— Он тебя все равно найдет, — сказал Станислав, понимая, что говорить такие слова не следовало бы. — Ему скажут новые хозяева квартиры… или Дильдор Аскаровна…
— Хозяева той квартиры не скажут. И Дильдор Аскаровна — тоже. Потому что я сначала обменялась внутри города. Потом — на Ташкент. А Дильдор Аскаровна уехала в Учкент… Давай еще выпьем, а? Что-то ты скучный! A-а, понятно! — она хлопнула в ладоши, и Станислав вторично вздрогнул. — Понятно, чего ты подумал!.. Не волнуйся, я не собираюсь вешаться тебе на шею!..
— Я не волнуюсь… Зачем ты так говоришь?
— Потому что я вижу!.. Ну, а как ты съездил?
— Нормально.
— Вот и хорошо! Я так и думала! Я хочу выпить за твое счастье. Налей, ты хозяин здесь! Я — гостья… «Налей полней бокалы!..» — пропела она.
— Перестань…
— Не волнуйся! За твое счастье, мой милый солдатик! — и она выпила до дна, и снова сморщилась и закашлялась, и снова улыбнулась сквозь слезы — виновато и воинственно одновременно.
И жалость к Людмиле, которая часто руководила многими прежними поступками Станислава, когда он был еще не женат, вспыхнула с новой силой. Он придвинул свой стул к стулу Людмилы и крепко обнял ее.
— Но я тебя люблю, Людочка. Я многое, очень многое понял, пока ты была рядом…
Он зарылся лицом в ее локоны, и показалось ему, что все вернулось — все, что было: и чувства, и запахи, и мысли, и любовь, и юность…
Иногда человек запоминает настолько малозначащие явления, случившиеся когда-то в его жизни, что становится обидно. Почему в голову лезет всякая чепуха? Станислав запомнил, например, как однажды, когда он вернулся в Учкент из областной больницы, Шурочка (которую он еще не знал) очень удачно скопировала его неуверенную речь. И это было приятно и смешно, и сразу расположило к новой знакомой. А сейчас он вспомнил вдруг красный мячик, который проплыл недавно под мостом через реку Цну. Станислав долго, до боли в глазах следил за этим мячиком, пока он не исчез за поворотом, и думал о себе, об Ольге, о жизни. И почему-то Станислав вспомнил свою первую ночь в казарме после возвращения из города, где он познакомился с Людмилой Обуховой. В ту далекую ночь казалось, что, познакомившись с Людмилой и думая только о ней, он оскорбляет Олю Барабанову — милую, русоволосую, голубоглазую Олю, о которой он так долго мечтал.
Людмила ушла из общежития только под вечер, а вечером явился Антон Петрович — пьяный, веселый, возбужденный.
— Старик, скажи мне только два слова — и я заберу вещи.
— Зачем?
— Мы х-христиане или нет? Личная жизнь человека прежде всего! А все остальное — это придумано… А где же… А Людмила где твоя?
— Уехала.
— Как?! Куда?
— Домой.
— А ты?
— Что я?
Песцов смотрел на него ничего не понимающими глазами.
— Стасик, ты мне должен все объяснить, сам понимаешь, какой я… Твоя жена откуда приехала?
— Из дома.
— Понятно… А где ее дом?
— В Ташкенте.
Станиславу нужно было успокоиться. Прийти в себя. Именно поэтому так долго и так непонятно отвечал он на вопросы Песцова.
— Странно… Почему же ты живешь здесь? Ты разошелся, что ли, с ней?
— Было дело…
— Ага! Решили сойтись?
— Все может быть…
— Правильно! Одному очень хреново… очень… А у тебя такая жена — пальчики оближешь! Дети есть? Тем более надо сойтись!..
— Антон Петрович, слетай за бутылкой, — попросил Станислав.
— Вот это по-христиански!.. Гони монету.
«Хороший человек» — подумал Станислав о Песцове, когда тот вышел из комнаты. — А хорошим людям всегда не везет… Слабовольный, наверно… Там работал… там… А я не слабовольный? И-ди-от! Что толку от твоей… деятельности?.. Но тут он снова вспомнил об Ольге, о Людмиле, и все другие наболевшие вопросы отошли на задний план. «Так и спиться можно» — мелькнула мысль. Станислав пренебрежительно хмыкнул и отогнал ее.
…Как-то Людмила спросила:
— И когда ты снова собираешься в деревню, мой милый солдатик?
— «Деревня, где скучал Евгений, — продекламировал он, — была прелестный уголок…»
И почувствовал, как защипало глаза. И вспомнил деревню: мать, отца, бабушку Варвару, Юрку, Тамару Акимовну и Марину Семеновну, Елизавету Ивановну, Веньку, каким он был тогда, и — Ольгу, Ольгу, Ольгу, Ольгу… Еще ничего не потеряно! — спохватился он. — Ничего! Ему только тридцать, он еще успеет закончить вуз и…