По плану, сразу после разгрузки, мы должны были улетать обратно. Поэтому, с последним выгруженным ящиком запросили разрешение на запуск. За это время, очевидно, диспетчер уже понял кто мы и наши планы. Получив разрешение и выполнив все необходимые процедуры, начали запуск с 1-го двигателя. Все шло штатно до того момента, когда начался процесс запуска 2-го двигателя и когда техник самолета, следящий на земле за запуском и находящийся на радиосвязи с кабиной экипажа, закричал:

— Командир, на втором двигателе пламя, льется жидкость!

Сразу же и бортинженер среагировал:

— Командир, у нас уходит гидрожидкость, прекращаю запуск и делаю холодную прокрутку. — Последнее обычно делают, чтобы выдуть из тракта двигателя горящий керосин и снизить температуру внутри двигателя.

"Земля” уже с тревогой в голосе докладывает, что пламя не уменьшается. А с холодной прокруткой еще более усилилось. Рывком открываю форточку со стороны командира экипажа, высовываюсь и вижу, что от пламени уже довольно светло. Даю команду о выключении 1-го двигателя и скатываюсь вниз по лестнице сначала в грузовую кабину, а затем на улицу. То, что открылось глазам, было воистину ужасным! Из пилона, на котором висит 2-й двигатель, потоком льется "гидрашка", попадая на горячую жаровую трубу двигателя, воспламеняется и далее огненным потоком льется на бетон стоянки, растекаясь огненными ручьями. Пламя на двигателе и уже на пилоне. Техники попытались применить переносные огнетушители, но на такую высоту (порядка пяти метров), до пламени не достать. Все суетятся, а пожар разгорается. Понимаю, что если пламя пойдет по крылу, то это приведет к фатальному исходу. Плюс штабеля груза, который мы привезли, плюс две пары снаряженных истребителей рядом. "Да, фейерверк будет виден даже в Джибути", — думаю про себя. А жидкость течет и пожар разгорается. Кричу, чтобы все покинули самолет, по возможности прихватив документы (и деньги). Кто-то, пробегая, сказал, что вызвали пожарных, но когда они приедут никто не знает. А крыло уже изрядно покрылось копотью…

Обычно после таких ситуаций, позже, приходят на ум всякие теоретические варианты действий, по выходу из критических обстоятельств. Но так хорошо рассуждать в спокойной обстановке. А когда чувствуется физическая усталость (как никак минимум 12 часов на ногах), ночь, незнакомый аэродром, и ты технически вроде все сделал и понимаешь, что дальнейшие усилия по перелому ситуации – тщетны, то дальше приходится уповать на счастливый случай или… на Господа Бога!

Но наконец-то, две пожарные машины выскакивают из темноты и очень грамотно занимают исходную позицию. Буквально через считанные секунды машина та, которая встала впереди крыла, включила мощные струи и стала поливать крыло и двигатель водой, а машина за крылом – все накрыла пеногасящей жидкостью. Через несколько минут с пламенем было покончено, горы пены доставали почти до крыла. Дальше в течение довольно продолжительного времени эту пену смывали просто водой. Все вздохнули облегченно. "Вот только бы крыло не прогорело", — подумал я.

Стало понятно, что никто никуда сегодня уже не полетит. Все осмотры и установление причин утечки гидрожидкости переносим на утро, а пока нас везут в отель "Movenpick" немного поспать.

На утро вся инженерная мысль, разложив схемы гидравлической системы, начинает анализировать, сопоставлять факты и выдвигать версии случившегося. При осмотре магистрали выявили продольный разрыв трубки низкого давления. Стало очевидным, что по какой-то причине в магистраль низкого давления (магистраль слива) попало высокое давление, вследствие чего трубка и не выдержала. Подозрение упало на возможный дефект обратного клапана. Такой запасной агрегат на борту (к счастью!) оказался. Но где взять трубку? А она по длине примерно 1,5 метра. Да плюс необходимо пополнить систему гидрожидкостью. Днем доложили ситуацию в Киев. "К сожалению, — сейчас сразу прийти на помощь вам не можем. Ждите".

На следующий день пришли в гости местные военные летчики. Посидели, поговорили о жизни. Они сказали, что обстановка между севером и югом накалена до придела, и что мы должны это, в сложившейся ситуации, учитывать. Молодцами оказались наши инженеры и техники, во главе с В. М. Ткачуком. Оказалось, что они в поисках подходящей трубки излазили даже наши МиГ-17, когда-то находящиеся на вооружении ВВС Йемена, а сейчас брошенные на свалку. И таки нашли такую трубку. Вырезали по длине, изогнули соответственно и развальцевали места состыковки. Делать нечего, собрали магистраль, заменив обратный клапан, залили гидрожидкость (взяли в долг у военных с обещанием обязательно вернуть), выполнили гонку двигателя – все вроде нормально. А тут еще вечером опять приехали военные и уже с явной тревогой в голосе сообщили, что не сегодня-завтра начнутся открытые боевые действия и что, если мы не хотим потерять самолет, то, как можно скорее, должны улетать. Звоню в Киев и ставлю в известность руководство, что в связи с обстоятельствами нами принято решение, как можно скорее улетать из Адена и лететь прямо на Киев. В случае возникновения в полете нештатной ситуации, действовать по обстановке. К счастью, после взлета утром следующего дня, полет до Киева прошел без эксцессов. После прилета в Киев нам заменили трубку с МиГ-17 на штатную, заодно еще что-то поменяли, отмыли левую плоскость от копоти и в том же составе экипажа, на том же самолете вечером следующего дня мы вылетели из Киева по новому контракту – в Люксембург, а затем в Африку. А эпизод в Адене лег в основу следующего стихотворения: 

К сожалению, наша эпопея с "фокусами" в гидросистеме на этом не закончилась. Благополучно долетели из Киева в Люксембург, а затем с грузом в Порт Харкорд (Нигерия). И вот там, уже при выруливании на исполнительный старт, случилось то же самое, что и в Адене. От пожара спас сильный тропический ливень, накрывший аэродром в этот момент. Выключив 2-й двигатель, зарулили на стоянку и поняли, что на этот раз придется сидеть долго, ожидая действенной помощи. Так и случилось на самом деле. Пять дней вынужденного безделья. Все пять дней в пределах территории отеля, где единственной отрадой был бассейн. А потом Пришла помощь – нам передали все необходимое для продолжения рейса, а пребывание в Порт Харкорде нашло отражение в следующих строках моего стихотворения: