- Ты ведь знаешь, что отталкиваешь людей от себя своими эксцентричными привычками?

 - Мне не нужны люди, - глаза её блеснули. – Когда они были, мне было только хуже. Сейчас я наедине с собой. И ничего страшного не происходит. Меня всё терзают думы.

 - А меня кошмары, - вдруг сорвалось с языка Читтера, и он себя невольно возненавидел за это.

 Женщина удивлённо взглянула на своего собеседника, ожидая увидеть что-то новое в его прежнем облике, и невольно поразилась страшной перемене в его лице. Чёрные круги под глазами, болезненно-белый цвет лица, как у смерти, глаза лихорадочно блестят во тьме, но прежняя их живость словно бы куда-то испарилась

 - Я думаю, ты прекрасно догадываешься, отчего все эти грехи ко мне привязались, - тоскливо произнёс Генри, искренне тоскуя по прежним временам. – Я вот уже не сплю пять ночей. Ничего с собой поделать не могу. И Вингерфельдт тут совершенно ни при чём!

 - Это всё воспоминания? – поинтересовалась настороженно Илайхью.

 - Да! – с жаром и некоторым раздражением воскликнул Читтер. – Я вижу снова и снова этого проклятого Нерста, чёрт бы его побрал! Я вижу Аляску, я вижу политые кровью деньги…

 - Ты знаешь о происхождении денег гораздо больше, чем сам Морган, - начала осторожно Илайхью, не решаясь расшевелить всего Генри к этой давно наболевшей у них на душе теме. – Поэтому ты в последнее время так боишься газет?

 - Что? Боюсь? Что там такого? – как-то растерялся Читтер.

 Илайхью протянула руку за газетой на его столе и указала на первую страницу. На ней явно были выделены Вингерфельдт и его помощники. Мало того! Ногтём Читтера была выделена фамилия того самого Альберта. Илайхью болезненно сморщилась. Да, это были больные воспоминания и для неё в том числе. Для них для всех. Тогда они все были рядом, а сейчас?

 Кто они? Сейчас у каждого своя жизнь, и все боятся точек их пересечения. Одна Илайхью стала общаться с Читтером, и то, по его инициативе. Все они пытаются забыть это время, но ничего не получается. Сбросив пепел с сигареты, Илайхью с самым холодным взглядом взглянула на Генри, словно бы что-то хотела ему сказать. Читтер весь напрягся.

 - Я не знаю просто, что делать. Мне сейчас плевать на все свои дела, на всё, что творится в мире! Я чувствую себя как преступник, которого ожидает из-за каждого угла наказание!

 - Это совесть, - угрожающим тоном начала Илайхью. – Ты всегда дрожал о своей биографии. Разве мне ли не знать обо всех её положительных или отрицательных моментах, а?

 - Если бы всё творилось так, как ты хочешь… - начал оправдываться Читтер.

 - Всегда есть лучшие пути к жизни! Ты сам выбрал свой путь. Посмотри на себя, Генри! Ты великий финансист и монополист, а разводишь тут такую ностальгию, словно бы в тебе осталось что-то человеческое! – с укором произнесла Илайхью.

 - Я всё-таки ещё сохранил что-то от своей прежней души! Во мне ещё что-то осталось! – затем Генри отложил в сторону трубу, поднялся со стула и подошёл к окну. – Какое сегодня звёздное небо. Давненько я не замечал этакой простоты!

 - Ты уходишь от главного вопроса. Я давно знаю тебя, и одно могу сказать, что человек, для которого людишки (да, именно так!) ничтожны и ничего не значат, не может говорить о каких-то человеческих чувствах.

 - Когда я умирал в трущобах, - Читтера уже стало нести. – Хоть кто-то вспомнил обо мне? Хоть кто-то из людишек помог мне? Они остерегались меня, они ненавидели меня! Презирали, хотели смешать с грязью. И ты хочешь, чтобы я ещё остался абсолютно равнодушным к этому?!

 - Я ничего не хочу! – резко крикнула Илайхьью.

 Глаза женщины сверкали, и в них отразилась боль. Та же боль воспоминаний. Она несколько секунд приходила в себя, потом отвернулась в сторону. Лампа чётко осветила её суровый профиль, который ей подарила эта жалкая судьба, и Читтер впервые испытал к ней какую-то жалость. Он на миг задумался о том, через что пришлось ей пройти, чтобы так важно сидеть в его кабинете. Эта суровость и чопорность так и останутся, вероятно, до конца её жизни.

 Но она сама выбрала свою судьбу. И последняя здорово истязала её, бросая из стороны в сторону. Вместо сердца у Илайхью остался кусок льда. Такой подарок ей принесла ранняя жизнь. Страшный поступок, совершённый когда-то давно навсегда оставил на ней отпечаток и заставил распрощаться со всеми благами жизни.

 - Ты ведь должен понимать, Читтер, что мы оба с тобой давно уже потенциальные висельники! – в глазах её появилось что-то весёлое. – На нашей совести висит множество подобных дел. Но меня заставила жизнь, а что заставило тебя – я не могу никак понять.

 - Никакие из нас не криминальные авторитеты! – возразил глухо Генри. – Мы всего лишь люди, и людьми останемся…

 - Если бы! – передразнила Илайхью. – Эта жизнь бросила нас так, что ни о каких благах нельзя и вовсе помышлять. Что толку от твоего возвышения в глазах всего мира? Ты по-прежнему остаёшься лишь мелким хулиганом, жалким бедным мальчишкой, шатающимся от голода и бедности, а стремишься стать таким же железным воротилой, как все эти магнаты. Но разве это твоя порода, Генри? Ведь у них нет сердца.

 - А разве у меня что-то осталось ещё? – он презрительно усмехнулся. – Разве я что-то сделал, за что меня можно считать добродушным и приятным человеком. Ты знаешь же, как я ненавижу этот мир!

 - Тем не менее, - отрезала Илайхью. – Ты сам идёшь в этот мир, несмотря ни на какие преграды и пороки, которыми изобилует свет. Разве я не права? Посмотри на себя со стороны, Читтер, разве здесь кроется твоё счастье? Ты не думал, почему тебя мучают кошмары, а?

 Генри взглянул на неё отсутствующим взглядом. Язва в его душе только разрасталась ото всех этих разговоров. И уже ничто не могло заглушить её или исправить…

 - А ты не думала, почему я хотел именно большего ото всей своей жизни? Почему я лезу туда, где только самые богатенькие правят?! Не думала, ты, которая сталкивалась с этой ситуацией в жизни?! – Читтер перешёл на резкие тона, ещё больше раздувая язву в своём сердце. – Ты бросила свою прежнюю жизнь из-за этого противоречия и ушла в неизвестность! Но я ещё хуже.

 - Не надо обо мне… - с мольбой в голосе попросила Илайхью.

 - Да нужна ты мне! Я говорю о себе. Я видел множество этих рож, которым были безразличны люди. Эти мешки с деньгами стали пупом неба и земли. Я думал об этом, неделями, месяцами, когда сидел на баланде из воды и прочей требухи. Люди презирали меня за это, они ненавидели этого бедного оборванного мальчишку Генри Читтера! О, знали бы они, что пройдёт время, и они все пойдут лизать фалды его мундира! Собственное образование казалось мне жалкой насмешкой над собой – когда я подыхал от холода и голода, работая всего за пару долларов то в канавах, то на транспорте. А ты ведь помнишь, что к тому времени случилось на транспорте. А этих долларов даже не хватало на то, чтобы купить себе нормально поесть, не то что снять какое-то жильё…

 - Но ведь ты же где-то жил до этого! – вставила тихо Илайхью.

 - Не перебивай! – резко окрикнул её Читтер.

 Глаза (да и душа его) полыхали стремительным огнём. Он что-то хотел доказать всему этому свету, борьбе с которым посвятил так много времени. Было видно, что этот бледный, как сметана, человек, ещё не всё закончил в этой жизни, что он горит желанием кому-то отомстить – но только вот кому? Если бы у него был бы на примете тот, против кого можно вершить козни, всё бы уже давно разрешилось.

 Какие там Морганы, Асторы, Рокфеллеры! Ведь даже они ничего собой не представляют, если мыслить в планетных масштабах, как именно и делал Читтер. Закурив вновь свою трубку, и затянувшись от неё, он решил продолжить свою речь, которая так прямо и лилась из него, так сильно давила на всю его сущность эта душевная рана!

 - Да, и тогда я решил всем отомстить. Я жил до этого хорошо, пока были живы родители. А потом в один миг всё развеялось и я оказался на улице. Один. Без жилья. Без денег. Без друзей. Но я не отчаивался. Тогда, по-моему, я и встретил Берга. Его всё по тюрьмам тогда таскали, весёлое было времечко! А потом золотая лихорадка… Дальше ты знаешь, Илайхью, ведь сама непосредственно принимала в этом участие.