Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В финальный выезд за сеном мы влипли с Васей в приключение.

Уже лежал сантиметров на десять снег. Реки и озера покрылись прочным льдом. Мы об’ехали озера, свернули по тундре к югу и решили обследовать места, в которых еще не бывали. Километров в двенадцати с большим трудом накосили 4 куля и задержались до вечера из-за охоты.

Дело в том, что в тундре появилось множество куропаток. Они, конечно, и раньше были, но сидели по гнездам птенцами, и летом серое их оперение неотличимо от земли. Теперь же куропатки стали белыми, а так как снег не совсем покрыл траву, то на пестром фоне птица отлично видна издали.

Мы встретили первую стаю штук в двести. Вася схватил ружье и, по-охотничьи наклонившись, пошел к ним. Глупая птица подпустила его на 15—20 шагов, но в это время наскочила наша собака и спугнула стаю. Вася не стал бить влет, решив использовать доверчивость в следующий раз.

Через полчаса встретили вторую стаю. Опять собаки разогнали. Потом еще и еще — такая же история. Дурацкие псы носились на километр впереди нас и с громким лаем гоняли куропаток, не давая нам приблизиться. Один из косяков был, по нашим исчислениям, никак не меньше пятисот штук.

Раздосадованные мы поехали домой, решив в ближайший погожий день выйти специально за куропатками и без собак.

Сделав небольшой крюк, мы выехали на берег губы. Дорога прекрасная: гладкий песок, покрытый снежком и изредка пересеченный замерзшими лужами и протоками.

У южного маячного знака надо перебраться через рукав Тамбея, и мы вступили на лед, нисколько не опасаясь за его крепость. Как вдруг на середине речки лед грохнул и провалился. Передние ноги Пегашки ушли в воду, голову задрало льдом. Он рванулся, выбросил на лед передние ноги, но провалились задние, и начала погружаться повозка.

Все это произошло совершенно неожиданно. Мы в этот день переезжали несколько речек и озер — и везде лед был прочен.

Вася, зная, что эта речка мелка, шагнул в воду и не достал дна. Только тут мы поняли свою оплошность: запоздав мы попали в прилив, когда воды прибавилось на 2 метра, и приподнятый лед, видимо, надломлен напором.

С лихорадочной быстротой я выкидывал мешки с сеном и прочий груз. Вася оттаскивал и бросал поближе к берегу. Затем Пегашке отстегнули гужи, сняли дугу. Умный конек! Пока отпрягали — не шелохнулся. Когда же почувствовал себя налегке — выскочил в два приема. Лед трещал и надламывался, но он бешено-быстрыми прыжками опередил разлом.

После с огромным трудом извлекли телегу.

Оказывается, все здешние законы природы надо помнить, как дважды два. Каждая промашка может стать роковой.

На этот раз нам здорово поудачило! Весело смеясь, мы ходкой рысью поехали на факторию. Я даже не ожидал, что Пегаш способен так зверски рысить. Впрочем, это он, может быть, от радости или из опасений схватить насморк после ледяной ванны.

РАБОЧИЙ ДЕНЬ. СКОВАННАЯ КУЛЬТУРА. МОЯ АМБУЛАТОРИЯ

Утро фактории втягивает сотрудников в процесс работы в известном порядке постепенности.

Раньше всех просыпается пекарь Поля Дорофеева. У ней квашня с тестом, ее работа строго по часам. Иногда, повозившись с мукой, она вновь вздремнет полчаса. Но к шести утра обязательно на ногах, и с этого времени волчок дневной сутолоки заведен.

Большой спрос на хлеб продиктовал необходимость перевести Надю Пономареву с работы уборщицы в помощницы Дорофеевой. Она теперь помпекаря. Вместо нее в уборщицы взята другая.

Гремят кастрюли, глухо побрякивает кочерга, выгребающая золу и шлак из чугунной печи. Густые тучи мелкой пыли и гари выбиваются из всех печных отверстий и дверец. Они темными клубами идут вверх к потолку, редея, тихо расплываются в ширь и оседают на столах, стенах, полках пушистым легким слоем. С грохотом падают дрова, принесенные со двора.

Потом Дорофеева с помощницей надрывно пыхтят, отдуваются — точно осиливают крутой под’ем в гору. Месят. Лари большие — в сажень длиной. Тесто сначала жидко-ноздреватое, липкое. По мере подбавки муки оно становится гуще, плотней, устойчивей, ласковей.

Поворочать восьмипудовую махину не легко. С работниц катится пот. Их отрывочные слова вырываются из горла с удушьем, как у человека, поднимающего большую тяжесть.

Наконец тесто перестало липнуть к рукам, оно готово, — эластичное и пышное. Ларь закрывается. Пока тесто, бродя, поднимается, зажигают печь.

Уборщица за это время наносила воды из ближнего озера, наставила самовар, подметает, прибирает.

У чугунной времянки сбоку греются ведра с помоями для поросят, а сверху на камфорке стоит сковородка. Аппетитно плывет душок чего-то жарящегося и шкворчит кипящее масло.

Поля в кухне, как командир на капитанском мостике, отдает распоряжения, подкручивает пружинку заведенного волчка работы.

— Нарежь собакам хлеб… Принеси угля… Выплесни из таза. Смотри, не у дверей, а то вчера наплюхала под ноги. Стыд и срам! Заболтай Пегашке муки… Хлеба прибавь, корок… Идем поить поросят — бери ведро… Ай, батюшки подгорело!..

Все три женщины работают сосредоточенно и быстро. Дел невпроворот. Накормить свиней, лошадь, собак. Взмесить, разделать, во-время посадить в печь и во-время вынуть хлеб. Изготовить работникам фактории завтрак, обед, ужин. Мыть по нескольку раз в день посуду, лари, ведра, — всю кухонную утварь. Ставить бесчисленные самовары, угощать туземцев, следить, чтобы каждый остался доволен, никого не обделить. Чистить свинарник, мыть полы, стирать белье, топить печи, носить воду, изредка купать поросят и ухаживать за бесчисленными лампами, коптящими и капризничающими при малейшей небрежности.

Десятки, сотни больших и малых дел!

С некоторым опозданием впрягается в рабочий день мужская половина.

Встает Аксенов, отпирает лавку и что-то укладывает, наводит порядок. Вася Соболев, наколов дрова, запрягает Пегашку и отправляется возить уголь с берега к избе, или за сеном, за мхом в тундру. Счетовод пофыркал и поплескался у рукомойника, сел к столу и щелкает деревяшками счетов, обложился папками и книгами.

— Завтракать, товарищи!

Садимся за общий стол в кухне. Сказать по правде, жрем мы здорово. Частенько на завтрак жарят рыбу или пекут с рыбой пирог. Поля не признает разносолов и кулинарных тонкостей. Кушанья приготовляет простые, но сытные и вкусные. Порции огромные — ешь, сколько влезет. В городских столовых ни о чем подобном не смеют мечтать.

Оленье мясо сочно — лучше скотского. Иногда туземцы привозят телят — великолепное жаркое. Что касается рыбы, то какой бы сорт не взять — все превосходны. И чир, и омуль, и селедка, и местный сиг — поджаренные или в ухе — на редкость вкусны, малокостны и ароматны. Об оленьих языках и говорить нечего — это блюдо в пору любому избалованному гурману.

Мы целый день на воздухе, в движении: аппетит собачий. С’едаем столько, что в городской жизни это показалось бы болезнью, почти уродством.

Еще нет одиннадцати и мы не закончили чая, как являются нарты с гостями. Входят туземцы неторопливо, с мешками в руках.

— Ань здоров! — приветствует кто-либо из них и подает руку.

Немедленно ставится самовар. Аксенов открывает лавку начинается купля-продажа. Первые не уехали, а уж под’езжают еще и еще. Несут оленьи шкуры, волокут тяжелые связки моржевого ремня. Нет-нет появляется внушительный мех белого медведя. А в мешках наиболее ценный товар — песцы и пешки. Его вынимают не вдруг.

Аксенов прикидывает, всматривается, определяет качество, сортирует по разрядам и стандартам пушнину и сырье.

То-и-дело заминки, торг, клянчанье, надбавки. Промышленники — большие любители поторговаться, в этом деле весьма опытны. Когда промышленник сдал весь свой товар — подсчитывается общая сумма. В подведении итогов принимают участие все присутствующие туземцы, как равно и в подсчете уплачиваемых Аксеновым денег. Эта процедура производится всегда торжественно и, так сказать, показательно-демонстративно. Все желают видеть, что дело — начистоту.

20
{"b":"232854","o":1}