- Я не шёл. Я бежал, - поправил Нерст, словно бы это замечание было очень важным в этот момент. – Мне нужен был именно ты!
- Какое совпадение! Ну, вот он я! В чём же проблема? В чём выявляется моя нужность? В какую аферу хотят меня впутать? – Надькевич насторожился.
Альберт провёл рукой по чёрным волосам Надькевича, отливающих на солнце каким-то бурым оттенком, и наконец, сделав ему нужную причёску, встопорщив волосы, решил перейти к делу, чтобы о нём не подумали ничего плохого.
- Это всё Вингерфельдт. Я тут ни при чём.
- Ну конечно! Он всегда крайний, - пробурчал Надькевич и тут же, найдя жертву среди прохожих, поспешил сунуть в руки одному из них газету, получив выручку. Они так и шли вдвоём не спеша, словно бы на улице стояла ясная тёплая летняя погода (какой она, по идее, должна была быть в этот момент).
- Нам нужен хороший стеклодув.
- А я-то тут причём! Я просто газеты продаю! Не надо на меня так смотреть – я совсем не умею выдувать стекло. Хватит на меня кидать свои взгляды, коршун!
- Я просто хотел сказать… что ты во всём виноват. Вингерфельдт поручил это задание тебе. Ты ведь связан с газетами – вот и разбирайся.
- Эй-эй-эй! – закричал обиженный Надькевич. – Что это значит? На меня всё свалили – типа сам разбирайся во всей этой каше, заваренной, причём, не мной. Ну, господин хороший, и что же я должен по-твоему сделать?
- Придти в издательство той газеты, что ты всё распродаёшь, и сказать им, как обстоят дела на самом деле. Ну не мне же идти, в конце концов? Это ведь такая мелкая работа – по крайней мере для тебя. У меня у самого работы выше крыши. Что, тебе язык кто-то проглотил? Ты что, не хочешь со мной разговаривать? А? Я тебя спрашиваю! – Нерст взглянул в удручённое лицо шустрого Надькевича, которое выражало некоторое время задумчивость и грусть. От такого внимания к своей персоне Мориц не растерялся и мгновенно расхохотался, оставшись довольным собой.
- Будет сделано в лучшем виде, босс! Вы не пожалеете об этих минутах…
На следующий день Надькевич нашёл хорошего стеклодува и дело было закрыто.
Бариджальд в это время готовил спирали для лампы накаливания. Это работа Нерста – но Альберт ушёл, как всегда. И вся доля везения, тоже, как всегда, выпала на его счастье. Да, работёнка не из весёлых, и посему неудивительно, отчего Нерст так часто ворчит и даёт пессимистические прогнозы насчёт дальнейшего будущего. Глаза Бари быстро устали от этой нудной утомительной работы, но он и не думал её прекращать.
- Давай, Бари! Давай! Нам потребуется очень много спиралей…
Авас Бекинг выразительно сидел на столе, уже окончательно забыв обо всех когда-либо существовавших приличиях. Напряжённость мелькала на его лице. Рука плотно прижимала дощечку с прикреплённой к ней бумагой. На неё тот записал номера образцов. Голос его монотонно гудел над всей лабораторией, но так надо было.
Бари ещё одну спираль немного очистил от угля, и стряхнул всё лишнее в пепельницу. Демонстративно положив спираль в коробочку, замер. Авас сделал кое-какие пометки на своём листочке:
- Номер 9 348. Бор.
- Мои пальцы! – взвыл Бариджальд, принимаясь к их разминке.
Наверное, к его счастью, скоро пришёл Нерст. Но за эту нудную работу его посадили не сразу, и Бари, закидывая руки за голову, несколько секунд так отдыхал, пока не пришёл Вингерфельдт. Закрыв коробку крышкой, дядя Алекс нёс её в другой конец лаборатории для своих экспериментов. Он чувствовал, что рано или поздно что-то должно случиться хорошее. Должно!
Безутешный мечтатель. В душе Вингерфельдта была какая-то искорка, у него была мечта, к которой он стремился, ради которой он бы отдал всё на свете. Все они довольно обычные люди порой плохо понимали этого сумрачного гения. А тот не ведал сна и отдыха, он был одержим довести своё дело до конца во чтобы то ни стало! И он это сделает. Не смотря ни на какие преграды. А таковых у него было много.
Позднее пришёл Витус. Новости не утешительные – Уолл-стрит воспротивилась сему проекту. Кончаются деньги. Времени мало. А тут ещё и обещание Вингерфельдта по поводу последнего дня уходящего года… Только вот сам Алекс не расстраивался. Ему некогда. Ему до лампочки все события, что творятся в мире.
До лампочки…
Бари смотрит на нити и вздыхает. Он берёт железный прут и принимается вновь наматывать на него все эти нити. Лишь бы получилось. Да как можно поскорей! Лишь бы. Вышло. Голландец крутит и крутит онемевшими пальцами и забывает всё на свете в своей работе. Сзади подходит Вингерфельдт, что улучил одну небольшую минуту, чтобы проверить, как продвигаются дела, и даже не смотря на своего работника, он с воодушевлением говорит:
- Продолжай, Бари! Я уже сам не понимаю, что делаю! Мы на грани открытия.
И Бариджальд продолжает крутить. А куда ему деваться? В это время Альберт вставляет нити в стеклянный сосуд и по сигналу дяди Алекса включает лампу. Если бы всё было так просто! Оба – и Альберт, и Алекс смотрят с вожделением на эту лампу, словно бы чего-то ожидают от неё, а та никак не хочет поддаваться им. Даже Бари и Авас отвлекаются от своих работ и смотрят внимательно. Горит слабый свет от лампы. Он мигает то и дело, но пока ещё не взрывается сосуд. Все смотрят с надеждой. А вдруг…
Взрыв!
Стекло вновь разлетается по всей лаборатории. Надежда угасает на лицах всех ожидающих чуда людей. Вингерфельдт тихо призывает всех к работе и вместе с Нерстом они бросаются на пол подбирать осколки. Бари несёт следующие заготовки нитей накаливания. Для следующих опытов. Сколько их ещё будет? Скольким ещё суждено произойти тут?
Вновь лампа накаливания. В неё вставляют нить и отходят. Ожидание чуда…
Вновь взрыв. Вновь собирают осколки. И снова эти печальные лица, пребывающие в напряжении. Но эти люди не сдадутся! Нет, не на тех они напали. Уже близок тот час, когда их лампа загорится! Плевать на все предрассудки. Сейчас ты здесь – в лаборатории, а какая там разница, что творится за её пределами?
Главное работать!
Снова взрыв и грустный вздох мгновенно вырывается из всех присутствующих в лаборатории и мгновенно разлетается по всему пространству лаборатории. Опять неудача! Оптимизм угасает, но всё же ещё не гаснет. Сегодня Вингерфельдт удивительно помолодел, и в этот миг он не видит уже ничего кроме своего главного призвания. К этому он приучает всех остальных, и тем ничего не остаётся, как прекратить нервничать и жаловаться. Как опытный кукловод, дядя Алекс прекрасно руководит всей этой опереттой марионеток, управляя даже их настроениями. Главное, что даже рабочие не догадываются об этом.
В этот же день стол напряжённой работы Алекс наконец смог увидеть результат. Пусть не им достигнутый, но всё равно полезный для всего общего дела. Вскоре явился запыхающийся Надькевич вместе с тем самым стеклодувом, которого так ждал Алекс. Потерев руки, великий учёный, пытаясь скрыть все свои эмоции, провёл столь высокопоставленного гостя в гостиную, где принялся договариваться о их совместных действиях. Этот договор вполне удался.
Но стеклодуву как-то стало не по себе, когда, смотря в одержимые глаза этого молодого человека, он услышал столь странное заявление:
- Мне ведь всего немного от вас надо. Всего пятьдесят таких вот колб в день!
Лёгкое удивление мелькнуло на лице сего человека, пребывавшего уже в летах. Да, не каждый день у него были такие заказы. Но это же Александр Вингерфельдт! И хотя бы по этой причине можно забыть все предрассудки и сомнения и полностью повиноваться своей судьбе. Что и решил сделать этот человек, лишь рассеянно кивнув и тем самым согласившись со столь необычным предложением.
Для чего этому молодому человеку нужно столько лампочек – он уточнять не стал, и сделал, вероятно, правильно. Всему своё время.
Затем Вингерфельдт провёл человека вглубь своего дома и общей обстановкой, пахнущей скорее работой, нежели уютом, невольно удивил стеклодува. Повсюду стояли рабочие дяди Алекса. Бари рылся в книгах. Нерст готовил спирали. Авас что-то напряжённо записывал. Надькевич продолжал орудовать какими-то скляночками на одном из столов. Витус что-то разгорячено шептал на ухо Бекингу, явно злой на весь этот бренный свет и в ожидании поддержки со стороны принялся так яростно говорить, отчаянно жестикулируя.
