Станислав пришел на мебельную фабрику, открыл дверь заготовительного цеха — и знакомые запахи и гул станков взволновали его, о многом ему напомнили. В первые дни работы он не мог отделаться от ощущения, что вот-вот подойдет к нему Вадим Кирьянович Рожков и скажет: «Стас, эту деталь ты запорол»; были и более яркие и грустные ощущения. Иногда, особенно во второй половине дня, когда движения рук становились все более автоматическими, Станислав, услышав вдруг громкие голоса за спиной, вздрагивал. В самый первый момент ему чудился голос отца, но мгновение быстро уходило, и Станислав усмехался: «Больно ты впечатлительный!»

— Я очень жалею, — говорила Дильдор Аскаровна, — что вы уходите. Очень буду вас вспоминать.

— Мы к вам будем приходить в гости, — сказал Станислав.

— А вы к нам, — добавила Людмила.

— Да-да, обязательно. В гости — обязательно.

Мебельная фабрика выделила Станиславу квартиру в одном из микрорайонов города, несколько удаленном от центра, но зато в кирпичном (а не в бетонном) доме, что очень нравилось новоселам.

Прошло три года с тех пор, как Станислав Вахтомин, демобилизовавшись из армии, начал работать на мебельной фабрике. Событий за это время произошло немало, но наиболее большим и печальным было одно — скоропостижная смерть бабушки Варвары. Новая рана появилась в сердце Станислава — вина перед Варварой Петровной. Почему он не посетил родных после демобилизации? Почему нужно было обязательно тянуть с этим целый год (он собирался поехать в Вахтомино, как только получит первый отпуск), и почему ни сама бабушка Варвара, ни Юрка не настояли на его приезде?

Станислав пришел домой с работы, и Людмила протянула ему телеграфный бланк. «Бабушка скоропостижно умерла» — гласили неровные строчки. Станислав помчался в аэропорт за билетом. На другой день была суббота и должен был прилететь Вениамин, но на другой день в шесть часов утра Станислав был уже в воздухе.

Станислав задержался в пути: долго не принимала Москва, и пришлось полдня сидеть в Ташкентском аэропорту. Из Москвы до Вахтомино надо было добираться поездом.

На станции Станислава встретил Юрий — вытянувшийся, белоголовый, серьезный. Незнакомым голосом сказал:

— Мы вчера схоронили бабушку.

Братья побывали на могиле бабушки Варвары, положили цветы. Трудно было поверить в то, что не стало человека, к которому Станислав был привязан больше, чем к кому бы то ни было еще. Теперь Станислав не смог бы вспомнить, какие именно слова он произносил, прощаясь с бабушкой Варварой четыре года тому назад. Но дело было не в словах. Он помнил другие: он простился с ней, как и вообще со всеми, легко, без болезненных переживаний. Если бы он мог знать, что уже никогда не увидит ее! «Она всегда была его заступницей, — думал Станислав. — Всегда».

Смерть бабушки Варвары не могла до конца заглушить в нам радость от встречи с родиной. Он понимал, что это очень некрасиво — радоваться в такое черное время, но не мог заглушить в себе возвышенные чувства. Дым отечества действительно оказался и сладок, и приятен. И березы, о которых сложена столько песен, волновали сердце, и река, и «горбатые» улицы села, и дом Барабановых, казавшийся теперь чужим и холодным, и Марина Семеновна — мачеха, которую Станислав не принял когда-то, — все это было детство — далекое, безвозвратное…

Когда радость встречи немного поутихла, Станислав спросил:

— Может, ты мне теперь объяснишь, почему Оля Барабанова вышла замуж?

— Странный ты человек, — младший Вахтомин пожал плечами. — Сам женился, а хочешь, чтобы тебя кто-то ждал…

— Господи, — вздохнул Станислав. — Ты ничего не знаешь и говоришь такую чушь. Я женился, к твоему сведению, после того, как Оля вышла замуж.

Юрий Вахтомин сдвинул брови; не отвечая, он некоторое время внимательно изучал лицо старшего брата. Затем спокойно спросил:

— В чем дело, Стас? Я разговаривал с Олей, мы виделись с ней пару раз, когда она приезжала сюда еще холостая, а ты уже был женат на женщине, с ребенком. И фотокарточку нам прислал… Женщина ничего… и ребенок тоже… В чем дело, Стас? — У младшего брата изменилась окраска голоса — она стала более участливой. — Я ничего не понимаю…

Станислав подошел к окну и начал смотреть в сторону села — в ту сторону, откуда прилетела однажды в Узбекистан тяжелая весть, прилетела — и в корне изменила жизнь рядового солдата Вахтомина. «Странные люди», — подумал Станислав, не оборачиваясь и продолжая глядеть на село, лежащее в низине за рекой, стараясь отыскать дом Барабановых, словно это могло что-то изменить, могло дать ответ на многочисленные вопросы, которые возникли у Станислава; словно от того, увидит он сейчас дом Барабановых или нет, зависело очень и очень многое, чуть ли не вся жизнь. Юрий молчал, и Станислав воспринимал это с благодарностью, потому что сейчас не нужны были лишние слова, потому что теперь никакие слова не изменят того, что произошло, не вернут прошлого, в котором, оказывается, были упущенные возможности… «Странные люди…» — тихо, почта про себя повторил Станислав. Отвернувшись от окна, он прошелся по комнате и сел на свое место. С улыбкой, которая была и не улыбка вовсе, а жалостливое подергивание губ, сказал:

— Я еще на первом году службы получил письмо о том, что Оля вышла замуж.

— На пер-во-ом?! На первом году? Оля вышла замуж намного позже, говорю же… Кто прислал тебе это письмо?

— Кто? — Станислав взглянул на брата, не видя его. — Кто прислал? — Он покачал головой. — Тебе это очень хочется знать? — И пришло воспоминание о Веньке Барабанове. О друге. — Теперь это неважно — кто. Я думаю, что тебе такие письма получать не придется.

Станислав по-прежнему был далек и от Юрки, и от этой комнаты, не помнил, не думал даже о причине, которая привела его в Вахтомино.

Разные мысли приходили Станиславу в голову, и одна из них была о том, сумеет ли он теперь спокойно смотреть в глаза своему другу Вениамину, потому что тот тоже был из семьи Барабановых. Но Станислав не знал тогда еще, что в день его отлета в Россию Вениамин прибыл вечером к нему домой: узнав от Людмилы о смерти бабушки Варвары, сказал, что Стаська должен был дать ему телеграмму, что настоящие друзья так не поступают и что он немедленно едет в аэропорт… «У вас есть свободные деньги, Люда?»

Правда, Вениамину удалось улететь только на другой день.

Станислав не знал, что пройдет всего несколько часов после такого важного разговора с младшим братом, как Вениамин Барабанов — брат Оли Барабановой, сын Софьи Николаевны Барабановой — явится в деревню Вахтомино, чтобы принести братьям свое соболезнование.

Станислав и Юрий сидели в своей комнате — в той комнате, с которой было связано столько воспоминаний, — и предавались грусти. В комнату вошел Вениамин.

— Венька! Ты?

— Я, — Вениамин поздоровался с братьями за руку. — Ребята я соболезную, — сказал он. — Честное слово, жалко. Такая хорошая была старушка. Такая вежливая, гостеприимная. Жаль. Так неожиданно. Я, когда демобилизовался и приехал сюда, видел ее, она была совсем здорова.

— Тогда — да, была, — сказал Юрий.

— И вдруг… Трудно понять, в чем дело.

— Инфаркт, — объяснил младший брат.

— Инфаркт? Странно… Я почему-то всегда считал, что инфаркт бывает только у мужчин…

Помолчали. Наконец Станислав спросил:

— Ты откуда взялся?

— Оттуда, — последовал ответ. — Не мог сообщить мне?

— Сообщить? В такие минуты трудно думать о чем-нибудь еще.

На другой день Станислав, Юрий и Вениамин отправились на кладбище и положили на свежую могилу цветы. Потом медленно шли обратно, почти не разговаривая. Когда очутились в селе, Вениамин предложил:

— Зайдем к нам? Помянем.

— Спасибо, — несколько поспешно сказал Станислав.

— За что «спасибо»? — удивился друг. — Неужели ты не заглянешь к нам домой? Я помню, когда-то…

— То — когда-то…

Вениамин, который, видимо, собирался поиронизировать на какую-то тему, неожиданно передумал делать это, посерьезнел.