Платина! Тугоплавкий металл. Он не должен плавиться!

 - Но он же плавится, - Нерст грустно стукнул пальцем по стеклу следующей лампы, явно раздосадованный в себе и во всех достижениях их маленькой компании.

 - В книге ошибка, - глухо поясняет Вингерфельдт, продолжая пожирать взглядом этот несчастный огрызок стекла, словно бы на нём было запечатлено решение всех их проблем.

 - У вас имеются какие-нибудь математические теории или вычисления?

 Нерст и Бекинг встретили этот вопрос презренным смехом. Такое ощущение, словно бы Бари заново попал к ним на работу. Может оно так и есть – ведь до этого их пути редко пересекались, в основном голландец работал со своими машинами и больше уже никуда не старался вмешиваться. Но так ведь никогда не бывает.

 - Какая там теория! – махнул безнадёжно рукой Алекс. – Мы же все экспериментируем, и этим всё сказано. Вот, их уже десять тысяч, этих ваших экспериментов.

 - Значит, пойдём другим путём. Как физику, вам должен быть известен закон Ома, не так ли?

 - Ну да, я прекрасно понимаю его. Георг Ом, ведь, да? – Вингерфельдт слегка постучал по стеклу пальцем, что оно издавало несколько слабых, тоненьких и дрожащих звуков.

 - Сила тока прямо пропорциональна его напряжению, - продолжал блистать своими знаниями Бари.

 - Ой, ну хватит умничать! – вздохнул Бекинг. – Все тут умные сидят, но что-то ничего не выходит.

 Глаза Вингерфельдта пригвоздили своего личного механика к стене, и он с уже равнодушным видом взглянул на Бариджальда, который уже запасся изрядной порцией научных знаний. Которые до этого момента где-то покоились далеко в его голове. Лишь бы этот башковитый математик не оплошал. Зря Вингерфельдт так мало ему внимания уделял. Ох, зря!

 - И эта же сила обратно пропорциональна сопротивлению.

 - О! Вот как он, оказывается, называется! – смеются глаза Альберта Нерста.

 - Мы зовём его просто «вещь», - пояснил Авас Бекинг.

 К Бариджальду вернулось творческое вдохновение, и он полез в дебри науки, о которой до этого мог только догадываться. Со своей книгой он действительно резко преобразился и стал сам на себя не похож. Но ему шла роль профессора математики, к которой он, сделаем предположение, наверное, стремился. Лёгкое удивление скользнуло на его лице. Он поражался невежеству этих учёных людей.

 - Невероятно! Ведь вы имеете дело с разряжённым воздухом!

 - Конечно, я понимаю закон Ома. Так, подождите, - Вингерфельдт резко ушёл в себя, соображая, и мгновенно что-то перебирая в своей памяти. – Разряжённый воздух… Разряжённый воздух!

 С видом открывшего вновь закон Ньютона, он подошёл к лампе и чуть-чуть постучал по её стеклу. Видно было, что его осенила гениальная мысль. Все замерли, и решили подождать, что же сейчас он такое скажет гениальное. Ждали недолго.

 - Альберт! Что находится внутри электролампы?

 - Платина, - как-то невнятно побормотал Нерст.

 - Что ещё, Авас?

 - Ну, что ещё? Ничего. Только воздух! – как-то растерялся от этого расспроса главный помощник Вингерфельдта во всех его начинаниях.

 - Воздух! Кислород! Он помогает гореть огню! – дошло до Нерста.

 - Всё, что мы должны сделать - это откачать отсюда воздух! – с просветлённым лицом сказал Алекс. – Теперь я наконец понимаю, причём здесь идеи с насосами. Если мы выкачаем воздух из лампы, то тем самым создадим вакуум.

 - Всё дело в насосе, - многозначительно произнёс Нерст.

 Все посмотрели как-то странно на Бариджальда. А что Бари? Голландец прекрасно понял все их мысли и идеи, покрывшие так разом их умные головы. Он прекрасно понял, что эту идею с насосом целенаправленно вешают на него. Впрочем, он и не возражал. Ведь это его работа – заниматься техническим оборудованием. Он и сам как-то обмолвился, что имеет множество знакомых в таких поверенных делах.

 - Чего же мы ждём? – нарушил тишину задумчивый голос Вингерфельдта. – Бари, мы тебе намекнули. Иди, отправляйся за ним! И поскорее.

 На следующий день (и где он только успел!), Бари принёс громадный деревянный ящик, в котором и лежало то самое сокровище, которого так ждали Вингерфельдт и вся его команда. Они положили его на пол в лаборатории, причём, как они его донесли (а именно Авас и Бари) до пункта назначения, минуя дверные косяки и ступени, осталось непостижимой загадкой.

 - Как только ртуть пройдёт через трубку, насос выкачает воздух, - произнёс с умным видом Бекинг.

 Перед ними стоял громадное сооружение из множества колб и труб, которому и выпадала такая честь делать всю эту непростую работу. Собирали они его быстро – работа не требовала промедлений. Вингерфельдт облокотился на стол и с напряжённым видом принялся наблюдать за всеми ними. Теперь осталось запустить весь этот механизм в действие, что было очень непросто.

 Машина заработала, Нерст налил ртути в трубу. И пошло действие. Бари всё это время провёл на корточках возле указателя и внимательнейшим образом принялся следить за стрелкой на приборе, которая очень даже лихо поворачивалась в сторону. Он поднялся с колен с просветлённым лицом, словно бы открыл что такое, что ещё никто до него никогда не делал.