— Я сойду с ума, — выдохнула Рита и отвернулась.

— Ты в церковь ходила?

— Ходила… Костя во всем виноват. Я же не хотела делать аборт, ты понимаешь?

— Рита, но ведь он был больной. Он бы мучился всю жизнь.

— Откуда ты знаешь? Ну откуда ты это можешь знать точно? Я вижу его каждую ночь. И он абсолютно здоров. У него волосы как у меня.

Рита не плакала.

Самое страшное одиночество, это когда даже не хочется плакать.

Когда даже не хочется, чтобы тебя жалели.

Когда понимаешь — есть ты и есть мир. И этот мир не с тобой. Ты — одна.

Ночью за Ритой примчался Костя. Они долго разговаривали на кухне. Под утро он уехал. Рита осталась.

Я вышла к ней и молча ее обняла.

— Влад не звонит? — спросила Рита.

— Нет.

— И как ты?

Я пожала плечами. Встала. Включила чайник. Достала из шкафчика чашки.

— Ты думаешь — позвонит? — не то спросила, не то просто сказала Рита.

— Не знаю.

— Ты ждешь?

— Жду. — Я посмотрела на подругу. В ее голубых глазах, как росинки на цветочном лепестке, выступили слезы. Одна упала. Рита дотронулась до нее пальцем. В уголке голубого лепестка появилась вторая.

Мне самой захотелось плакать.

Как раньше смешивали кровь, мы смешивали наши слезы. И становились еще роднее и еще ближе друг другу.

Под столом Терминатор грызла новую Ритину сумку.

Мы заснули в Ритиной кровати, все втроем, обнявшись.

Влад позвонил однажды рано утром, и снова мой сон продолжился наяву.

— Поздравляю с Международным днем семьи! — бойко отрапортовал он, и я по инерции, спросонья, произнесла:

— Спасибо.

— Не за что. Подарки можно не дарить.

Я захихикала.

— А я уж испугался, что ты в Лондоне.

— Побежал билет покупать?

— Нет, просто побежал. Бежал, бежал — и вдруг думаю: а что, если ты не в Лондоне? А я, как дурак, бегу? И вот решил позвонить.

— Как твоя предвыборная кампания?

— Отлично. На меня восемьдесят семь тысяч ссылок в Интернете. Больше только у Мэрайи Кэрри.

— Ты уже начал петь?

— Нет. Пока я только научился говорить. И довольно неплохо. Благодаря тебе.

— Спасибо. Но ты еще не всегда следишь за собой. Тебе надо работать.

— Вот поэтому и звоню. Мой PR-директор говорит то же самое. Так что, Даш, как ты смотришь на перспективу поработать со мной еще?

Когда меня учили плавать, столкнув с лодки в воду посреди реки, мне точно так же не хватало воздуха, как и сейчас.

— Ну, если ты обещаешь стараться…

— Обещаю обещать тебе все, что ты захочешь. И кстати, знаешь что?

— Что?

— Я соскучился.

— А я, кстати, нет.

— Ты черствая и бессердечная.

— Выбирай выражения, а то увеличу свой гонорар.

— Ты самая сердечная и… черствый — свежий… самая свежая.

— То-то.

— Завтра в десять.

— Нет. В пять минут одиннадцатого.

— Отольются кошке мышкины слезки.

— Речисто, да не чисто.

— Целую.

— Пока.

Я открыла рот и визжала минуты три. Пока не кончился воздух.

В дверях стояла испуганная Рита. За ней пряталась Терминатор.

— Влад позвонил? — догадалась моя подруга.

— Ага.

Следующие три минуты визжала Рита. Когда у нее заканчивался воздух, эстафету снова перехватывала я.

Терминатор злилась и лаяла.

Я пригласила Риту вечером в ресторан. Мне хотелось быть очень красивой. Я накрутила волосы на щипцы и надела новое шелковое платье, которое купила в один из наших с Ритой походов по магазинам.

Международный день семьи был уже совсем теплым.

Ритин любимый ресторан открыл летнюю веранду.

Мы сидели, закутавшись в пледы, и пили мартини, потому что в ресторане проходила презентация этого напитка, и девушки в одинаковых красно-белых платьях разносили его бесплатно.

Я заказала салат «цезарь». Мне наконец-то надоело есть дыню с ветчиной.

Рита предпочла вителло-тонато.

На Ритин телефон звонил Костя, но она не отвечала.

— Что он говорит? — Я кивнула на телефон.

— Говорит, что я — истеричка и что я пойму это только потом. Но, может быть, уже поздно.

— Ты действительно не хочешь к нему возвращаться?

— Дело не в этом.

Становилось прохладно, и официанты зажигали около каждого стола газовые горелки.

— Знаешь, кто мне снится? — Рита держала в руках бокал с мартини, похожий на чайку с детского рисунка.

Я удивленно посмотрела на нее.

— Знаю.

— Да нет. — Рита отмахнулась от меня. — Я поняла, кто на самом деле мне снится.

Я ждала объяснений.

Красно-белая девушка поставила на наш стол еще пару бокалов и унесла пустые.

— Помнишь, мальчик Миша в твоем детском доме?

— Миша? Конечно, помню. Ему нельзя сладкое, и специально для него каждую пятницу я покупаю бананы.

— Ага. — Рита кивнула. — Он не выходит у меня из головы.

Я улыбнулась.

— Да. Он такой хороший.

— Как ты думаешь, его можно усыновить?

— Усыновить? Рит, ты это серьезно?

— Абсолютно. Я думаю об этом уже несколько дней.

Я представила маленького Мишу у нас дома. Я возвращаюсь вечером с работы и покупаю ему бананы.

— А Костя?

— Костя против.

— Ты и с ним уже поговорила? — Мне стало обидно. — Выходит, я обо всем узнаю последней?

— Зато твой голос решающий, — улыбнулась Рита.

Несколько минут я молчала.

— Знаешь, если бы я не видела твое несчастное лицо все эти дни, я бы, может, стала тебя отговаривать.

— Так ты — «за»?

— Я прошу тебя все-таки подумать. Знаешь, если честно, пока что все это у меня в голове не очень укладывается.

Когда я думала о Мише, эта идея мне очень нравилась.

Когда я думала о Рите…

— А ты Костю любишь? — спросила я.

— Да. Очень. — Рита задумалась. — Просто что-то как будто бы потерялось. И мне надо это найти. Понимаешь?

Я кивнула. Мы чокнулись.

Красно-белые девушки были тут как тут. И — почти одновременно с ними — около нашего стола появилась Лада.

— Что, «Спартак» сегодня победил? — спросила она у девушек, опираясь на плечо молодого человека с хорошо развитой мускулатурой.

— Нет, — девушка с подносом улыбнулась. — Это промо-акция мартини.

— Халява? — уточнила Лада.

— Бесплатно, — скромно подтвердила девушка.

— Привет, Даш! — обратилась ко мне Лада, и я была удивлена тому, что она помнит мое имя.

— Привет, Лада.

Я вежливо предложила им присесть к нам за столик.

Как ни странно, они согласились.

— Это моя подруга Рита.

— А это — мой тренажер! — в тон мне сказала Лада и показала рукой на молодого человека.

Тот снисходительно улыбнулся и дотронулся пальцами до Ладиного уха. Лада отмахнулась от него, даже не пытаясь вести себя вежливо.

— Стул! — скомандовала она «тренажеру». За нашим столом появился еще один стул, и его тут же заняла Ладина подруга Ларчик, у которой я однажды была в гостях.

Ларчик кивнула нам, одновременно снимая с подноса все бокалы с мартини, которые на нем были.

Поднос опустел, а наш стол, наоборот, был полностью заставлен.

— Маслины никто не будет? — спросила Ларчик и, не дожидаясь ответа, вытащила маслинки из каждого бокала.

— Добрый вечер! — провозгласила Лада и мы все чокнулись.

— А как тебе мартини после баккарди-колы? — забеспокоилась Ларчик.

— Отлично! — уверила ее Лада. И обратилась к молодому человеку: — Малыш, ты меня береги, понял?

Малыш наклонился к ней и что-то прошептал в ухо. Лада звонко рассмеялась.

Мне стало жаль Влада. Наверное, тяжело жить так. С такой женой.

Влад знает, что я его люблю? Сейчас мне бы хотелось, чтобы знал.

Я решила при первой возможности позвонить ему и сообщить об этом.

— Мы где-то виделись? — спросила меня Ларчик.

— Ты что? — грубо перебила Лада. — Это же Влада учительница. Она же учит нас говорить! И чему еще?