— Будет когда-нибудь, если только их с самого начала не унесет течением.

— Не правда ли, она загадочная натура, Ворон? Я уверена, что у нее в жизни было что-то трагическое. Вы ничего не слышали?

— Ее мужа убили в драке в Монте-Карло.

— Из-за нее?

— Не знаю. Но не думаю, потому что если у женщины такой спокойный и высокомерный вид, как у леди Танкред, и если она так холодна и надменна, то можно не сомневаться, что ей нечего стыдиться в прошлом.

— В таком случае почему между ними такая холодность? Посмотрите на Тристрама! По-моему, он очень дурно делает, что сидит и разговаривает с Лаурой.

— Ну и змея эта Лаура! — проворчал Ворон. — Она пытается опять вернуть его к себе.

— Я не понимаю, почему женщины не могут оставить в покое чужих мужей? Ужасные негодницы большинство из них!

— Что ж, это только проявление охотничьего инстинкта.

Но леди Анингфорд вдруг вспыхнула.

— Вы циник, Ворон, — негодующе заявила она.

— Вы не забыли своего обещания показать мне завтра ваши любимые места, леди Этельрида? — говорил между тем Френсис, ловко уводя хозяйку от группы гостей к дивану, где им никто не мог помешать. — О человеке легче судить, когда знаешь, что ему нравится.

Леди Этельрида никогда не говорила о себе, особенно с мужчинами, и, вероятно, только потому, что ей очень нравился финансист, она поддержала разговор, который он начал не без умысла.

— Мои вкусы очень просты, — мягко сказала она, — и по ним вряд ли можно о чем-либо судить.

— Я был уверен, что они просты, — ответил Маркрут и, заглянув ей в глаза, после некоторой паузы продолжал:

— Просты, чисты и милы… Я всегда думал о вас, леди Этельрида, как об олицетворении всего простого, здорового и уравновешенного, — словом, как о совершенстве, — и это последнее слово прозвучало в его устах как ласка.

— Я самая обыкновенная, — ответила Этельрида, удивляясь самой себе: почему она на него не сердится, хотя имеет на то полное основание?

— Здоровый человек любит только совершенное во всем равновесие, — продолжал Френсис сдержанно. — Утомление и пресыщение вызываются исключительно нарушением равновесия и гармонии. Равновесие вещь чрезвычайно простая, но как все простое оно встречается очень редко.

— У вас, мистер Маркрут, на все есть теории? — спросила Этельрида, смеясь глазами.

— Теоретизировать иногда очень полезно, чтобы не потерять голову.

Леди Этельрида ничего не ответила, но была тронута. Она часто говорила своей подруге, Энн Анингфорд, что она не любит пожилых мужчин; ей неприятны их жидкие волосы, их жирные подбородки и закоснелые привычки. Но вот оказалось, что она заинтересовалась, и даже очень, одним из пожилых мужчин, ибо Маркруту было не менее 45 лет; правда, его красивые каштановые волосы очень густы, а сам он худощав и строен.

Этельрида, почувствовав, что лучше перевести разговор на более общие темы, заметила:

— Зара сегодня необычайно хороша.

— Да, — ответил финансист, нехотя отрываясь от интересного разговора, — я надеюсь, что когда-нибудь они будут счастливы.

— Почему вы говорите «когда-нибудь»? — быстро спросила Этельрида. — Я думала, они и теперь уже счастливы.

— Кажется, не очень, — ответил Маркрут. — Но вы помните наш уговор за обедом? Они будут идеально счастливы, если их оставить в покое, — и он взглянул на Тристрама, разговаривающего с Лаурой.

Этельрида тоже взглянула на них.

— Да, — сказала она. — Я очень сожалею, что пригласила ее… — и вдруг в смущении умолкла и густо покраснела. Она поняла, какую сделала оплошность. Ведь мистер Маркрут мог ничего и не знать о той глупой истории! Зачем она это сказала!

— Пустяки, — проговорил он со своей тонкой улыбкой. — Моей племяннице это будет очень полезно. Я, впрочем, хотел совсем другого.

Но чего он хотел, так и не объяснил.

Вечер прошел очень хорошо. Молодежь, собравшись в одном конце комнаты, договаривалась устроить на следующий день пикник, потому что лишь немногие из молодых собирались принять участие в охоте. В свою компанию молодежь привлекла и Зару, но решительно отклонила участие в ней Тристрама.

— Вы, Тристрам, теперь уже старик, женатый человек, — дразнили его. — А леди Танкред молода, и поэтому поедет с нами!

— И я беру на себя заботу о ней, — с сентиментальным видом провозгласил лорд Эльтертон, что ужасно разозлило Тристрама. «И зачем только Этельрида собрала здесь такую кучу бездельников», — думал он недовольно, забыв о том, что до сих пор среди этих бездельников он прекрасно себя чувствовал.

— Вы знаете, что завтра некоторые из дам придут к охотникам на завтрак, и так как вы, Тристрам, будете лишены общества вашей прелестной жены, то я тоже приду на этот завтрак, — с улыбкой сказала Лаура.

Наконец все распрощались и отправились в свои комнаты, но Зара, придя к себе, не понимала, почему ее атмосфера не казалась ей уже такой мирной и спокойной, как несколько часов тому назад.

В первый раз в жизни она ненавидела женщину!

А Тристрам, придя в свою комнату часом позже, спрашивал себя, спит ли Зара? Лаура была очень мила, и он чувствовал себя несколько утешенным. Бедная Лаура, она, по-видимому, действительно любила его, и, может быть, он в самом деле поступил жестоко по отношению к ней. Но как он раньше мог думать, что любит ее? Она выглядит совсем старой, и раньше он не замечал, как взбиты ее жидкие волосы! Нет, у женщины непременно должны быть хорошие волосы.

Снова его сердце, как клещами, сжала боль, и, протянув руки к двери, отделявшей его от Зары, он громко сказал:

— Дорогая, если б вы только могли понять, как мы могли быть счастливы… если бы вы только захотели!.. Но я не могу даже выбить эту ненавистную дверь, потому что дал клятву…

И всю ночь он беспокойно метался по постели.

Хотя на следующий день погода была неважная, Тристрам поднялся рано и вместе со всеми охотниками отправился на охоту. А молодежь, весело позавтракав, стала держать совет, что делать дальше.

— Сегодня наверное будет дождь, — сказал Джимми Денверс. — Поэтому нам совершенно незачем идти на Лантонские высоты. Что, если мы устроим завтрак в монтфижетской башне? Там нас, по крайней мере, не промочит.

— Правильно, Джимми, — согласился Ворон, который вместе с леди Анингфорд сопровождал молодежь. — Я стою за то, чтобы не промокнуть, потому что у меня ревматизм в плече. А вы и юный Билли, я слышал, превосходные повара!

— Значит, — с энтузиазмом воскликнула леди Бетти, — мы сами приготовим себе завтрак! Как это интересно! Мы разведем огонь в большом камине и будем на нем готовить! Ах, Ворон, вы просто прелесть!

— Ну вот и отлично, значит, я сейчас распоряжусь, — весело сказала леди Этельрида, — какой вы умный мальчик, Джимми, что придумали это!

И к двенадцати часам все было готово. С вечера мистер Маркрут и герцог условились, что пойдут на охоту в компании с самыми серьезными охотниками. Но рано утром финансист послал его светлости записку, в которой просил уволить его от этой приятной обязанности: он ждал очень важную телеграмму, касающуюся турецкого займа, на которую должен был немедленно ответить письмом. Он очень сожалел, что принужден отказаться от охоты, и с обычной для него легкой иронией просил герцога не забывать, что он, Маркрут, всего лишь бедный деловой человек.

Прочтя эти строки, герцог улыбнулся; он знал, какими миллионами ворочает «бедный деловой человек».

В полдень, когда молодежь собралась отправиться в башню, финансист уже отправил ответ на телеграмму и, как будто случайно встретив леди Этельриду и удивившись, что они еще не уехали, стал просить, чтобы и его взяли с собой. Он тоже прекрасный повар, уверял он ее, и будет им очень полезен. Она согласилась, и вся компания со смехом отправилась на пикник.

Между тем, если бы кто-нибудь заглянул в важное письмо, написанное по поводу турецкого займа, то увидел бы, что оно адресовано известному переплетному мастеру и содержит просьбу Маркрута немедленно прислать отданные ему в переплет книги.