Китик поправил бескозырку и круто повернулся к выходу.

— Вот и начало! — Сергей Петрович сложил потрепанную карту-десятиверстку, торопливо обдумывая, в какое из атакованных скрытыми врагами мест следует сейчас отправиться ему.

Комната военно-контрольного пограничного пункта. У стола дежурного сидит немолодой, со страдальческим видом человек в длиннополом тулупе. Он мнет в руках заячью шапку, время от времени тяжело вздыхает, поглядывая на решетки окон. Дежурный у входа, увидев Луняку, встал. А человек в тулупе заморгал, будто в его глаза попал песок. Молча выслушав подробный доклад дежурного о задержанном, Луняка переспросил:

— Этот?

— Да. Остальные сбежали. А этого гуся в кадушке из-под капусты нашли, — с улыбкой объяснил дежурный.

— Кадушка моя, товарыш начальнык. Я в ний збирався огиркы солыть.

— Эк запоздали, скоро уже по старому календарю Новый год! — не удержался Луняка.

— Так я же хотив обручи поправыть, подготовыть, значыть, это самое...

— Вот про «это самое» и поговорим. Брось дурочку валять. Где приятели твои? Куда путь держат, отвечай?...

— Про це я знаю так же, як и вы, — четко, словно заученную фразу, отрезал мужик. — Попросылысь люды переночувать. Ну я и пустыв, а тут матросыкы заявылысь... Та й шкоды наробылы... Повыбывалы викна.

— Кто повыбивал, мы? — возмутился один из матросов, сидевший прямо на полу, неподалеку от стола дежурного.

— Та вы чы воны — викон намае.

— Для чего оружие держал?

— Оружие не мое. Подложили. Та мэнэ и чека знае. Хожу исправно на регистрацию.

— Теперь и Особый отдел с вами, дяденька, познакомится. А пока под крепкий замок его.

След нарушителей был потерян.

Когда береговая охрана кинулась по следам вражеских лазутчиков, высадившихся с того берега реки, с церковной башенки дробно зазвонил колокол.

Кинулись к церкви, стали стучать в церковную сторожку. Тихо. Луняка, чуть прихрамывая, пошел вдоль церковной ограды, а матросам приказал идти в противоположную сторону. Вскоре один из матросов наткнулся на валявшуюся под ногами шапку.

— Чья шапка?

— Похожа, деда Опанаса, пономаря.

Луняка сделал знак рукой, и матросы направились к колокольне. Вход был открыт, матрос вихрем пронесся по крутой лестнице наверх, Луняка едва поспевал за ним.

— Товарищ начальник, дайте свет: человек лежит! — попросил матрос сверху. Свет фонаря скользнул по заплаткам старой свитки и остановился на бородатом лице, испачканном кровью.

— Дед Опанас!

В похолодевших руках старика были концы веревок от колоколов.

— Один колокол звонил? — спросил Луняка.

— Один, это точно.

— А веревки от всех колоколов...

Было ясно, что нарушитель предпринял маневр: колокольным звоном хотел отвлечь внимание береговой охраны. А возможно, это был условный знак сообщникам.

Старика снесли в сторожку, послали за врачом.

В это время со стороны городского кладбища раздались выстрелы, послышались отрывистые голоса людей.

Луняка с группой бойцов кинулся к тачанке, стоявшей во дворе, и понесся по ухабистой дороге, ведущей к старому кладбищу. Группа пограничников преградила им путь.

— Командир, ко мне! — крикнул Луняка.

К нему подошел молодой пограничник.

— Кто стрелял? — спросил Луняка у командира взвода, показывая свое удостоверение.

— Кладбище оцепили, преследуем нарушителей. Они оказывают сопротивление.

— Передайте по цепи: «Взять только живьем, за неисполнение приказа — трибунал».

Через несколько минут Луняка и матрос Егор Бутакин очутились вблизи первых могильных бугорков.

— Прочесываем по порядку, — шепнул Луняка Бутакину. — Я возьму правее, ты ползи прямо.

Они исчезли в полутьме. Луна зашла за облака, порывистый ветер сметал с могильных холмов сыпучий снег. Матросу надоело ползти по мерзлой земле. Он приподнялся, кинулся вперед. Вдруг его нога куда-то провалилась по самое колено. В это время показалась луна, а чуть позже за мраморным черным крестом промелькнул силуэт. Это был, конечно, не Луняка. Через секунду Бутакин отчетливо увидел ползущего наперерез ему человека. В полусогнутой вытянутой его руке блеснул револьвер.

Бутакин приготовился к прыжку, присел на корточки, но в это время прозвучал выстрел. Пуля сняла бескозырку. Стрелявший юркнул за мраморный крест.

— Не торопись! — раздался сбоку недовольный голос Луняки.

Услышав выстрел, Луняка уже не полз, а, поднявшись во весь рост, перебегал от одного памятника к другому. Когда небо опять посветлело, Луняка увидел массивный мраморный крест, за которым, распластав руки, стоял человек. Это было странное зрелище: в одной его руке блестело лезвие финки, в другой — револьвер; но сам он старался изобразить церковное распятие. Луняка кинулся к кресту. Голова «распятия» повернулась на хруст снега. Сухо треснул выстрел. Бутакин, вынырнувший из сумрака с другой стороны, оказался между крестом и Лунякой. Пуля угодила ему в плечо. Луняка выхватил пистолет и в это мгновение вспомнил приказ: взять живым.

Через секунду Луняка стоял у креста. С него уже исчезло живое распятие. Все же Луняка выстрелил наугад, чтобы услышать ответный, но кладбище безмолствовало.

«Очередная хитрость или кончились патроны», — пронеслось в голове Луняки. И вдруг он увидел врага почти рядом. Тот замер, вдавливаясь в ложбину между двумя могильными холмиками. Колебаться было некогда. Диверсант, лежа, размахнулся ножом, но тут же получил сильный удар по голове. Он все же успел вонзить нож в чекиста.

— Сюда, товарищи! — негромко позвал Луняка на помощь. В голове непрерывно звенело. Сидя, Луняка чувствовал, что силы покидают его.

Поодаль замелькали штыки пограничников.

Низкорослый, с юркими глазами, начальник побережной милиции Бобров отчитывал своих подчиненных:

— Баб испугались, сукины дети! Да я вас всех в Особый отдел отправлю сейчас!

— Зачем всех, — остановил Боброва вошедший Рогов, положив на стол свой мандат. — Вами установлено, кто привел людей к барже? Молчите? Значит, не установлено. Лично вы были на месте происшествия? Тоже нет. Отсиживаетесь в кабинете, как полицейский пристав, распекаете подчиненных. Сколько ваших людей было разоружено толпою?

Бобров, хмурясь, молчит, исподлобья оглядывая милиционеров. Ему не хотелось, чтобы этот разговор продолжался при подчиненных. Но Рогова уже нельзя было остановить.

— Вы сообщили нам, что милиционеры разоружены...

— Нас окружила толпа...

— Значит, вы врали? Значит, вы в душе уже считали себя разоруженными? Сдайте оружие!

Бобров вскинул голову, заявив нервно:

— Я назначен Главным управлением. Имею заслуги...

Рогов не поддержал разговора.

— Немедленно оружие!

Бобров стал расстегивать портупею.

— Завтра в девять ноль-ноль зайдите в Особый отдел, там объяснитесь.

Приняв от Боброва револьвер, Рогов обратился к милиционерам:

— Дежурный отвечает за порядок в порту. Мне сейчас нужны только два человека. Добровольцы есть?

К Рогову подошел молодой паренек с наганом за поясом. К нему присоединился пожилой милиционер в коротком полушубке с красной повязкой на рукаве.

— Вы идите сейчас со мной не как милиционеры, а как агитаторы. И для связи. Оружие оставьте здесь. Я тоже без оружия. Понятно?

— Чего ж тут не понять...

Через несколько минут они были на берегу Днепра. Невдалеке, за пакгаузом, виднелся силуэт баржи. Оттуда отчетливо слышались голоса людей, доносился стук топоров. Рогов сделал знак рукой.

— Один со мной, другой здесь. В случае чего — бегом за подкреплением.

Рогов и молодой милиционер быстро зашагали дальше. Вот и баржа. Вокруг нее ожесточенная толпа с кирками, ломами, топорами.

Рогов вскочил на просмоленные доски, отодранные от баржи.

— Стойте!.. Кто вам позволил портить народное добро?

Перед Роговым выпрямилась молодая женщина.