Абдылхафид тяжело вздыхал. Вон как оно обернулось на деле! Хвалились, что в считанные часы… А не тут-то было! Что могут поделать несколько полков против целой нации?

Да ещё против какой нации! Даже если бы вся армия была солидарна, и то… Но ведь и этого нет. О аллах, неужто все мечты, все планы пойдут прахом!..

Ему хотелось в одиночестве поразмыслить обо всём. Он даже выключил радио. Но тут, абсолютно не вовремя, появился Мустафа.

— Чего надо? — раздражённо спросил Абдылхафид.

Мустафа молча протянул конверт.

Абдылхафид недоверчиво посмотрел на конверт, потом — на спокойное лицо Мустафы, потом — снова на конверт. Поискал глазами нож для бумаг и заметил, что конверт не заклеен.

Текст был отпечатан на машинке, но Абдылхафид читал медленно, словно неразборчивые каракули. Шея его посинела от прилива крови, он смял письмо в плотной ладони.

— Кто принёс?

— Я принёс, — скромно сказал Мустафа и прикрыл плотнее дверь.

Глаза Абдылхафида от удивления округлились:

— Откуда ты его знаешь?

— Давно знаю, — улыбнулся Мустафа.

— Пошёл вон отсюда! — завизжал Абдылхафид, пытаясь вскочить на ноги и беспомощно скользя шлёпанцами по навощённому паркету. — Пошёл вон!!!

Мустафа вынул из кармана браунинг.

— Тихо! Пристрелю без разговоров!

Абдылхафид поперхнулся. Его раскрытый рот беззвучно ловил воздух, а обезумевшие глаза не отрывались от пистолета.

— Боже мой… Боже мой…

Мустафа наслаждался произведённым эффектом. Честное слово, приятно видеть, как дрожит перед тобой эта проклятая жирная свинья!

Обретя дар речи, Абдылхафид пролепетал:

— Значит, ты один из бандитов? Значит, я пригрел на груди змею! Бог мой!..

Мустафа разозлился:

— Это кто бандиты? Муджахиды, которые отдают жизнь за народ? А вы тогда кто? Отщепенец? Паразит?

Таких слов ещё никто не говорил Абдылхафиду. И кто посмел сказать! Мустафа, а?!. Боже милостивый!.. Абдылхафид чуть не задохнулся от ярости. Его охватило страшное желание броситься на Мустафу, схватить за горло, пинать ногами. Боже мой! Шелудивый шакал угрожает льву, а? Где взять силы, чтобы снести такое позорище!.. А вдруг ветер подует в обратную сторону и судьба окажется в руках таких… Нет, нет!.. Не дай бог!

— Давайте сюда письмо! — потребовал Мустафа.

Абдылхафид разжал стиснутый кулак, с ненавистью посмотрел на своего бывшего слугу. Скотина проклятая! Ишак! Всего-то и богатства, что паршивая жизнь, а туда же…..

В письме, подписанном майором Лакдаром, Абдылхафиду предлагалось выдать крупную сумму денег, необходимых, как любезно пояснял майор, для закупки оружия. Требовали, а не просили, не спрашивали взаймы! Да ведь для него, Абдылхафида, деньги это жизнь! Можно ли делиться жизнью? Ах, будь вы прокляты вместе с вашей революцией, которой понадобились его деньги!

— Послушай, Мустафа, — сказал Абдылхафид, облизывая кончиком языка пересохшие губы, — послушай… Ты скажи своему майору, что я… Что он не к тому обратился. Откуда мне взять столько денег? Ты же сам хорошо знаешь мои доходы. Ни одна лавка нынче не работает, заводы стоят, из сёл ничего не поступает. Я сам скоро нищим стану! Всё сгорело, превратилось в золу, а из сгоревшего кармана пожертвований не собирают! Ты скажи ему, Мустафа…

Мустафа чиркнул спичкой, подождал, пока письмо сгорит, растёр пепел ногой.

— Срок вам определён до завтра. Не дадите указанную сумму — читайте предсмертную молитву. Это я передаю вам слова майора Лакдара.

— Кому… кому я должен отдать деньги!

— Тому, кто принесёт вам от имени революции расписку, скреплённую печатью! Мы не грабители.

— Ха! — не выдержал Абдылхафид. — Среди бела дня раздевают — и не грабители!

Послышались голоса, резкий смех Бен Махмуда. Мустафа торопливо сказал:

— Завтра приду в это же время. Можете сообщить об этом коменданту. А заодно — и гроб себе закажите!..

Постучав, вошёл Бен Махмуд, сияющий, как только что отчеканенная монета. Поздоровавшись, объявил:

— Зашёл выпить с вами стаканчик виски. А вы, вижу, заняты?

Абдылхафид холодно ответил на приветствие, хмуро покосился на смиренную фигуру Мустафы.

— Скажи, чтобы принесли виски!

Мустафа, пятясь и кланяясь, удалился. Абдылхафид смотрел на него из-под насупленных бровей. Артист, вот артист, сукин сын! А в общем все они лицедеи. Может, и Рафига такая? Наверняка такая!..

— Вы чем-то расстроены? — полюбопытствовал Бен Махмуд усаживаясь. — Вид у вас невесёлый.

— Чему веселиться-то? — буркнул Абдылхафид. — Тому, что из Франции повеяло концом света?

Бен Махмуд беззаботно рассмеялся.

— Не принимайте, дорогой друг, всё так близко к сердцу. Я только от его превосходительства господина генерала. Он заверяет, что были причины, которые помешали бросить на Париж парашютистов…

— Ясно, «причины»! — оборвал собеседника Абдылхафид. — Вся Франция поднята на ноги, попробуй теперь подступись к Парижу! Упустили момент — вот и все причины.

— Напрасно вы теряете голову. Ничего не упустили, всё идёт, как задумано. Почему вас беспокоит паника в метрополии? Я, например, твёрдо убеждён, что не сегодня-завтра знамя победы взметнётся над Елисейским дворцом.

— Да услышит вас бог! — насмешливо произнёс Абдылхафид.

Рафига принесла виски и сифон с содовой.

Бен Махмуд пододвинул к себе бокал и, не наполнив его, заговорил:

— Есть другой серьёзный повод для беспокойства. Мятежники, кажется, собираются спровоцировать городское население на демонстрацию. Говорят, сам Лакдар прибыл в Касбу. Правда это или нет, аллах ведает, но Касба гудит, как осиное гнездо. Его превосходительство господин генерал настроен весьма решительно. Не позволим, говорит, базар устраивать, огнём подавим бунт. Опасаюсь, что может произойти кровопролитие. Надо бы нам вмешаться, удержать обманутый мятежниками народ от безумства.

— Удерживайте, удерживайте!.. — всё также насмешливо посоветовал собеседнику Абдылхафид. — Мне, честно говоря, со вчерашнего дня что-то нездоровится, всё тело ломит, будто меня в ступе толкли, за ночь почти глаз не сомкнул. Вы уж постарайтесь, а я полностью согласен со всеми вашими действиями.

«Хитришь, приятель, — подумал Бен Махмуд, — хочешь отсидеться, за чужую спину прячешься». И прямо спросил:

— Действовать-мне, а заслуги — пополам?

Абдылхафид нахмурился, ему очень хотелось поставить на место этого зарвавшегося Бен Махмуда. Но он понимал, что очкастая лиса непременно расскажет всё генералу, возможно, даже в преувеличенном виде. А генерал, хоть и называет себя другом, отступничества и колебаний в такой ответственный момент не простит.

— Вы напрасно упрекаете меня, — в голосе Абдылхафида прозвучали искательные нотки. — Я вас считаю братом, и тайн от вас у меня нет. Не время сейчас отсиживаться дома, однако я действительно болен. Что же касается городской черни, то, на мой взгляд, вразумить их будет нелегко — голодный сытого не понимает.

— Но от нас ждут, что мы их вразумим! — сменил тон и Бен Махмуд. — Что остаётся делать? Попробуйте не выполнить приказания генерала! Слыхали, что вытворяют ополченцы? Лавку Абу-Мудджа превратили в обиталище сов, в магазин Шухейда две бомбы бросили. Малейшее противоречие с нашей стороны — и мы рискуем попасть в немилость. Помните, я вам говорил, генерал решительный человек. Уже по одному тому, как он поступил с полковником Франсуа…

Абдылхафид слушал с раздражением. Говорит, как заведённый, словно он сам не знает, что за птица этот генерал! Прекрасно понимает, что снисхождения от него ждать нечего. Но ведь и они по головке не погладят. Вот и попробуй две головы покрыть одной чалмой.

— А с народом как-нибудь обойдётся, — закончил свою длинную тираду Бен Махмуд. Подождал ответа, но молчание грозило затянуться, и он сказал: — У меня к вам серьёзное и срочное поручение.

— Да? — тяжело приподнял брови Абдылхафид.

— Его превосходительство господин генерал обращается за денежной помощью к состоятельным людям города.