Лорду Танкреду очень хотелось спросить Маркрута, к какому разряду он причисляет свою племянницу, но он, конечно, удержался. Сам-то он был уверен, что она принадлежит к последнему разряду. Да, теперь и ему стало ясно, что только такие женщины и опасны, а ему так редко приходилось встречать их! Он вспомнил Лауру Хайфорд с ее тонкими губами и острыми зубками. У нее был маленький показной умишко, совершенно не было сердца и столько же смысла, как у какой-нибудь кошки или хорька. Что в ней привлекало его? Но, слава Богу, с ней все покончено, и он совершенно свободен… делать открытия в характере Зары — его будущей жены.

— Знаете, что я скажу вам, Френсис, — сказал он, когда разговор перешел на другую тему, сигары были докурены и ликер выпит, — еще мне хотелось бы как можно скорее устроить встречу моей кузины Этельриды с графиней Шульской. Мне почему-то кажется, что они друг другу понравятся.

— Но пока моя племянница не вернется из Парижа, об этом не стоит и заговаривать, — ответил финансист, — тогда она будет совсем в другом настроении. Сейчас она еще в полутрауре, а тогда у нее появятся красивые наряды и вообще это будет удобнее во всех отношениях. Повидайте ее сегодня, но сохраняйте благоразумие, не выказывайте своих чувств до ее возвращения из Парижа, да и тогда будьте осторожны, пока она не станет вашей женой.

На лице лорда Танкреда появилось разочарование.

— До этого еще далеко, — протянул он.

— Давайте-ка устроим у меня обед, который, может быть, почтят своим присутствием герцог и леди Этельрида, а также ваша мать и сестры, и вообще члены вашей семьи, которых вы захотите пригласить. Скажем, обед состоится в день возвращения моей племянницы из Парижа, — и Maркрут вытащил из кармана маленький календарик. — Это будет восемнадцатого, в среду, а свадьбу мы назначили на двадцать пятое, тоже в среду. Значит, она будет как раз через неделю после этого обеда. Таким образом, вы вернетесь из свадебного путешествия первого ноября, переночуете у меня, а второго мы все вместе можем отправиться в Монтфижет, если только ваш дядя будет так добр, что пригласит меня. Вы согласны с таким распределением? Если да, то я сейчас же это запишу.

— Конечно, согласен, — ответил жених, и так как у него не было ни записной книжки, ни календарика, то записал все числа на манжете. Его лакей Хиггинс многое узнавал о его светлости по таким записям на манжетах.

— Мне кажется, не стоит дожидаться пяти часов, Френсис, — сказал он, когда они вышли из ресторана, — а лучше всего пойти сейчас и отделаться от этого визита, если только графиня Шульская дома. Я сейчас спрошу по телефону.

Но в ответ на его вопрос Торнер сообщил ему, что хотя графиня Шульская дома, она не может принять его светлость до половины пятого.

— Ах, дьявол! — воскликнул лорд Танкред, кладя телефонную трубку, а Френсис отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— Вы лучше пойдите купите обручальное кольцо, — сказал он.

— Бог мой, я и забыл! — воскликнул Тристрам. — Ну, да у меня теперь масса времени, так что пойду к нашему фамильному ювелиру — кольца у него старомодные, но камни хороши.

Они распрощались, и молодой человек, вскочив в таксомотор, помчался к ювелиру, чувствуя, что во всем его существе растет возбуждение, как во время охоты на львов.

Когда графине Шульской доложили о приходе лорда Танкреда, она сидела в гостиной своего дяди.

В этой строгого вида комнате в чисто французском стиле было очень мало мебели, но каждая вещь представляла собой произведение искусства. Здесь не замечалось никаких следов женского влияния — все было чопорно и стиль строго выдержан. Зара нарочно выбрала эту комнату, она хотела, чтобы встреча их была непродолжительна и холодна.

Лорд Танкред подошел к Заре с решительным выражением на своем красивом лице. Зара поднялась к нему навстречу и поклонилась, но не протянула руки, и потому его рука, которую он, было, поднял, чтобы поздороваться с ней, беспомощно опустилась. Зара ничуть не желала облегчить ему положение — она, как всегда, молчала. Она даже смотрела не на него, а в окно, за которым лил дождь, и лорд Танкред только сейчас заметил, что глаза у нее не черные, а темно-серые.

— Вы, конечно, понимаете, зачем я пришел, — наконец начал он.

— Да, — ответила она.

— И, естественно, знаете, что я хочу жениться на вас, — продолжал он.

— В самом деле?

Он стиснул зубы — да, с ней трудно было говорить!

— Что ж, событие хорошее для вас, если вы действительно его хотите.

Это звучало ничуть не утешительно и к тому же было очень неожиданно.

— Да, действительно хочу, — тем не менее подтвердил он. — Двадцать пятого октября… с вашего позволения.

— Я уже согласилась, — сказала Зара и стиснула руки.

— Можно мне присесть около вас и поговорить? — спросил он.

Она указала ему на кресло в стиле Людовика XVI, стоящее напротив, а сама взяла небольшое кресло и села по другую сторону камина.

Так они сидели, она — глядя на пылающие угли, а он — глядя на нее. Мрачный свет умирающего дня падал прямо на Зару, и лорд Танкред мог отлично рассмотреть ее. «Как женщина с таким чувственным лицом может быть такой холодной?» — в изумлении спрашивал он себя.

Великолепные волосы Зары сверкали медью при двойном освещении от камина и из окна, а ее необыкновенная белая кожа уже сама по себе являлась искушением. Безумное желание поцеловать ее охватило Танкреда — никогда еще, кажется, его так не влекло ни к одной женщине.

— Ваш дядя сказал мне, что завтра вы уезжаете и вернетесь за неделю до свадьбы. Мне хотелось бы, чтобы вы не уезжали, но это, видимо, необходимо, чтобы заказать приданое?

— Да, это необходимо.

Тристрам встал, потому что не мог усидеть на месте — страшное возбуждение охватило его. Он облокотился о камин совсем рядом с Зарой, и мгновение страстно пожирал ее взглядом. Она подняла глаза и когда увидела выражение его лица, черные брови ее вдруг сдвинулись и выражение бесконечного отвращения появилось на лице.

Итак, это уже явилось так скоро! Он, следовательно, такой же, как и все мужчины, — отвратительное чувственное животное. Зара знала, что ему хочется поцеловать ее, — поцеловать женщину, которую он совсем не знает! Жизненный опыт не научил ее относиться снисходительно к мужским инстинктам. Целая область в отношениях людей была ей отвратительна. Где-то в подсознании она чувствовала, что ласки могут быть приятны, если любишь — страстно любишь, но когда они являлись только выражением влечения пола, они были омерзительны. Ни одному мужчине она никогда еще по собственной воле не протянула ни одного пальца, хотя принуждена была переносить страстные ласки своего мужа.

Тристрам показался ей сатиром, но она не была робкой нимфой; наоборот, она была свирепой пантерой, готовой к яростной самозащите.

Лорд Танкред увидел ее взгляд и отошел назад, охлажденный. Он начинал понимать, что с ней будет гораздо труднее, чем он предполагал, и ему, по-видимому, понадобится все его самообладание. Поэтому он тоже отвернулся к окну и взглянул на мокрый парк.

— Сегодня к вам, вероятно, приедет моя мать, — сказал он. — Я просил ее, чтобы она не ждала, что вы ее примете. Она сделает вам визит только для того, чтобы показать, что моя семья принимает вас с любовью.

— Это очень мило с ее стороны.

— Объявление о нашей помолвке появится завтра в «Морнинг пост». Вы ничего не имеете против?

— Что же я могу иметь против? — удивленно спросила она. — Раз это правда, то формальности должны быть соблюдены.

— Но это не похоже на правду. Вы так ужасно холодны, — сказал он с некоторым неудовольствием.

— Я не виновата в том, что я такова, — произнесла она как-то особенно высокомерно. — Я согласилась и готова исполнить все необходимые формальности — познакомиться с вашими родными и так далее — но мне совершенно нечего сказать вам. О чем нам говорить, когда все уже решено. Вы должны взять меня такой, как я есть. Или оставить меня в покое, — добавила она, видимо до такой степени раздраженная, что, несмотря на предупреждение дяди, не смогла удержаться, — мне-то ведь все равно.