— Нет, — прошептал я.
Зрение померкло. Совсем ушло. Я слепо смотрел в воющий ветер.
— Тигр… — произнесли одни губы. — Деревянный тигр волшебника.
Воспоминания растворялись. Маленький деревянный песчаный тигр, грубое подобие. Он был моим, только моим. И я молил его, рассказывая, как мне нужны силы, чтобы я мог спастись.
Я называл его песчаным тигром. Я сделал его песчаным тигром.
Благодаря мне он обрел жизнь: я создал его.
Дети и взрослые, съеденные. Еще несколько человек убиты при попытке покончить со зверем. И тогда я пошел к нему. Я нашел его логово, приставил пику к его животу и нажал.
И закричал от шока и боли, когда когти вонзились в щеку. И яд начал наполнять тело.
Я убил песчаного тигра. Он чуть не убил меня.
Чоса убивал меня.
Тело будет жить и дальше, но дух, душа — нет.
Видение поблекло. Исчезло.
Внутри меня что-то засмеялось.
Открылось внутренне зрение. И я Увидел.
Дел! — закричал я. — Дел… Делила… Дел… Сделай это! Сделай! Не позволяй… не позволяй… Дел… Ты знаешь, что ты должна…
Внутреннее зрение Видело.
— Дел… — простонал я.
Ноги в сандалиях. Ветер рвет бурнус. Сияет Северная сталь.
Я не мог разглядеть выражение ее лица, может оно и к лучшему.
— Сделай это, Дел… быстрее!
Ветер откинул волосы с ее лица, оно было жестким, белым и яростным. Яватма в ее руках дрожала.
— …должна… — выдавил я. — Ты говорила, что сможешь… ты говорила… как с Аджани…
Дел вздрогнула. Ветер взвыл и снова скрыл ее лицо.
Аиды, баска, да не тяни же.
Глубоко внутри меня что-то засмеялось.
Чоса все это казалось забавным.
— Как Аджани, — простонал я, — быстро, одним ударом. Не рискуя собой… Дел…
Почему она тянет?
Северный меч сверкнул. Он прорезал вой самума и запел свою собственную песню; о цвете Северного ночного неба; об оттенках баньши-бури, кричащей в Северных горах.
Она была слишком холодной для меня.
Я родился на Юге.
Моей бурей был самиэль.
Я вырвал меч из песка. Чернота блестела.
— Слишком поздно… — прошептал я, — …это зашло слишком далеко…
Ветер отбросил светлые волосы и я снова увидел ее лицо: плоть, наложенная на кости гениальным мастером; тонкие контуры носа, щек, изящный подбородок.
Искривленная линия рта, чуть приоткрытого.
Делила начала петь. Песню смерти. Песню жизни. Песню о танцоре меча. О Южном чуле, уходящем из мира свободных людей, который он хотел сделать своим.
Не жди, баска.
Новая решимость появилась в выражении лица Дел. Она оборвала свою песню на полуноте и подняла смертоносную яватму, чье имя было Бореал.
А я поднял свою.
Потому что Чоса заставил меня сделать это.
— Самиэль, — сказала она.
Но слово затерялось в вое ветра.
14
Рядом с ним на небольшой площадке, венчающей высокую башню, стоит его брат и, так же как он, разглядывая зеленые просторы земли, которую они создали, удивляется, что им это удалось, ведь они волшебники, а не боги… Он хмурится.
— Или может боги это просто воплощения магии, думает он? Магии настолько тайной, сильной и опасной, что до сих пор никто не осмеливался прикоснуться к ней; вызвать ее, собрать ее, работать с нею, создавая что-то из ничего — и переделывая то, что было, чтобы получилось то, что существует сейчас.
Он улыбается.
— Я сделал это…
Он задумывается и изменяет фразу.
МЫ сделали это. Шака и я.
Он поворачивается к своему брату. Чоса Деи и Шака Обре, близнецы, неразделимые, неразличимые друг от друга. Обладающие равными силами и одинаковыми способностями. Почти во всем составляющие две половины целого, баланс света и тьмы.
Разница только в амбициях.
— То, что мы сделали… — начинает Чоса.
Шака улыбается, заканчивая фразу.
— …поистине прекрасно. Это дар людям.
Чоса, отвлеченный от собственного триумфа, хмурится.
— Дар?
— Ну ты же не ждешь от них платы, — говорит Шака, смеясь. — Они нас не просили…
— …они только донимали молитвами своих богов.
Смех замолкает. Шака пожимает плечами.
— Но вместо богов ответили МЫ. Мы дали им то, о чем они мечтали.
— И теперь ты хочешь, чтобы они за это заплатили? — Шака качает головой. — Почему же мы так похожи, но так различны? Разве сила, которой мы овладели, не достаточная компенсация? — в доказательство Шака обводит рукой зелень полей и лесов. — Посмотри, мы оживили землю, мы сделали ее плодородной. Еще недавно здесь был только песок, а сейчас растет трава.
Чоса мрачнеет.
— Мы ответили на их никчемные мольбы. Теперь мы вправе требовать от них платы за труды.
Шака тяжело вздыхает.
— И чем они могут тебе заплатить? Деньгами? Козами? Дочерьми? Бесполезными драгоценностями или домейнами? — он кладет руку на напрягшееся плечо своего брата. — Осмотрись еще раз, Чоса. Приглядись к тому, что мы с тобой сработали. Мы переделали мир.
Лицо Чоса кривится.
— Я не такой великодушный.
Шака убирает свою руку с плеча брата.
— Да. Ты всегда был нетерпеливым. Ты всегда хотел больше.
Чоса смотрит вниз, на уходящие за горизонт зеленые холмы, которые когда-то были песчаными дюнами. Он произносит вслух правду, о которой раньше они не говорили, но которая давно беспокоила Чоса.
— Ты и я, мы совсем разные.
Глаза Шака расширяются.
— Но мы стремимся к одной цели!
— Нет, — с горечью отвечает Чоса. — Нет. Ты хочешь ЭТО, — он показывает на на траву.
— Чоса… а ты нет?
Чоса пожимает плечами.
— Я не знаю, чего я хочу. Просто чего-то большего. БОЛЬШЕГО. Мне скучно… Посмотри, что мы сделали, Шака. Ты сам сказал: приглядись к тому, что мы с тобой сработали. А чем нам теперь заняться?
Шака смеется.
— Мы что-нибудь придумаем.
Его брат по-прежнему хмурится.
— Мы очень молоды, Шака. У нас еще так много времени, так МНОГО времени…
— И мы обязательно придумаем, чем себя занять, — Шака разглядывает зеленый ковер, окружавший башню, и удовлетворенно кивает. — Мы преподнесли умирающим людям дар жизни, Чоса… Теперь надо бы посмотреть, как они воспользуются им.
Чоса отмахивается, безнадежно, пренебрежительно.
— Можешь смотреть на что пожелаешь. У меня есть занятие поинтереснее.
— Да? И какое?
Чоса Деи улыбается.
— Я приобрел вкус к магии.
Выражение лица Шака меняется: пропадает потакание капризному ребенку, появляется тревожное внимание.
— Мы всегда владели магией, Чоса. Так что ты хочешь?
— Собирать ее, — отвечает Чоса. — Находить ее все больше и собирать. Ведь если оказалось так легко СДЕЛАТЬ это, почему не попробовать все разрушить? — Шака потрясен и, заметив это, Чоса небрежно пожимает плечами.
— Ну, ее волнуйся так. Не сразу. Я дам тебе время наиграться. Если захочешь, если тебе этот мир так нравится, оставишь себе какую-то часть. Тебе ведь полагается половина, — Чоса смеется. — Помнишь, все, что мы имели, мы всегда делили пополам. Так почему не разделить землю, которую мы только что создали?
— Нет, — решительно отказывается Шака.
Глаза Чоса простодушно расширяются.
— Но мы ВСЕГДА так делали. Половина тебе, половина мне.
— Нет, — повторяет Шака. — Сейчас дело касается людей.
Чоса наклоняется поближе к брату и доверительным шепотом напоминает:
— Даже если кто-то из них и погибнет, мы просто сделаем их БОЛЬШЕ.
Шака Обре отшатывается.
— Мы не можем. Они ЛЮДИ, Чоса — они живые. Ты должен оставить их в покое.
— Половина их принадлежит мне.
— Чоса…
— Но мы же всегда так делали, Шака! Всегда пополам. Ты что, забыл?
Но Шака непреклонен.
— Только через мой труп.
Чоса заинтересованно смотрит на брата.
— А знаешь, это интересно, — охотно соглашается он. — До сих пор ничего подобного нам в головы не приходило.
Шака полон подозрений.
— Ты о чем?
— Мы никогда не пытались убить друг друга. Как ты думаешь, что-нибудь получилось бы? Я говорю о настоящей смерти? — от волнения лицо Чоса краснеет. — У каждого из нас есть охрана, мы знаем заклинания… Думаешь мы действительно могли бы преодолеть их? Попробуем, просто чтобы посмотреть, что получится?