— Ничего. Давай лучше спать… Дорога уматывает, знаешь…

— Ладно, поговорим потом, — Юрий собрал с дивана книги, которые валялись на нем. — Сейчас постель тебе принесу… Ничего, что диван? Не жестко?

— Глупости… Только ничего не говори больше. На эту тему не надо.

— Как хочешь.

— Да.

— Как хочешь, Стас. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Ночью Юрий слышал, как ворочается в кабинете с боку на бок старший брат. Если Станиславу не спится в родном доме, — подумал младший Вахтомин, — значит… А что «значит», не знал.

Утром Юрий Вахтомин сказал брату:

— Хочешь почитать дневник?

— Ты ведешь дневник?

— Зачем я. Это ты его вел когда-то.

Станислав оживился:

— Неужели мой дневник?

— Твой.

— Где ты его раскопал?

— На чердаке.

— Хм… Неси сюда.

— А вон он, в ящике стола. Ты пока почитай, а я пойду покурю…

Перед тем, как уйти на работу, Юрий зашел в кабинет. Старший брат продолжал читать дневник.

— Ты только одну тетрадь нашел? — спросил Станислав.

— Только эту… А что, еще было?

— Была одна…

— Можно будет покопаться.

— Специально зачем… — Захлопнув тетрадь, Станислав некоторое время смотрел на нее грустными глазами. — Почему человек всегда жалеет о детстве? — спросил он.

— Ну… как же… Детство все же. Самое беззаботное время.

— Разве у нас с тобой мало было забот тогда?

— Наверное, мы не придавали им большое значение.

— Смерть матери, смерть отца…

— Это совсем другое. Не сравнивай. А детство есть детство. По-моему, мы жалеем о том, что уже никогда не вернется тот особый мир, который окружал нас в детстве. И в детстве мы не думали о том, что жизнь скоротечна.

— Да, конечно… Очень она скоротечна, наша жизнь…

— Ты когда собираешься в гости к Барабановым? — без всякого перехода спросил младший брат.

— Не знаю… Не очень-то меня туда тянет. — Затем Станислав добавил: — Но идти все равно придется. Венька с шеи не слезет.

— Конечно.

— Тогда пойдем завтра.

На другой день после обеда Вахтомины собрались в гости к Барабановым.

Софья Николаевна и Геннадий Егорович встретили их очень любезно.

— Какие у нас гости сегодня! — радостным голосом сказала Софья Николаевна. — Оленька, Веня! Гена, где ты там? Встречай гостей!

— Ну, Станислав, ну и ну! — Геннадий Егорович потряс его руку. — Вот ты какой стал! На станции вроде бы показалось, что… — он оборвал себя. — Когда же ты был здесь последний раз?

— Давно.

— Ну-ну… Значит, восстанавливаешь Ташкент? Героический город, ничего не скажешь. Читал много. Молодцы ташкентцы. Завидую тебе…

— Давай, Стас, давай, проходи. Забыл, что ли, чем был для тебя этот дом когда-то? Если так, то… — Вениамин — не договорил.

Софья Николаевна перебила его:

— Веня, помоги накрыть на стол! Что же ты не предупредил, что гости будут?.. Оленька, доченька, посмотри там в холодильнике мясо, мы быстренько чего-нибудь…

Как обычно происходит в таких случаях, никто никого не слушал, зато говорили почти все. Правда, Станислав молчал, и Юрий видел, что брат смущен — более сильно, чем это было на станции два дня тому назад. Видел Юрий и то, что Ольга Барабанова тоже смущена — об этом говорило ее поведение: она послушно и с большой поспешностью отправилась за мясом — это дало ей возможность временно покинуть компанию.

— Пожалуй, я тоже помогу, — сказал Геннадий Егорович, делая шаг к двери, за которой находилась кухня.

— Сиди уж! — Софья Николаевна взяла Юрия под руку. — Мы и сами управимся.

— Я тоже могу помочь, — сказал Станислав.

— Нет-нет, Стасик, что ты, ни в коем случае, — очень вежливо сказала Софья Николаевна.

Юрий Вахтомин скучал, как всегда скучал в гостях. И мечтал о той минуте, когда можно будет снова засесть у себя в кабинете со своими книгами. Но когда это будет? Пока что он сидел за столом, уставленным закусками и бутылками.

— Я сегодня чертовски рад, — сказал Вениамин, поднимая рюмку, — тому обстоятельству, что мы собрались в этом доме. Этот дом видел всякое — и хорошее и плохое. Но я предлагаю выпить только за хорошее. Я предлагаю выпить за нашу встречу!

Следующий тост провозгласил Юрий Вахтомин:

— Я предлагаю выпить за взаимопонимание…

Пришлось «выступить» и Станиславу.

— За все хорошее, — сказал он. — Я тоже очень рад, что снова нахожусь в этом доме. За здоровье его хозяев — Софьи Николаевны, Геннадия Егоровича и Ольги!

И вскоре беседа стала неуправляемой.

— …Если ты хочешь знать, Стас, работы у нашего отдела хоть отбавляй…

— …И вам, Ольга, не жалко ваших больных?..

— …Плиссе мне нравится, но в некоторых случаях…

— …Но когда ему пора ложиться спать, мы стараемся, чтобы…

— …Не только на Желтом руднике, но и на медеплавильном заводе…

— …У нас нечего делать тем, кто сачкует…

— Не желает ли молодежь немного потанцевать? — это предложил не очень-то уверенным голосом Геннадий Егорович и виноватыми глазами посмотрел на Софью Николаевну.

— Конечно, папочка! — быстро сказала Ольга. — Пусть молодые потанцуют!

Софья Николаевна хотела сказать что-то мужу, но, услышав последние слова дочери, произнесла нарочито осуждающим голосом:

— А ты что, разве не молодежь?

— Для танцев я уже старая.

— Вы не старая. — Юрий Вахтомин смотрел на Ольгу очень благожелательно. Добавил: — Стас, приглашай Ольгу!

Софья Николаевна повернулась к мужу:

— Что же ты не играешь?

— Я — один момент!

Геннадий Егорович поспешно встал и заковылял за гармошкой. Его не надо было просить дважды. Геннадий Егорович принес гармошку, и в комнате полились звуки вальса.

Станислав, помедлив, встал из-за стола и подошел к Ольге:

— Может, действительно тряхнем стариной?

— Почему бы и нет? Вон и мама утверждает, что я не старая…

— Правильно утверждает… И очень красивая, — осмелел Станислав.

— Спасибо за комплимент. Между прочим, мы с тобой танцуем второй раз в жизни, — сказала Ольга.

— Неужели? А когда — первый раз?

— Забыл?

— Хоть убей…

— У тебя на дне рождения. Твой отец еще живой был… Вспомнил?

— Отец еще был женат?

— На Марине Фабрициевой.

— Помню! Тогда ты первый раз вошла в наш дом. У тебя светлая голова. Это же было… что-то около… пятнадцати лет тому назад.

— У меня и должна быть светлая голова, — Ольга чуть заметно улыбнулась. — Я врач.

— Да, но врачом ты уже стала…

— …после того, как заимела светлую голову, да?

— Я расстроился, когда ты вышла замуж.

Она спокойно сказала:

— И поэтому сразу женился?

— И поэтому — тоже.

— Людмила была красивая?

— Красивая… Кто тебе сказал ее имя?

— Марина Семеновна.

— Понятно.

— Ты ее не ругай…

Софья Николаевна, опершись локтями о стол и подперев ладонью подбородок, с неприкрытым любопытством смотрела на единственную танцующую пару — на Станислава и Ольгу. Что было на уме у хозяйки дома? Этого не знал никто.

И тот же лес, и та же река, и тот же мост через реку. И та же деревня. Зато в селе появились новые здания — четырех- и даже пятиэтажные, а по автомагистрали, которая разрезала село пополам, неслось в обоих направлениях значительно больше машин, чем раньше. В прежних своих границах остался комбинат, но только на его территории стало потесней; по словам брата, построено несколько новых цехов и складов готовой продукции. Комбинат, в глазах Станислава, оказался маленьким предприятием, значительно уступающим по размеру Ташкентскому, на котором он работал. Меньше всего изменений коснулось деревни Вахтомино. Те же, что и раньше, фамилии, те же соседи. Многие старики, правда, поумирали, сверстники поразъехались, дети выросли, и теперь со Станиславом здоровались совершенно незнакомые ему молодые люди.