Порой он работал в тишине, брал ночные часы, часть из которых всё же умудрялся употреблять на личные нужды. Надькевич так же с простотой и лихостью, свойственных ему, одновременно доставал Нерста, читал какие-то книги… и не пропускал ни одного слова. Таков уж был сей парадокс. Но дальше ещё интереснее – несмотря на разгоревшуюся войну между ним и Нерстом, Академик ни разу не рисковал пойти против него. Чем это мотивировалось – так и осталось тайной за семью печатями, а Мориц продолжал испытывать терпение Альберта, у которого, впрочем, его было очень даже много.

 Надькевичу ещё повезло – на работу он попал случайно, зато теперь вполне заслужил право находиться в этом маленьком сообществе ближайших к Вингерфельдту людей. Дядя Алекс говорил, что позже употребит его на более полезную работу, стоит только подрасти Морицу. А пока стучало перо, крутился валик телеграфа, а на улице звенела вьюга… Полностью однообразные и ничем не оправданные дни. А Надькевич не жаловался, продолжая продумывать, как можно поиздеваться над Нерстом, когда он выходил из лаборатории. Почему именно Альберт стал потенциальной жертвой нападок? Так уж бывает, что холодные и опасные люди всегда привлекают внимание прежде всего простой и логичной причиной: когда начинаешь против них строить козни, это добавляет адреналина – ибо ты никогда не знаешь, чем это всё для тебя закончится. Вот и здесь так же. Тем не менее, Академик всё же внушал какое-то уважение, и несколько боязнь в душе, особенно когда злился. Тогда его лицо напоминало ощетинившегося тигра, но разозлить его было не так уж просто, хотя и возможно – Нерст был довольно нервным человеком. Всё же остальное время он был человеком безобидным, избегающим общества.

 Телеграфисты – ещё одно романтическое течение этого хорошего времени. Во всём мире можно было отличить этих весьма необычных на вид людей, чем-то напоминающих хулиганов: кепка – всегда набекрень, небрежная походка морского волка, поспешность в делах и решениях, во рту порой табак, работу выполняют с прилежанием. Не всем удавалось попадать в это общество романтиков – но вот Алекс и Надькевич – особые случаи….

 Вновь крутится валик телеграфа. Эх, и почему именно эта работа? Но ведь нужен же телеграфист в компанию – дядя Алекс сам был свидетелем того, как важно вовремя получать быстрые сообщения. Да, Вингерфельдт вошёл в историю, как самый быстрый телеграфист, хотя у него ещё вся жизнь впереди, а ему, Морицу, вряд ли суждено добиться таких же громоподобных успехов. Ну, какой из него скорописец? Хотя ладно, работа есть – и то хорошо. Всем компаниям Вингерфельдта (а их было пожалуй больше, чем в мире упоминаний имени Нобеля), надо было держать связь между собой. Порой они попадали в такие ситуации, где всё решала лишь скорость. И это всё взвалили частично на Надькевича. Здесь, в Праге была прямая связь, полезная в чрезвычайных ситуациях, ибо последние случались довольно часто, и нужна была страховка. Один раз одна из компаний попала в осадное положение – но выручать же надо. И лишь через несколько дней пришла помощь. И так бывает. И за биржей следить надо – чтобы акции компании не упали, а наоборот… Хм, кто же там на бирже-то умничает? Да, Витус. Бесполезный в компании, но нужный в финансовых делах – таким он и был. Здесь каждый имеет и недостатки, и таланты. А иначе их бы попросту тут не было. Компании периодически отсылали какие-то известия со всех концов света, и всё на телеграфы, одним из которых был и этот, стоящий в так называемой зале.

 Мориц отвлёкся от работы и посмотрел в окно. В глаза ударило ослепительной белизной снега, и он на миг зажмурил глаза, чтобы не чихнуть. Потом понял, что смеркается, и пошёл включать газовое освещение. Он не успел подняться, как услышал знакомый щелчок. Кто-то его опередил. Обернувшись, увидел Нерста с газетой под мышкой. Надькевич вновь сел на стул и со скучающим видом принялся рисовать какие-то узоры на бумаге, словно бы работа не требует никакой торопливости.

 - Давно уже тут? – спросил Альберт, сладко зевнув. Он давно уже потерял счёт времени.

 - С раннего утра, - ответил неопределённо Мориц, ибо у всех разное это «раннее утро». Он всем видом пытался показать, что закорючки на бумаге гораздо интереснее, чем всё на свете, включая и самого Альберта Нерста.

 - Вон, в этой газетёнке написано много интересного. Дядя Алекс мне сообщил ещё пару новых фактов к этой теме. Тебе это будет интересным.

 - Ну, допустим, - Надькевич выглянул из-под телеграфа, и увидел своё отражение на стекле. Худощавый пятнадцатилетний парнишка с веснушками на щеках, с растрёпанными чёрными волосами. И рядом – изображение Нерста: высокий интеллигентный человек в пенсне, напоминающий лаборанта после лекции, с каким-то напряжением на лице.

 - Так вот, - для подтверждения своих взглядов он раскрыл газету, хотя знал её содержание. – На днях к нам тут наведывались журналисты, явно подкупленные какими-то газовыми компаниями. Вот они-то нас и снабдили расспросами по полной программе… Ну, как тут сократить-то всё это дело? Ладно, попробую. Значит, слушай, дорогой Веснушкин. Дядю Алекса своими расспросами они довели до того, что тот их поспешил с гневом выставить за дверь. Вот тут-то и начинается всё веселье. Дав журналистам подзатыльника, Вингерфельдт успел прокричать, что его компания ещё чего-то стоит во всех отраслях промышленности. Это относится и к телеграфу, Мориц. Перехожу к заключительной части. Сегодня, в четыре часа дня (Нерст выразительно взглянул на часы) пройдёт проверка по нашей телеграфной линии. Почему именно телеграфной? Потому что все знают, что а ней сидит неопытный мальчишка. За нашей телеграфной линией будет наблюдать весь мир. Но и это ещё не всё. Условия игры звучат не просто так, всё не будет идти как обычно, с тобой, друг мой, будет связываться один из филиалов одной из газовых компаний (поставит профессионального телеграфиста), и будет постоянно увеличивать скорость на линии.

 - Так что же – на мне вся честь компаний и достижений Вингерфельдта?! – разинул рот от удивления Надькевич.

 - Не знаю, - честно ответил Альберт и взглянул из-под пенсне на него. – Тут ведь в чём так же козырь: все знают промышленника и профессионального изобретателя дядю Алекса, но никто не помнит одного из лучших телеграфистов мира Вингерфельдта…

 - И ты думаешь?!

 Нерст был абсолютно хладнокровен и спокоен. По крайней мере, именно таким он хотел показать себя в данный момент. Надькевич несколько минут пытался прийти в себя от всего только что им услышанного и привести мысли в надлежащий порядок. Альберт слегка кивнул головой и хитро усмехнулся – в его глазах показался блеск хищника:

 - Да, я думал по этому поводу. Но зная Алекса, не решусь строить свои предсказания до определённого момента.

 - А почему же ты пришёл сюда, а не Вингерфельдт?

 - Нет, он, конечно, мог сюда придти. Но я думаю, с нервным и возмущённым, закуривающем уже десятую сигару не очень-то приятно находиться рядом. Одно дело я – я привык к его обществу, а другое всякие товарищи, вроде тебя, у которых психика не обладает такой устойчивостью. В общем, сейчас лишь три часа. Так что набирайся мужества. Оно тебе ещё пригодится, я полагаю.

 Нерст был прав: Вингерфельдт в течение дня закуривал одну сигару за другой, забывая даже о своей лампе накаливания. Он выстукивал пальцами какие-то победные марши на столе, погрузившись полностью в себя. Его выражение лица напоминало дикого зверя, а взгляд был словно у голодного волка, заведённого в тупик. Он бы ещё неизвестно сколько просидел в подобном положении, если бы не Мэриан. В его голове витали самые разные мысли, но ни одна из них, как ни странно, не пересекались с настоящими событиями.

 - Ах вот ты где! – обрадовано вскрикнула племянница Вингерфельдта, найдя его в лаборатории и даже прихлопнула в ладоши. Она выглядела настолько необычно, что заставила дядю Алекса оторваться от своих размышлений.

 - Что это ты так нарядилась? Вроде праздники ещё ни скоро…