Он обернулся, обозленный и готовый вспылить, но она была так очаровательна в своем горделивом высокомерии, что он тотчас сдержался. Это ведь только одна из перипетий игры, и он не должен поддаваться влиянию таких речей.

— Вам, возможно, все равно, но мне-то не все равно, поэтому я беру вас такой, как вы есть… или будете, — сказал он.

— В таком случае нам больше не о чем говорить, — холодно ответила она. — Определите с дядей, когда мне удобнее отдать визит вашим родным, и я сделаю так, как вы решите; а теперь я не стану удерживать вас и пожелаю вам всего лучшего, — она поклонилась и направилась к двери.

— Мне очень жаль, что вы так спешите уйти, — сказал лорд Танкред, бросившись открывать дверь, — но до свидания, — и он пропустил ее в дверь, не пожав ей руки.

Оставшись один в комнате, он вдруг вспомнил, что не отдал ей обручальное кольцо, которое лежало у него в кармане. Он огляделся вокруг и, увидев письменный стол, присел к нему и написал: «Я хотел отдать вам это кольцо. Если вы не любите сапфиров, их можно обменять на другие камни. Пожалуйста, носите его и верьте преданности вашего Танкреда».

Эту записку и маленький футляр с кольцом он вложил в большой конверт и позвонил.

— Передайте это графине Шульской, — сказал он вошедшему лакею, — а мой автомобиль здесь?

Оказалось, что автомобиль дожидался его, поэтому лорд Танкред сразу же спустился вниз и вышел на улицу.

— К герцогу Гластонборну, — приказал он шоферу и с недовольным лицом откинулся на спинку сиденья.

У Этельриды, может быть, еще можно будет застать чай, и потом у нее такие мягкие, успокаивающие манеры…

Она была дома, и его тотчас провели в ее гостиную.

Леди Этельрида Монтфижет вела хозяйство своего отца, герцога Гластонборна, с шестнадцати лет, с тех пор, как умерла ее мать, и все большие приемы герцога проводила с большим искусством. Сейчас ей исполнилось двадцать пять, и она была очень мила — высока ростом, изящна, с чрезвычайно породистой внешностью.

Френсис Маркрут находил леди Этельриду даже красивой. Он любил анализировать типы лиц и говорил, что есть лица, которые выливаются по форме, причем одни формы сделаны более или менее искусно, другие аляповаты, и есть лица, которые словно выточены. Он любил выточенные женские лица, и поэтому ему не особенно нравилась его племянница, так как, хотя ее лицо было вылито по очень красивой форме, маленький нос вовсе не был выточен. По мнению Маркрута, как в Англии, так и в Австрии встречались выточенные, аристократические лица, но в других нациях они были редкостью.

Некоторые утверждали, что черты леди Этельриды слишком уж выточены и что к старости они должны заостриться, но никто не мог отрицать ее изящества и утонченности.

У нее были белокурые, с серебристым оттенком, волосы, добрые, умные серые глаза, а ее гибкая фигура приводила в восторг всех портных — на ней отлично сидело любое платье.

Леди Этельрида была во всем умеренна, не увлекалась спортом и не имела никаких причуд. Она любила своего отца, свою тетку, кузин, свою подругу леди Пенингфорд; словом, она была дама большого света, и у нее был очень хороший нрав.

— У меня есть интересная новость, Этельрида, — сказал Тристрам, садясь возле нее на диван, — угадайте-ка!

— Ну как я могу угадать, Тристрам? Мэри выходит, наконец, замуж за лорда Генри?

— Нет еще, насколько я знаю. Но, вероятно, выйдет когда-нибудь. Нет, вы отгадайте еще раз, это в том же роде.

Она налила ему чашку чаю и пододвинула тарелку с поджаренным хлебом.

— Кто же это — мужчина или женщина? — задумчиво спросила она.

— Мужчина… я! — прибавил он, не смущаясь столь неграмматичным оборотом речи.

— Вы, Тристрам? — изумленно воскликнула Этельрида, насколько она могла позволить себе высказать изумление. — Вы собираетесь жениться? На ком же?

Известие было так неожиданно, что первое, что мелькнуло в уме Этельриды — это предположение насчет Лауры Хайфорд. Но тут же она сообразила, что та замужем, и снова повторила:

— На ком же?

— Я женюсь на вдове — племяннице Френсиса Маркрута. Вы ведь знаете его?

Леди Этельрида кивнула.

— Она очаровательнейшее создание и совсем не похожа на других женщин, это вы поймете, Этельрида, как только увидите ее. У нее гневные черные глаза — впрочем, они в сущности не черные, а стального цвета. Затем рыжие волосы, бледное лицо и такая фигура… И знаете, мне кажется, что я очень влюблен в нее!

— Вам это только кажется, Тристрам? Это курьезно, раз вы хотите жениться на ней! — и леди Этельрида улыбнулась.

Он отпил чаю, но тут же вскочил с места — ему положительно не сиделось сегодня.

— Она из тех женщин, которые могут свести с ума мужчину, если он только ближе познакомится с ней, — а я уверен, что познакомлюсь! — И заметив выражение юмора на лице своей кузины, он весело рассмеялся. — Я понимаю, мое признание, что я ее мало знаю, кажется смешным, но это так и есть, Этельрида, хотя признаться в этом я могу только вам. Видите ли, дитя мое, я сегодня жажду утешения, потому что она обошлась со мной очень сурово. Но тем не менее наша свадьба состоится двадцать пятого октября. Мне хотелось бы, чтобы вы были к ней внимательны и добры. Я уверен, что у нее в жизни было очень много горя.

— Конечно, Тристрам, я буду внимательна к ней, — отозвалась леди Этельрида, — не забывайте только, что я ведь решительно ничего не знаю. Где вы, например, встретились? Может быть, вы мне что-нибудь расскажете о ней, чтобы я могла почувствовать к ней такую симпатию, как вы хотите?

Тогда лорд Танкред сел на диван рядом с Этельридой и рассказал все, что знал сам: что Зара была молода, красива, богата, очень сдержанна, холодна, что она уезжает в Париж и вернется только за неделю до свадьбы, и что он отлично знает, каким все это кажется диким и нелепым, но пусть Этельрида поймет и не разубеждает его.

И Этельрида не стала разубеждать. Из его несвязного рассказа она поняла, что эта женщина, по-видимому, затронула самые сокровенные струны его сердца.

— Я хочу попросить дядю Гластонборна пригласить Френсиса Маркрута на охоту, — сказал лорд Танкред, — а мне вы позволите приехать с Зарой? Она тогда будет моей женой, а у меня есть приглашение только для себя.

— Да ведь этими приглашениями заведую я, глупый вы человек, — рассмеялась леди Этельрида, — и, конечно, вы можете привезти свою Зару, а мистеру Маркруту я напишу сама и попрошу его приехать. Несмотря на то, что тетя Джен называет его циничным иностранцем, он мне нравится!

Лондонское общество было поражено, прочитав в «Морнинг пост» о помолвке лорда Танкреда. Никто до сих пор не слышал об этой предполагавшейся женитьбе ни одного слова. Недавно очень много говорилось о поездке лорда Танкреда в Канаду, причем все порицали его за это. Смешно и дико — Танкред вдруг собрался эмигрировать! Но ни о его женитьбе, ни о невесте никто не имел никакого представления, поэтому известие произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Когда же его прочла леди Хайфорд, то стиснула свои острые зубки и издала звук, похожий на писк хищного зверька. Итак, он ушел-таки от нее! Он часто предупреждал, что уйдет, когда она устраивала ему сцены. Значит, он сказал правду в последний раз, что все между ними кончено, а она принимала его молчание за обиду! Кто же его невеста? «Графиня Шульская» — что это за имя? Польское? Венгерское? «Дочь покойного Мориса Грея» — какого это Грея? «Племянница Френсиса Маркрута». Так вот причина — деньги! Как, однако, отвратительны мужчины — они продают свои души за деньги. И Тристрам тоже… Но эта женщина должна пострадать за это… непременно…

И леди Хайфорд заплакала от бессильной злобы: Тристрам, ведь так красив и составлял лучшее украшение ее свиты, хотя она никогда не была уверена в нем. Слава Богу, что ее поведение всегда было безукоризненно… на людях! Поэтому никто не посмеет сказать ни слова, когда она станет играть роль старого великодушного друга.