— А пока до скорого, сэр. Что если я зайду через недельку, когда мы вернемся?

— Это вряд ли понадобится. Если, конечно, не возникнет что-нибудь важное.

— Я говорю, если мы будем в Лондоне. Как только ей полегчает, мы тут же уедем. Мистер Энджелл…

— Да?

— А вдруг мне нужно будет вам кое-что сообщить, могу я наведаться к вам домой?

— Ко мне домой? Зачем?

— Это близко от нас. Пять минут ходьбы, понимаете? Я могу заглянуть в любую минуту. А до вашей конторы далековато. Надо ехать на двух автобусах. Когда я отсутствую, леди В. всегда интересуется, куда я ходил.

— Вот как. Ну что ж, приходите. Но только если вы… Ну, хорошо, в крайнем случае можно. Только вечером. Лучше всего по понедельникам и пятницам после шести — самое удобное время. По средам и четвергам меня не бывает.

— Прекрасно. О'кей! Спасибо. Если будет что новенькое, я загляну.

В тот же вечер, лежа в постели, леди Воспер сказала Годфри:

— Мне кажется, я скоро умру.

— Что? Что вы сказали? Бросьте, ваше высочество, что за кошмары вы мне рассказываете?

— Матьюсон сказал сегодня одну вещь.

— Что ж он сказал? Этот старый хрыч.

— Я ему сказала что-то насчет охоты в следующем году, а он ответил: «Хорошо… придет время, тогда и решим». И дело не в его словах, а в том, как он при этом на меня посмотрел. Взгляд его говорил, что решать никогда не придется.

— Вот уж ерунда! Забудьте об этом. Вы крепкая, сработана на совесть. Никогда не износитесь. Надо поменьше пить, и все будет в порядке.

— А я в этом не так чертовски уверена, мой малыш. Я работаю только на одном цилиндре, понимаешь? Вот уже целых восемнадцать лет.

— На одном цилиндре — вот уж не верится. Да у вас их все шесть! Модель люкс, спортивная, с независимой подвеской и автоматической коробкой скоростей.

— Нет, не трогай меня больше.

— Почему?

— Я теперь могу этим лишь понемногу заниматься. Ты меня совсем загнал, дьяволенок. Послушай, что я скажу…

— Слушаю.

— О, какого черта. Я устала.

— А все-таки расскажите мне о Силверстоуне. Знаете — о той автомобильной аварии.

— Я тебе уже рассказывала.

— Не все. Вы просто сказали, что это случилось, когда вы шли вторым номером.

— Да, давненько это было. Ты тогда еще сосал соску в своем приюте.

— Ладно. Сосал, ну и что?

— А я шла второй, и впереди оставалось всего три круга. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Да. У вас был шанс выйти победительницей.

— Да, был шанс. Да еще в таких гонках. Я Флора Тауэр, гонщик-любитель, да еще женщина. В гонках участвовали два итальянских чемпиона, и оба сошли с дистанции из-за неполадок в коробке скоростей. Мне оставалось только обойти Ли Тернера, и я попыталась это сделать у Стоува, а потом на повороте у Чепела. Затем на углу Бекета я его обошла, но на такой большой скорости, что закружило в штопоре и я перевернулась. Машина сверху, а я под ней. Подходяще для женщины, не правда ли?

— Сигарету?

— Ты знаешь, я всегда не прочь. Не прожги простыню, мальчик. Это последняя из моего приданого!

— Для какого мужа?

— Бонни Мэйхью, разумеется. Мы только на эту свадьбу и получили подарки.

— Да ну?

Флора заморгала, стараясь отогнать черные точки, мелькавшие перед глазами. Она не отличалась сентиментальностью, но сейчас в ней боролись противоположные чувства. Воспоминания всколыхнули в ее душе тоску по прошлому, и, принявшись рассказывать, она боялась, что не сумеет вовремя остановиться.

— Ну и как же?

— Какого черта тебя все это интересует?

— А почему бы и нет? Мне интересно. Почему бы и нет?

Она внимательно посмотрела на него сквозь сигаретный дым. Похоже, он над ней не смеется.

— Та свадьба, она произошла за месяц до начала войны. Вот когда мы с ним поженились. Мне только исполнилось девятнадцать, и моя дорогая мамочка считала, что мы слишком торопимся. Но мы знали, что делали. Бонни было тоже девятнадцать — он пришел ко мне как-то в жаркий августовский день во время грозы и сказал: «Россия и Германия подписали пакт о ненападении. Давай на следующей неделе поженимся!» И мы поженились. Мать была в ужасе: она боялась, как бы соседи не заподозрили, что я беременна.

— А этого не было?

Она пропустила его слова мимо ушей и продолжала:

— Мариам родилась в сорок первом. Бонни знал, что за пактом последует война.

— А что такое пакт о ненападении?

— Я тебе как-нибудь расскажу.

— На чьей стороне была Россия в той войне? Я считал, что мы воевали против Германии.

— Я тебе куплю книгу об этом. Ты умеешь читать?

Годфри почесал нос о простыню.

— Бонни Мэйхью. Чудное имя для мужчины. Больше девушке подходит. Вам он нравился?

— Его настоящее имя было Бонами. Только никто его так не называл. Да, он мне нравился, нахальный ты мальчишка. Мы любили друг друга. Он был сорви-голова, ясно было, что ему недолго жить на этом свете. Его сбили над Критом в сорок первом. Он был из тех людей, которые играют со смертью.

— Я что-то не понимаю.

— Куда тебе. Во всяком случае, я не из таких. Нет, мне смерть ни к чему, когда бы она ни явилась, и меня угнетает, когда доктор смотрит на меня, будто хоронить собрался.

— Расскажите мне о следующем муже.

— О котором? О Поле Тауэре? Я ведь тебе уже рассказывала.

— Не очень подробно.

Флора Воспер затянулась сигаретой. Пальцы у нее последние дни постоянно дрожали.

— Поль был тоже порядочным повесой. Наверное, я чем-то таких привлекаю. Но Полю было уже 46, когда мы поженились. Во время войны он неплохо нажился, продал свой машиностроительный завод в Ковентри, и у него были деньги, чтоб прожигать жизнь. Я ему в этом помогла. Мы целых пять лет колесили по Европе. Ему льстило иметь жену, которая завоевала себе имя в первоклассных гонках. Странно получилось с той аварией. Я знала, что обгонять Ли Тернера, значит идти на риск, на который не отважится ни один здравомыслящий профессиональный гонщик, но я также чертовски хорошо знала, что подобный шанс — стать победительницей в первоклассных гонках — мне больше не представится. И Аскар и Фарина уже выбыли из-за неполадок в коробке скоростей, и почти всех Других тоже постигла неудача. Это был отвратительный день, ветреный, трек скользкий…

— Что же произошло после аварии?

— Они вытащили у меня одну почку, вправили на место плечо, починили ребро. И через пару месяцев я была снова весела, как птичка. Но Поль, черт его побери, ни за что не разрешал мне больше участвовать в гонках. Поэтому, наверное, мы и расстались. Во всяком случае, на следующий год он встретил свою Джуди, а я познакомилась с Джулианом Воспером, так сказать двойной разрыв, и мы заново все переиграли. — Она зевнула. — Думаешь, что с одной почкой можно прожить вечность. Живут же люди с одним глазом. И печенка у человека одна с самого начала.

— Один мой знакомый парень выступал на ринге с одним легким, и хоть бы что, он был боксером полусреднего веса. Сэм Фокс. Интересно знать, что с ним сталось; у него была своя зеленная лавка. Наверное, торгует где-нибудь сейчас поблизости.

— Ну, если у тебя всего одна почка, то все зависит от того, как она справляется. Моя вроде бы уже не тянет.

В спальне была большая ниша с окном, выходившим во внутренний дворик, и свет из квартиры напротив вдруг проник сквозь тонкие занавеси, расчертив стену полосами света и тени.

— Лорд В. был намного старше вас, правда? Наверное, вы не первая его заарканили?

— Ему было пятьдесят, когда мы поженились. Тогда он мне казался староватым, теперь нет. Сколько же мне тогда было… Тридцать два. Да, я у него была третьей, как и он у меня. Мы с ним отлично ладили. И это длилось бы по сегодняшний день, не случись с ним тогда на Бермудах пять лет назад сердечный приступ. Образцово-показательный, так его и называл этот чертов доктор. Будто говорил о партии в бридж. Джулиан, сидя за ленчем, только успел сказать: «Что-то темнеет, Флора», я посмотрела на него, не успела встать с места и обойти стол, как он уже был мертв.