- А что ещё поведать князю Игорю о грядущем мире? Каким ты его видишь, Божественный?

- Вижу его, как свою ладонь. Я много думал ночами. В уме складывал грамоты. И если наступит тот день, когда мы обоюдно станем подписывать мирный договор, то в том, какой предложу я, будет сказано: «Да не дерзают русские, крещёные и некрещёные, нарушать союз с греками, или первых осудит Бог Вседержитель на гибель вечную и временную, а вторые да не имут помощи от Бога Перуна; да не защитятся своими щитами; да падут от собственных мечей, стрел и другого оружия. Да будут рабами в сей век и будущий».

- Спасибо, Божественный. Я просвещён и знаю, что сказать князю Игорю. Одна у меня есть к тебе просьба. Дай слово, что не осудишь меня за эту просьбу.

- Даю без сомнений, - ответил Божественный.

- Если я добьюсь, что Игорь откажется идти войной на Византию, и если он попросит мира с нею, не суди меня за то, что я останусь на Руси.

- Да как это можно повернуть речь против! - воскликнул сгоряча Багрянородный. - Да ты поясни, в чём дело?

Григорий понял крик души оратора как должное: он ему любезен, но отпустить ни с того, ни с сего не может, и в этом надо разобраться. И Григорий спокойно объяснил, что побуждает его уйти на отчую землю.

- Божественный, во мне горит жажда уйти на Русь затем, чтобы там сеять зерна христианства. Только тогда между Византией и Русью будет вечный мир, когда мы встанем плечом к плечу в вере. И уверуй в то, что я скажу. Русские великие князья примут христианство не в Риме, а в твоей державе, в твоих храмах, и ты станешь тому свидетелем.

Багрянородный слушал Григория очень внимательно, но всё время словно бы отрицал сказанное, качал головой. А когда Григорий замолчал, он горячо воскликнул:

- Святой отец, ты поразил меня провидческим глубокомыслием! Я верю тебе и пожелаю удачи в подвиге поднять Русь к христианству. Давай же выпьем за две нераздельных одна от другой удачи.

И они выпили. Долго сидели молча, созерцая друг друга. Они не угнетали себя. Это было созерцание двух душевно слившихся людей.

На другой день, получив денежное довольствие у казначея Василида, Григорий покинул гавань Суд на обжитой рыбаками ладье. Его сопровождали семь русских рыбаков. Через двое суток ладья Григория стояла в устье Дуная на якоре. Началось ожидание русской армады. Чтобы оно не было тягостным, Григорий вместе с рыбаками занимался рыбной ловлей. На третий день ожидания, как солнцу подняться в зенит, на горизонте появилась туча чаек. Вскоре она превратилась в русские суда. На ладье Григория парус был спущен, и она стояла на их пути. Григорий достал древко с белым полотном и принялся размахивать им.

Вскоре на большой головной ладье, которая брала на борт до ста воинов, заметили судёнышко с белым флагом. На нос судна поднялся князь Игорь. Он присмотрелся и усмехнулся, сказал стоявшему рядом с ним воеводе Улебу:

- А ведь ладья-то знакомая. Видел я её у острова Святого Еферия.

- Купеческая, поди, - заметил Улеб.

- Да нет, императорская она. Опять пронюхали, что идём на Царьград, послов пригнали.

- Так протараним её, и делу конец.

- Ишь ты, смелый какой! А она в нас «греческим огнём» плюнет - вот и поквитаются. Прикажи лучше ход сбавить, и подойдём к ней разумно. Мы же не варвары.

Улеб распорядился, и следом за головной ладьёй все суда уменьшили ход. Вскоре ладья князя Игоря оказалась рядом с ладьёй Григория.

- Смотри-ка, Улеб, да это же отец Григорий! Ну и ну! Напрасно я не проучил его тогда - не совался бы не в своё дело.

- Так обойдём его, - заметил Улеб.

- Нельзя, брат, нельзя. Пока плыли сюда, я многое передумал. Жажда в нас вселилась нездоровая. Византийский орешек и впрямь нам не по зубам. К тому же сами они не грозят нам войной, а к миру зовут. Ладно, спросим, что нужно бывшему русичу. Покличь его.

- Эй, на ладье, ты чего тряпкой махал? - крикнул Улеб.

- Великого князя Игоря хочу видеть!

- Да вот он, рядом с тобой.

- Великий князь, прими меня на борт! Я с посольским словом к тебе.

- Приставай, коль так.

Ладья медленно развернулась на месте. Рыбаки подняла якорь, и она пристала к княжеской ладье. Григорий взошёл на судно, поклонился Игорю.

- Пусть здравствует твоя держава многие века, - сказал он.

- Говори, что привело тебя, в мой стан, - хмуро произнёс Игорь.

- Мира жаждет Византия, вот и приплыли к тебе с поклоном и со словом императоров. Да не суди просящих.

- Ты пришёл мира просить, а за спиною у тебя, поди, корабли выстроились. Ромеи коварны. Они выследили, что я собираюсь в поход, и донесли императору. Ну, доберусь я до них! Всех с Руси сгоню! - И князь Игорь решил припугнуть Григория. - Улеб, что будем делать с этим посланником? Помню, тех послов ты камским булгарам продал. А этого к рыбам послать?

- Я исполню твою волю, княже. Но послушай, что он скажет, - предложил воевода.

- Ладно. Я сегодня добр, потому как моя незабвенная княгиня отозвалась об этом святом отце как о брате. Веди его в шатёр.

Улеб повёл Григория на корму в деревянный шатёр, срубленный плотно и надёжно: вода в него при любой волне не попадала.

Князь Игорь остался у борта. Он смотрел за окоём и думал нелёгкую думу. Не хотел он сам с собой лукавить. Второй раз он пытается достичь славы князя Олега, но два года назад не утолил жажду, был побит. Что сулит ему этот поход? Да, он теперь не очень боится «греческого огня». Его передовые суда будут укрыты кошмами, пропитанными глиной, и огонь их не возьмёт. Правда, всех воинов не укроешь кошмами. Но что поделаешь, без потерь войны не бывает. Зато он идёт нынче двумя великими силами. По суше мчит к Византии конница, её ведут лучшие воеводы: разумный Вышата и удалой Свенельд. «Может, придёт удача», - завершил размышления князь Игорь, а тайный голос прошептал: «Не тешь себя надеждами! Вернись и этим доставишь честь державе!»

Князь Игорь вошёл в шатёр сосредоточенный, хмурый, не уверенный, какие шаги предпримет, выслушав Григория. Сказал, однако, властным голосом:

- Ну так выкладывай, что тебе наказали басилевсы!

- Они наказали одно: милостиво просить тебя не воевать Византию, а пойти с нею на вечный мир.

- Но какая нам выгода от этого? Мы корм тратили, время убивали, суда о пороги разбивали, летя к берегам Босфора. А теперь вспять? Нет, так не пойдёт. Говори, что, кроме мира, басилевсы нам приготовили, чем откупиться намерены?

- Говорю тебе от имени императоров: уйдя с миром от Византии, ты и твоё войско получат то же, что получили Олеговы воины.

- Не надо вспоминать Олеговы времена, - жёстко произнёс Игорь.

- Да не сердись ты, княже. От прошлого не уйдёшь. Оно живёт в тебе.

- Но по нынешним временам этого мало для моего войска.

- Честь твою чтут не ниже Олеговой. А ведь он одержал победу, сын мой. Давай говорить, как воин с воином. Ты воин Перунов, я воин Христов. За свою победу тогда Русь получила дань. Тебе же преподносят дар. А дары достаются только тем, кого признают сильнейшим.

Князь Игорь посмотрел на Григория недоверчиво: не лукавит ли? Но продолжал внимательно слушать.

- Кроме денег, государи Византии наградят Русь богатыми одеждами, шёлковыми и парчовыми тканями, узорочьем…

И Григорий с жаром начал перечислять все блага, которые сулил император Багрянородный, если русичи придут к миру. Григорий часто обращался к воеводе Улебу, заметив, как тот слушает его, затаив дыхание. В глазах Улеба сверкала неподдельная жажда получить от Византии те богатства, которые сулил русам договор о мире. Улеб был близок к князю Игорю, потому что женился на его сестре. Он сказал:

- Ты, княже, собери воевод и посоветуйся с ними. Чего желать лучшего, коли без войны и крови дают нам серебро и злато.

- Много чести тебе, Улеб, ежели я пойду собирать воевод. Сам иди, - в сердцах произнёс князь Игорь, осмыслив, что ему не останется ничего иного, как пойти с Византией на мир.

Воевода Улеб всё понял и стрелой вылетел из шатра собирать воевод. И пошёл с ладьи на ладью клич о том, что великий князь зовёт к себе воевод на совет. Их было десять. Каждый стоял во главе четырёх тысяч воинов, составляющих полк. Вскоре они прибыли к ладье князя на лёгких долблёнках, собрались в его шатре. Князь сказал им: