— Нет.

— Значит спал.

— Нет. Я задумался.

— А-а, — глубокомысленно кивнула Дел. — Твоя глубокая задумчивость сильно напоминает сон обычных людей. Ну прости меня.

Мы по-прежнему были на лошадях, по-прежнему ехали на Юг из Кууми. Солнце уже начало спускаться к горизонту. Около часа назад мы перекусили и и я смыл свою порцию еды в желудок несколькими глотками вина. Монотонный шаг уставшего жеребца в сочетании с едой, вином и теплом дня — не говоря уже о скуке — одолели меня.

Значит я действительно уснул, хотя и ненадолго; что-то вроде секундной дремоты, когда моргая, не сразу открываешь глаза. Если приходится проводить много времени не слезая с лошади, привыкаешь спать где угодно — и когда угодно — как только появляется такая возможность.

Но Дел этого не объяснить.

Я нахмурился.

— Так от чего у тебя кожа болит?

— От Юга. От Солнца. От Пенджи, — Дел пожала плечами, заодно проверяя вес яватмы за спиной. — Я помню нашу прошлую поездку. Тогда солнце было просто ужасным и я заболела, — Дел провела ладонью по рукаву бурнуса. — Я все очень хорошо помню.

И я ничего не забыл. Дел была на грани жизни и смерти. Я вообще-то тоже, но моей медной шкуре проще было вынести жестокость Южного солнца. Оно, конечно, пыталось меня сжечь, но я выжил. А вот Дел почти умерла.

— Ну, в этот раз такого не случится, — успокаивающе пообещал я.

Она выгнула одну бровь.

— Ты так уверен? Ты уверен, что мы снова не налетим на Ханджи? И что они не бросят нас снова в пустыне, без лошадей и воды?

Все мое спокойствие испарилось, но я привел последний аргумент:

— Теперь, если они захватят нас, мы точно попадем в котел.

— А-а, я и забыла, — Дел, прищурившись, оглядела пески. — Ничего не изменилось.

— Жарко. Сухо. Вокруг один песок, — я кивнул. — Ничего и не могло измениться.

— Изменились мы, — она покосилась на меня. — Теперь у нас обоих чуть больше опыта.

Я понял, о чем она.

— И мы постарели? — я показал ей зубы в неискренней ухмылке. — Поверь, баска, теперь, когда мы снова вернулись в тепло, я чувствую себя ГОРАЗДО моложе.

По выражению лица Дел я понял, что она мне не поверила. В душе я, конечно, помолодел, хотя на внешности это могло и не отразиться. Вот только себя со стороны я не видел, а верить ли Дел, я не знал: она могла говорить искренне, а могла и насмехаться.

— Тридцать шесть это еще не старость, — мрачно пробурчал я.

Улыбка Дел была слишком жизнерадостной, а потому подозрительной.

— А вдруг тебе уже тридцать семь?

— Может тебе этот возраст и кажется старостью — ты совсем недавно вышла из младенчества — но для меня…

— Для танцора меча это уже годы, — добродушно поддразнила Дел. — Люди, проводящие свои жизни в круге, редко доживают до такого возраста, — Дел уже не шутила, глаза у нее были совершенно серьезные. — Пора бы задуматься, не стать ли тебе ан-кайдином… — она замолчала и нахмурилась.

— Как это по-Южному?

— Шодо, — кисло сказал я. — По-моему, я к этому еще не готов.

— Ты был профессионалом многие годы. Ты учился у лучших. Даже в Стаал-Уста оценили твое мастерство…

— В Стаал-Уста мое мастерство никого не интересовало. Им просто нужно было еще одно тело, — я отвел жеребца подальше от кобылы. — Это не для меня, Дел. Чтобы быть шодо, нужно гораздо больше терпения, чем я думал.

— А я уверена, что если бы у тебя был ученик, терпения нашлось бы в избытке. Если бы ты знал, что каждым своим уроком ты спасаешь жизнь истойя или приговариваешь его к смерти, ты бы понял, сколько всего можешь ему предложить.

— Ничего не могу, — мрачно сказал я. — Ну и каким шодо я был бы с Чоса Деи в своем мече?

— Когда ты его освободишь…

— Нет, баска. Я танцор меча. Я просто танцую, я не учу.

— Но ты учил меня, — настаивала она. — Ты очень многому меня научил.

— И чуть не убил. Этим я тебя тоже чему-то научил?

— Я узнала, что ты человек колоссальной силы воли.

Я изумленно уставился на нее.

— Ты всерьез!

— Конечно.

— Баска, я чуть не убил тебя. Первый раз в Стаал-Уста, второй раз в оазисе, после того, как я прикончил всех борджуни.

— Но каждый раз ты сдерживался, — она пожала плечами. — В Стаал-Уста ты победил пробужденную яватму, откликнувшуюся на первый призыв и дикую от вкуса первой крови и желания совершить убийство. В оазисе ты боролся с Чоса Деи. Человек слабее, с более слабой волей, сдался бы в обоих случаях. И я была бы уже мертва.

— Ну да… — я чувствовал себя неловко и пожал плечами. — Но это не делает меня шодо.

— Я не настаиваю, — спокойно сказала она. — Я только отмечаю, что у тебя есть такая возможность.

У меня в животе что-то дернулось.

— Слушай, а ты завела этот разговор не из-за того, что достигнув своей цели, убив Аджани, теперь просто хочешь поменять образ жизни?.. И в новой жизни забыть о старых знакомых?

Дел сжала губы.

— Мы это уже обсуждали. У меня ничего не осталось. Меня изгнали с Севера, а на Юге я никогда не смогу стать шодо. Кто придет учиться у женщины?

Я пожал плечами.

— Другие женщины.

Голубые глаза подернулись дымкой.

— А сколько Южных мужчин дадут своим женщинам такую свободу?

— Может это будут женщины, которых не интересует мнение мужчин?

В ответ я услышал смешок.

— На Юге не найдется ни одной женщины, которая согласилась бы рискнуть потерять мужчину или лишиться шанса завоевать его ради того, чтобы обучаться у меня.

Дел была права.

— И в итоге мы пришли к тому, с чего начали. Так что может согласимся оставаться такими, какие мы есть, и не будем беспокоиться о будущем?

Дел уставилась вдаль.

Я ждал.

— Согласна?

— Посмотри туда, — Дел показала. — Там что-то двигается.

Я проследил за ее пальцем и увидел. Черная точка на горизонте.

— Я не… подожди. Да, кажется ты права… — я привстал в стременах, разглядывая горизонт между ушами жеребца. — Похоже на человека.

— Без лошади, — объявила Дел. — Кто в здравом уме пойдет пешком через Пенджу?

— Мы шли, — напомнил я. — Конечно у тебя была песчаная болезнь и ты была далеко не в здравом уме…

— Брось, — сказала она. — Давай больше не будем тратить время на воспоминания. Его — или ее — каждая минута промедления может погубить.

Дел сжала колени и кобыла понеслась по пескам, поднимая в воздух облака пыли. Жеребец громко фыркнул и бросился за ней.

Мне выбирать не приходилось, и я не стал удерживать его.

Оказалось, что это он, а не она. И Дел была права: тут вопрос жизни и смерти решали минуты. Когда гнедой примчался к нему, Дел уже стояла около него на коленях и помогала держать одну из своих фляг.

Гнедой остановился, Дел обернулась и посмотрела на меня поверх плеча, покрытого пыльным бурнусом. Она ничего не сказала, но все ясно было и без слов. Дел хорошо умеет объясняться одними движениями, не говоря уже о выражении лица. Но на этот раз стыда под ее осуждающим взглядом я не почувствовал — я отстал от нее ненамного, хотя и не гнал жеребца — и сердито нахмурился, чтобы показать, что ее выговор не принят.

Как она к этому отнеслась, было ее делом.

На мужчине был простой бурнус из легкой ткани разорванный в нескольких местах и такой же хитон. Без меча. Похоже, что ему было чуть больше двадцати, но я мог и ошибаться — пыль на его лице запеклась плотной коркой и трудно было что-то рассмотреть. Пот — и может слезы? — оставили на щеках темные, извилистые канавки.

Он припал к фляге и застыл с закрытыми глазами в чисто физическом блаженстве получив то, чего требовал весь его организм. Вода стекала по его подбородку, капала на грязный поношенный бурнус и тут же высыхала; прежде чем Дел успела сказать хоть слово, он протянул руку к подбородку, чтобы подхватить стекающие капли.

Рожденный и выросший на Юге, это видно и по внешности, и по привычкам.

Мучившая его жажда наконец-то ослабла, он впервые открыл глаза и уставился поверх фляги на Дел. Пока он разглядывал спасшего его человека, в том числе и определял его пол, карие глаза все больше расширялись.