— У вас завидное терпение, мой генерал. Столько времени, да ещё с утра, сидеть с глазу на глаз с доктором, — меня бы на такое не хватило, клянусь богом!

Насмешливая улыбка тронула недовольное лицо генерала. Он подул на плотное облако дыма.

— Интересуетесь, полковник, результатом «переговоров»?

— Разрешите? — Франсуа сел в кресло. — А что, доктор Решид весьма интересный человек. Если бы нам удалось подобрать к нему ключик и добиться его публичного выступления с программой, несколько отличной от программы мятежников, это было бы совсем неплохо.

Занятый своими мыслями, Ришелье не был склонен к разговору. Он бросил в пепельницу дымящуюся папиросу и неохотно сказал:

— Вам уже известно моё мнение о том, что вы называете новой программой. Если хотите, повторю ещё раз: всё это бессмыслица, игра в бирюльки! Таким путём престиж Франции не сохранить. Вооружённые силы — вот что, в конечном счёте, решит вопрос. Надо полагаться именно на оружие и только на него. Что же касается доктора… Вчера, когда мы возвращались от Абдылхафида, вы сказали одну хорошую арабскую пословицу: хвост собаки не выпрямить, если даже сунуть… Куда его надо там сунуть?

— В колодку, — подсказал Франсуа.

— Вот именно! Собачий хвост не выпрямится, даже если его сунуть в колодку. Очень верная пословица и полностью годится для вашего доктора Решида.

Франсуа счёл за лучшее не возражать.

Генерал поднялся, давая понять, что не хочет больше говорить о докторе.

— Прошу извинить, полковник… У нас какие планы на сегодня?

Франсуа сказал, что собирается встретиться кое с ком из местных торговцев и к двум часам постарается освободиться.

После его ухода генерал вызвал к себе майора Жубера:

— С сегодняшнего дня установите наблюдение за домом доктора Решида и не спускайте глаз с него самого. Выясните, где он бывает, с кем встречается. Людей для этого подберите лично — посообразительней и поопытней. Он ни в коем случае не должен знать, что за ним следят.

Майор молча козырнул.

На углу улицы Виктуар Малике остановила машину. Она с ужасом смотрела на белёсые в ярком солнечном свете языки пламени, охватившие трёхэтажное здание. Огромная толпа колыхалась, кричала, задние напирали на передних. Пожарных не было — огонь никто не гасил. Лишь полицейские и солдаты оцепили горящий дом и, размахивая прикладами винтовок и резиновыми дубинками, пытались сдержать напиравшую толпу. А люди возмущались, кричали, слышались ругательства. Малике растерялась и не знала, что предпринять…

Утром она проснулась успокоенная. Ночные тревоги улеглись, и всё казалось не таким уж безысходным. Ахмед обещал позвонить, они сговорятся о встрече и решат, как им быть. Наскоро выпив кофе, Малике села у телефона с книжкой в руках, попыталась сосредоточиться, но ничего не получалось. Как заворожённая, смотрела она на телефонный аппарат. Наконец раздался долгожданный звонок. С бьющимся сердцем девушка схватила трубку. Хриплый незнакомый голос спросил отца. Лицо Малике погасло.

— Уехал в город, — ответила она и, положив трубку, с досадой стукнула по аппарату кулачком. Постояла в раздумье, потом позвала Мустафу, велела ему вывести машину к подъезду и пошла к себе переодеться.

Малике стояла перед зеркалом, поправляя волосы, чёрным потоком падавшие на жемчужный плотный нейлон. Очень узкая, по последней моде, юбка обрисовывала стройные ножки на высоких каблучках. Малике изогнулась, чтобы застегнуть сзади длинную молнию и увидела укоризненно качающую головой Фатьму-ханум.

— Ты куда, родная? Куда собираешься, доченька?

— Покатаюсь немного по городу и вернусь, — сказала Малике.

— Не надо, доченька, не езди, — попросила Фатьма-ханум. — Отец строго-настрого наказал, чтобы ты никуда не уходила. Он вот-вот вернётся и, если узнает, что тебя нет, будет браниться. Не надо его сердить, родная.

Малике возмущённо сверкнула глазами.

— Вы что, на цепи меня собираетесь держать? За какую провинность такое наказание?

Фатьма-ханум обняла дочь.

— Ну что ты так горячишься, доченька? Через три часа нам выезжать, собираться уже пора, а ты когда вернёшься? Лучше позвони ему по телефону.

— Кому, мама? — притворилась непонимающей Малике.

Фатьма-ханум глубоко вздохнула.

— Да уж тебе ли от меня таиться — знаю ведь, куда собралась!

Малике порывисто обняла мать.

— Ах, мамочка милая! Если бы папа был такой, как ты! Ради собственной прихоти он хочет погубить моё счастье.

— Что говоришь, глупая! Ну-ка, замолчи сейчас же. Может ли отец желать зла своему ребёнку! — Фатьма-ханум нежно погладила блестящие волосы дочери.

— Мамочка, я пойду… Я мигом!..

Она схватила свисавший со спинки стула лёгкий, как облако, шарф, перешагнула через валявшийся на полу розовый халат и торопливо застучала каблучками по лестнице, словно опасаясь, что мать спохватится и остановит её.

И вот теперь Малике оцепенело наблюдала за суетившейся толпой, преградившей ей путь к дому доктора Решида. Наконец, она медленно развернула машину.

Мать доктора, Джамиле-ханум, выбивала на веранде маленький коврик. Малике она встретила с искренней радостью.

— Ты ли это, дочка?.. Тьфу, тьфу, тьфу! — чтоб не сглазить, совсем красавицей стала, с каждым днём хорошеешь! Приехала проведать свою старую бабушку? Молодец, дочка, молодец.

Джамиле-ханум явно наговаривала на себя. Высокая, худощавая, статная, проворная в движениях, она выглядела моложе своих пятидесяти. И лишь седина в волосах да усталые глаза говорили о том, что прожитые годы берут своё.

Она провела Малике в гостиную, усадила на диван.

— Посиди, дочка. Во всём доме никого кроме меня нет. Ахмед вот-вот вернётся. Его пригласил к себе генерал. Хорошо бы к добру…

Только теперь Малике поняла, почему Ахмед не позвонил, но настроение её от этого не улучшилось. Для чего генерал пригласил Ахмеда? А вдруг правда, что Ахмед покупает оружие и генерал узнал об этом?

Девушка глубоко вздохнула. Нет, нет, ничего не случилось, ничего не случится, всё будет хорошо.

Она прошла в кабинет доктора, заставленный книжными шкафами. На письменном столе лежала раскрытая книга стихов на французском языке. Некоторые строчки были подчёркнуты красным карандашом, а на полях стоял восклицательный знак. Склонившись над столом, Малике стала читать:

Малике взглянула на обложку книги и, не веря своим глазам, удивлённо подняла стрельчатые брови. Гюго? Виктор Гюго? Это был один из любимых писателей девушки. Она прочитала почти все его романы, была знакома и со стихами. Но такие строки ей ещё не попадались. Неужели это Виктор Гюго? — подумала она, снова раскрывая книгу. Но внизу послышался голос Решида, и Малике, торопливо положив её на место, вернулась в гостиную.

Широко улыбаясь, вошёл доктор.

— Прости меня, дорогая… Был у генерала и не смог тебе позвонить. Прости, пожалуйста!..

Он взял Малике за обе руки, заглянул в лицо. У неё заколотилось сердце; сейчас, сейчас всё решится.

Доктор присел на край дивана, не выпуская рук Малике из своих, с мягкой настойчивостью потянул девушку к себе. Она тоже опустилась рядом. Замирая и чувствуя, как краска заливает лицо, Малике сказала:

— Ахмед, я пришла спросить…

Тут ворвалась в гостиную Джамиле-ханум, словно за ней гнались.

— Ах, дети, пожар в городе! Идёмте на балкон, оттуда всё видно. Полыхает как! О боже!

Взявшись за руки, Малике и Ахмед поспешили за ней. С балкона действительно хорошо были видны тяжёлые клубы дыма, сквозь которые изредка, багровыми вспышками, пробивалось пламя.