— Ты можешь и дальше оставаться главой семьи, я тебе слова против не скажу. Но внука совращать не дам.

— Что ты заладила свое «совращать» да «совращать»! Он сам хочет работать, понятно тебе? Сам!

— Как не понять, коли ты разагитировал его. И сам неучем остался, и других…

— Замолчи, матушка! Чего ты мелешь? Думать надо, прежде чем рот раскрывать. А еще старая женщина!

— Ты мою старость не трожь, — сурово сказала бабушка Варвара. — А ты, Станислав, не очень-то иди у него на поводу…

Клавдий Сергеевич вскочил на ноги, вышел в сени и громко хлопнул дверью.

— Моду взял — дверями хлопать… Он, Станислав, в Исфаре этой самой с третьего класса школу бросил. Может, и большой он начальник на заводе, я не знаю, но дома себя ведет, ровно зверь лесной…

В воскресенье вечером отец пришел с рыбалки, отнес на антресоли удочки, отдал старушке несколько окуньков: «Свари ухи, матушка!», долго плескался под умывальником. Затем отправился в комнату мальчишек. Вошел, сел на диван, посмотрел на сыновей, которые выжидательно молчали, и заговорил:

— Ну что, Станислав, убедила тебя бабушка?

Станислав не знал, какого ответа отец ждет, но подумал почему-то, что отец сомневается, остался ли сын тверд в своем желании начать трудиться на производстве?

— Я буду работать, отец.

— Вот и хорошо, — Вахтомин с облегчением вздохнул.

— Папа, — Юрка посмотрел на него своими детско-наивными глазами. — Стасик будет теперь зарплату нам приносить?

— А как же! — повеселев, ответил Клавдий Сергеевич. — За работу деньги платят.

— Я тоже пойду на завод, когда кончу семь классов.

— Пойдешь — не пойдешь, — не очень вразумительно пробормотал отец. — Кстати, Станислав, не подумай, что мне нужны твои деньги. Ни в коем разе! Пока что я и сам в состоянии прокормить семью. Значит, так: завтра с утра идем на комбинат, я тебя представляю начальству, то да се, потом тебя заставят проходить медицинскую комиссию, конечно, а потом ты выйдешь в смену Рожкова. Все очень просто.

Клавдий Сергеевич поднялся и вышел из комнаты.

В эту ночь Станислав спал плохо. Он часто просыпался и подолгу смотрел на светлый квадрат окна. Станиславу снилось, что он идет по длинному цеху, с обеих сторон прохода установлены циркульные пилы, они визжат пронзительно и тревожно, и отец тянет его за рукав к станкам, умоляя попробовать, хорошо ли они наточены.

На другой день после бегства Станислава Клавдий Сергеевич явился к знакомому крыльцу, распахнул дверь и вошел в горницу к Тамаре Акимовне. Нарочито бодрым голосом сказал:

— А вот и я, Тамара Акимовна! Небось, заждались?

Она была одна. Вахтомин заметил: на столе не было ни самовара, ни чашек, ни прочих атрибутов, украшающих чаепитие, с которого Тамара Акимовна обычно начинала вечер. Вахтомин загрустил; все приготовленные фразы вылетели у него из головы.

Тамара Акимовна спросила:

— Что вы хотели вчера узнать у меня, Клавдий Сергеевич?

— Я? Э-э…

— Вы садитесь.

— Спасибо. Я… М-мм… — Он вел себя, как робкий мальчишка; он попытался собраться с мыслями. — Собственно говоря, я хотел вчера узнать только, откуда вам стало известно, что Станислав сбежал, и какие обстоятельства прислали к вам моего Юрия… — Вахтомин запнулся, поймав себя на том, что говорит очень скучным языком, и увидев, что Тамара Акимовна смотрит в сторону.

— Могли бы и сами догадаться. — Незнакомый голос был у Тамары Акимовны. — От Юры я все и узнала.

— Ага, — Вахтомин кивнул. — Он пришел к вам.

— Что же здесь странного?

Клавдии Сергеевич нацелил на женщину щелочки глаз и снова склонил голову в знак того, что все понимает:

— Правда, правда. Ничего странного нет. Ведь он к вам пришел, а не к дяде чужому…

— Хорошо, что вы это поняли.

Вахтомин осмелел:

— Спасибо, Тамара Акимовна, что приняли, так сказать, участие. Я рад, что мои сыновья быстро привязались к вам. Это облегчает задачу, которая стоит перед нами.

— Клавдий Сергеевич, — сказала Тамара Акимовна, поднимая на него глаза. — Не будем себя обманывать.

— В каком смысле?

— В единственном. У нас с вами ничего не получится.

Такого варианта он не предвидел, строя накануне планы на сегодняшний день. Вахтомин испытал то особое состояние, которое испытывает пассажир поезда, узнавший вдруг о том, что едет в противоположную от места назначения сторону. Еще пять минут назад Вахтомин считал себя чуть ли не хозяином этой маленькой квартиры, хоть его и смущал сухой тон Тамары Акимовны. Теперь же Клавдий Сергеевич растерялся. Он раскрыл было рот, но не издал ни звука.

Тамара Акимовна продолжала говорить:

— Вы, Клавдий Сергеевич, не тот, за кого себя выдаете. В таких случаях знаете что говорят?

— Что? — машинально спросил он.

— В таких случаях говорят: давайте останемся добрыми знакомыми. Но я даже такой малости не могу вам предложить.

Он медленно поднялся:

— Да… Понятно… — Он бормотал какие-то слова, не понимая их смысла. Он натянуто засмеялся: — Счастливо оставаться, Тамара Акимовна!

Он шел в Вахтомино, не замечая, что шагает слишком быстро и несолидно машет руками. Он думал вслух — и тоже не замечал этого:

— Ну что ж, Тамара Акимовна, спасибо. А я-то, дурак, думаю-гадаю, откуда у вас такой холодный голосок? С чего бы это? Я, дорогая, не пропаду. Мне только пятьдесят будет, я молод и здоров, а что касается вашего брата — вон их сколько, вдовушек-то, любая счастлива будет пойти с Вахтоминым под венец. А то вы больно капризны, Тамара Акимовна. Что ж… До свидания… Я без вас не пропаду. А что касается вашей персоны, уважаемая, так это мы поглядим-посмотрим. Вы еще Клавдия Вахтомина вспомните, покусаете еще свой локоточек, поплачете горькими слезами, да поздно будет. И прокукуете вы свои оставшиеся годочки в бабьем одиночестве. Вот тогда и посмотрим, что к чему, кто правый был, а кто виноватый. Может, вы ждете, что Вахтомин придет к вам на поклон? Если вы так думаете, то вы глубоко заблуждаетесь. Вахтомин на поклон не ходит.

От всех этих злорадных мыслей Клавдий Сергеевич повеселел. Вахтомин видел мысленно, как гибнет вдовая красавица Тамара Акимовна, и наслаждался ее гибелью.

А он пойдет и завтра же женится. Завтра! Тем более, что и невеста есть подходящая — Марина Фабрициева. Чем она хуже «белой головки» из книжного магазина? Марина, по крайней мере, дело делает — в железнодорожном буфете работает, приносит обществу пользу.

Клавдий Сергеевич даже остановился от таких смелых мыслей. Не пойти ли ему теперь же на станцию? Но, с минуту поразмыслив, решил: время уже позднее, лучше это дело отложить на завтра.

Несмотря на размолвку с Тамарой Акимовной, Клавдий Сергеевич вернулся в тот день домой в хорошем расположении духа и с места в карьер решил уладить отношения с матерью. Варвара Петровна, как всегда, была занята делом. Но по лицу старушки Вахтомин безошибочно определил, что сегодня она настроена менее враждебно и что разговорить ее не составит особого труда.

Клавдий Сергеевич приветливо сказал:

— Здравствуй, матушка!

— Виделись уже, — суровым тоном ответила Варвара Петровна.

Клавдий Сергеевич подошел и обнял ее за плечи:

— Хватит быть такой серьезной, матушка. Больно ты сурова второй день. Если чем обидел тебя — извини.

Бабушка Варвара отстранилась, но в разговор вступила:

— Я — что… Меня вон не сегодня-завтра на погост снесут, и вся недолга. Обо мне не тужись, Клавдий.

— Честное слово, матушка, я погорячился. Прости меня, если можешь, и давай не будем больше дуться друг на друга.

— Ладно уж, чего там, — глухо произнесла Варвара Петровна. — Ты бы вон о Станиславе подумал. Хоть и взяла я грех на душу, а болит теперь сердце… Ох, как болит!

— Вот видишь, — не преминул заметить Вахтомин, отходя от матери и хозяйским оком оглядывая комнату. — Вот видишь, к чему привело твое легкомыслие.