— Подходящее у вас сегодня настроение, — сказал Годфри. — Может, расскажите еще про какие похороны?
— Да, про мои собственные.
— Смените пластинку, Флора! Мне пора уже убираться отсюда, а я не могу оставить вас, когда вы вот так причитаете. Хотите заварю крепкого чаю?
— Я не стыжусь и скажу тебе прямо, Годфри, да я боюсь. Мне не хочется умирать.
— А вы и не умрете! Маленький Божок об этом позаботится… Слово Годфри!
Она усмехнулась.
— Жаль, что ты не Всемогущий Бог.
— Послушайте, — сказал он, — хотите я останусь здесь до утра? Я всегда ставлю будильник на семь часов, чтобы успеть сделать пробежку, пока не явится миссис Ходдер. Ну как?
— Ладно, — согласилась она. — Мне это поможет, малыш. Кажется, я сегодня нуждаюсь в компании.
Предположение Перл, что большинство ее друзей-ровесников сочтут ее брак просто безумием, целиком и полностью оправдалось. Хэйзел, Крис, и Пэт Чейли, и большинство продавщиц из магазина Эванса, и те из ее школьных подружек, которые знали о ее замужестве, и разные другие молодые люди в Селсдоне, Перли и Сандерстэде.
Она чувствовала, что все они за ее спиной вдоволь хихикали и делали непристойные предположения. Она переносила все это с неожиданным для нее самой спокойствием и равнодушием. Что касалось подружек, то она не сомневалась, что за их смешками скрывалась обычная зависть. С большинством из них она достаточно общалась и достаточно наслушалась их излияний, чтобы хоть на секунду усомниться: все их помыслы — не говоря о стремлении выйти замуж за какого-нибудь красивого парня — сводились к тому, чтобы красивый парень непременно имел бы классную работу и зарабатывал бы кучу денег. И если деньги у него водились, было уже не так важно, насколько он красив и такой ли он уж мужчина. Она просто сделала из всех этих суждений решающий вывод. Она вышла замуж за некоего господина, не обладающего ни красотой, ни молодостью, зато обладающего, что называется, настоящими деньгами. Таким образом одно уравновешивало другое. Выбирай, что хочешь. В ее браке не было любви, зато она могла жить праздной жизнью. Не было секса, но его заменил престиж. Возможно, не было бурной экзальтации от слияния молодых губ и молодых тел; но зато какую бурную экзальтацию вызывали солидный счет в банке и собственная чековая книжка! Возможно, со временем радость от сознания своего богатства и положения исчезнет. Но ведь то же самое, по общему суждению, происходит с радостями любви.
А что касается молодых людей, если они одновременно оплакивают ее и подсмеиваются над ней, то они-то сами что ей могли предложить, кроме избитых комплиментов и объятий украдкой где-нибудь в темном углу. По их мнению, она вышла замуж за толстого, пожилого типа, который годился ей в отцы; а, по ее мнению, она вышла замуж за культурного человека с хорошим вкусом и наслаждается прелестями утонченной жизни…
Правда, слишком рано после свадьбы ее постигло разочарование. Она быстро осознала, что те стороны характера Уилфреда, которые мало проявлялись во время ухаживания, скрываясь, словно глыба айсберга под водой, довольно точно свидетельствовали о его подлинной натуре. Он был толст, потому что был обжорой и ни по какой иной причине. Мягко выражаясь, он не отличался щедростью, хотя до сих пор она не называла его «скаредным» даже в своих сокровенных мыслях. У него был несколько задиристый характер; в ресторане, если к нему не проявляли должного внимания, он сразу повышал голос, хотя даваемые им чаевые были весьма умеренными.
У него был целый ряд странных привычек, свойственных старым холостякам. Так, он принимал ванну лишь по вечерам, перед ужином, когда уже не собирался выходить из дому, чтобы «не подвергать себя риску схватить простуду». И каждое утро отсчитывал одну и ту же сумму, которую брал с собой: одну пятифунтовую банкноту, пять однофунтовых, пять монет по десять шиллингов, три по полкроны, три флорина, четыре шиллинга, четыре шестипенсовика и шесть пенсов, чтобы не нуждаться в размене денег и знать вечером, сколько он потратил…
Все это были очень огорчительные недостатки и странности, но Перл отличалась терпением и не поддавалась отчаянию. Она потихоньку принялась за перевоспитание его желудка, благо это до сих пор еще не вызывало его неудовольствия. У нее было 5000 — пять тысяч фунтов на счету в банке, положенных на ее имя, которые находились в полном ее распоряжении, — и все благодаря стараниям ее горячо любимого, мудрого и прекрасного отца. Она обнаружила, что ей, так же как и Уилфреду, доставляет огромное наслаждение покупать картины, и она глубоко ценила его понимание в этом вопросе. Ей нравилось ходить с ним по аукционам, сидеть рядом, переживать царящее там напряжение и все неожиданности аукционных залов… Порой она сознавала, что причиной задиристости его характера было его одиночество, как у ребенка, который начинает кричать, чтобы привлечь к себе внимание.
Будучи по характеру довольно замкнутой, она редко нуждалась в обществе и была удивлена, когда Вероника Порчугал, с которой она познакомилась на том первом обеде у Уилфреда, позвонила ей однажды и предложила вместе пообедать. Ее испугало это предложение, и она предпочла бы пообедать одна, но отказываться было неудобно, и они отправились в «Каприз», где было сказочно, правда, чересчур шумно, и ей там все очень понравилось. Ей показалось, — и даже утешило ее, — что Вероника, хотя и замужем за человеком молодым, тем не менее больше нуждалась в обществе, чем она сама.
В последнее время она стала замечать, как Уилфред смотрит на нее грустно-задумчивым взглядом, и у нее зародилось подозрение, что это, должно быть, признак пробуждающегося к ней интереса. Сама она не вполне могла разобраться — нравится ей это или нет. Она наслаждалась своей новой жизнью, в которой и без того было достаточно приятного, чтобы еще познавать тайны любви с мужчиной средних лет, к которому она любви не испытывала. Но интуитивно она понимала, что ее влияние на Уилфреда усилится, если он станет желать ее физически. А она хотела оказать на него влияние. Она должна добиться какого-либо преимущества, иначе перевес будет оставаться на его стороне.
Двенадцатого августа, понедельник, Перл весь день провела за покупками. Она любила тратить деньги, однако полученное воспитание и ее собственный характер не позволяли ей сорить деньгами попусту. Она покупала экономно, разумно и знала цену вещам. Около половины шестого она приплелась домой в состоянии счастливого блаженства и с болью в ногах от усталости, нагруженная пакетами, многие покупки должны были прислать потом. Принимая ванну, она услышала, как пришел Уилфред. Она раздумывала, стоит ли рассказать ему о покупках и можно ли рассчитывать на его интерес и понимание. Ей хотелось с кем-нибудь поделиться, и он казался ей подходящим человеком. Энджелл не слишком возражал, когда она тратила свои деньги, которые все равно считал для себя потерянными, но он почти не проявлял интереса к ее нарядам. Он просто мало интересовался вещами, не касавшимися его лично. Перл чувствовала, что пора попытаться осторожно вывести его из этого состояния. Она понимала всю серьезность этой задачи: он был старым холостяком с глубоко укоренившимися привычками и безжалостным эгоистом. Но при этом она трезво оценивала и свое умение терпеливо и настойчиво добиваться своего.
Она только вылезла из ванны, когда в дверь позвонили, и она замерла с флаконом талька в руках, прислушиваясь. Уилфред с самого начала ясно дал понять, что не привык сам открывать дверь; но поскольку он находился внизу, а она наверху, она ждала, что последует дальше. Ничего не последовало, и звонок раздался снова. Она сняла купальную шапочку, вытерлась, встряхнула волосами, сунула ноги в туфли без задников, надела бледно-голубой шелковый халат, купленный ею в Париже в дорогом магазине, и спустилась вниз.
В дверях стоял Маленький Божок. Она чуть не пошатнулась, вздрогнув от неожиданности.
— Что вам нужно?
Синяя униформа, подтянутый, аккуратный. Черная пышная шевелюра приглажена, лицо сдержанное, бесстрастное. Сияющая безупречная кожа. Он дотронулся до козырька своей фуражки.
