Марина поняла, что Варвара Петровна ушла от ответа на ее вопрос. И тогда она решила спросить о том, о чем собиралась спросить ее с того самого дня, когда впервые пришла в этот дом.

— Кажется, я не по нраву вам, Варвара Петровна?

— По нраву — не по нраву, какая тебе разница? — старушка продолжала быстро делать свое дело. — Я ж не Клавдий, чтобы любоваться тобой.. — Она подняла глаза, но тут же опустила их.

— Причем здесь это, Варвара Петровна? Я хочу только, чтобы мы жили мирно.

— Мы и так не враждуем.

— Чтобы Клавдий Сергеевич, приходя с работы, мог по-хорошему отдохнуть.

— Что ж, теперь он по-плохому отдыхает разве?

— Нет, почему же.

— Вот видишь… Лепи, милая, лени.

Марина долго молчала. Молчала и Варвара Петровна. «Ну ничего, все впереди, это ты правильно сказала, Варвара Петровна!» Марина исподтишка изучала лицо старухи. Можно было подумать, что Варвара Петровна всю свою жизнь занималась интеллигентным делом, — такой у нее был вид. Но Марина Фабрициева знала, что у Варвары Петровны тоже нет почти никакого образования и что она, как и Марина, окончила лишь несколько классов школы. Иногда у Марины язык не поворачивался спросить о чем-либо у старушки, потому что та в таких случаях начинала смотреть на нее как-то по-особенному, как смотрит обычно только начальство или очередной ревизор из района — тяжелым подозрительным взглядом.

Марину Фабрициеву смущали черты лица Варвары Петровны Вахтоминой. И не только смущали, но и напоминали о многом. О первом муже, например, который женился на ней в сорок восьмом — этот муж оказался слишком сложным для совместной жизни. Иногда Марина не знала, о чем говорить с ним. Стоило ей завести разговор о своих общепитовских делах, как муж начинал морщиться и зевать; если же он заводил беседу об университете, в котором учился, о своих планах на будущее — начинала скучать она, хоть и старалась, особенно в первое время, быть внимательной и нежной.

Одним словом, не получилась семейная жизнь у Марины Фабрициевой. Она долго ждала мужа, а дождалась ученого человека с благородным лицом, точно с таким, как у Варвары Петровны — не подступись!

Беседа, которую завела Марина за приготовлением пельменей, ничего нового не дала. И на этот раз Варвара Петровна «ускользнула», ничего не стала говорить существенного и тем более — не стала откровенничать.

Марина Фабрициева затаила обиду.

Точно так же относились к ней и сыновья Клавдия Сергеевича — Станислав и Юрка. Но если младший был более общительным и откровенным с «тетей Мариной», то старший вообще не обращался к ней никак. Если ему нужно было что-то спросить у Марины, он говорил: «Я возьму то-то и то-то». Или докладывал: «Я ушел туда-то». Марина была уверена в том, что Станислав вел себя так потому лишь, что работает на комбинате и приносит домой зарплату; конечно, он чувствует свою самостоятельность и свободу; он не только, с презрением относится к Марине, он и с родным отцом разговаривает свысока. (В лице Станислава Марина обнаружила немало черточек, делающих его похожим на бабушку Варвару). Когда Марина увидела, как напился в тот день в буфете Станислав, когда она услышала слова, которые он наговорил ей, она решила, что легко сумеет подружиться с этим парнем. И ошиблась. Марина терялась в его присутствии, не находила слов и тем для разговора (вечная ее беда!) Марина вела себя так, чтобы понравиться ему, но все ее попытки завоевать сердце Станислава были тщетны.

С Юрием было легче, к тому же он был с ней довольно откровенен. Он доверчиво смотрел на нее и спрашивал:

— Тетя Марина, а это правда, что Стаська напился у вас пьяный?

— Тетя Марина, а почему папа не женился на Тамаре Акимовне?

Что ответить на такие вопросы? Марина выкручивалась, как могла. Она узнала, кроме всего прочего, о том, что Станислав и Юрка часто бывают у Тамары Акимовны в гостях.

— И что вы там делаете?

— Разговариваем. Играем пластинки. Пилим дрова. Тетя Тамара рассказывает интересные книжки.

Марина Фабрициева часто была не в состоянии выразить словами то, что переполняло ее душу. Она считала, что ребята не должны навещать Тамару Акимовну, а почему не должны — не могла ответить. По всем признакам, и Станислав, и Юрка очень хорошо относились к Тамаре Акимовне, и Марину Семеновну терзала ревность. Марина была не в состоянии понять, что любовь ребят к Тамаре Акимовне — это любовь, которая была предназначена для нее, Марины Фабрициевой, жены Клавдия Вахтомина. Марина ревновала, правда, ревность эта была обогащена обидой, которую, сама того не ведая, нанесла ей Тамара Акимовна, начав встречаться с Клавдием Вахтоминым. Марина Фабрициева не могла вытравить из памяти воспоминание о той встрече, которая произошла в кинотеатре. Вахтомин, как ни в чем не бывало, шел рядом с белокурой Тамарой Акимовной, и, увидев Марину, сделал вид, будто случайно оказался в компании этой женщины. Марина Фабрициева не подошла к нему, она не имела права на открытую ревность. Зато она очень расстроилась и даже всплакнула, подумав о том, что личная ее жизнь по-прежнему не устроена. Много, очень много мужиков предлагали ей руку и сердце, но руки у них, как правило, дрожали, а сердце отравлено алкоголем — все претенденты были из тех, которые несут свою зарплату в буфет.

Разумеется, и Вахтомин в свое, время увлекался этим делом, но отличался от собутыльников тем, что помнил о своей ответственности и об обязанности, которую должен выполнять — и на комбинате, и дома, в семье; он помнил об этом даже тогда, когда оставался ночевать у Марины Семеновны. Он постоянно твердил о том, что как работник и активный общественник, имеет большой вес на комбинате, что с его мнением считаются и что многие боятся его честного, справедливого, нелицеприятного слова. Примерно, то же самое говорил он и о родных, но случилось это уже в тот период, когда он бросил пить и когда встречи его с Мариной Фабрициевой становились все более редкими.

И вскоре они прекратились совсем.

А еще через некоторое время Марина Фабрициева узнала о Тамаре Акимовне. («Господи, — думала тогда Марина, — сколько добра такого, как я, в одном только селе! А что же в больших городах делается?») Конечно, то, что делается в больших городах, ее мало интересовало. Ей нужно было знать только все о Вахтомине; и она знала кое-что — мир не без добрых людей. Она услышала однажды о том, что Вахтомин привез уже кое-какие вещички в дом к Тамаре Акимовне.

Но все волнения остались теперь позади. Смеется тот, кто смеется последним. Вахтомин провинился перед ней, и она простила его, потому что поняла, что у него другого выхода нет, как только прийти к Марине Фабрициевой на поклон. О том, почему у него не стало иного выхода, трудно судить. Она знала лишь одно: если Вахтомин дал отставку Тамаре Акимовне (или она ему), то деваться ему больше некуда, если он собирается жито семейной жизнью; если он стремится, несмотря ни на что, заиметь жену, то адрес у него остается только один — адрес Марины Фабрициевой.

Так и случилось.

Теперь же, когда Марина очутилась в вахтоминском доме, только одно смущало ее и мешало ей: необходимость в улаживании взаимоотношений со Станиславом и Варварой Петровной. Но если Марина надеялась со временем добиться взаимопонимания со старушкой, то почти не надеялась на то, что найдет когда-нибудь общий язык со Станиславом.

После свадьбы, которую Клавдий Сергеевич устроил для родных и близких и на которой было довольно скучно, так как многие гости, подвыпив, начали вспоминать Александру и вздыхать, чем окончательно растревожили сердце Марины, — после свадьбы Клавдий Сергеевич решил «навести порядок в собственном доме». В первую очередь он взялся за старшего сына.

— Так вот, Станислав. Сегодня я с тобой буду говорить не как отец с сыном, а как мастер цеха с учеником.

— Моего мастера зовут Вадим Кирьянович, — дерзко ответил сын и покосился на Марину.

Вахтомин тоже покосился на свою молодую жену, сдержался от резкого выпада и сказал: