- Но говорят же, что лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, - с улыбкой отозвался Багрянородный.

Никанор на всякий случай взял с собой пятерых воинов, и отряд отправился на разведку. Сразу было отмечено, что под ногами у них нехоженое место. Ущелье поражало своей пустынностью, в нём не было никакой жизни. Мрачные скалы поднимались к небу, как сторожевые башни крепостей. Пройдя два стадия, отряд оказался перед крутым поворотом: ущелье уходило почти обратно к источнику. А ещё через два стадия путники очутились перед отвесной каменной стеной.

- Да, керебельцы под защитой Всевышнего. По этой стене даже кошка не рискнёт спуститься, - заметил Багрянородный.

- Тем лучше для нас, - ответил Иродион.

- Верно. Теперь мы можем возвращаться со спокойной душой. Эта кладовая с одним выходом, - сказал Багрянородный.

Разведка была завершена успешно. Вернувшись к озерцу, Константин увидел, что сосуды наполнены «даром Божьим», плотно закрыты и уложены в заплечные сумы. Можно было отправляться в обратный путь. Багрянородный обошёл озерцо вокруг и, пребывая в душе суеверным, перекрестил божественный источник. «Сохрани его, Всевышний, для нашего блага», - помолился он.

В селение отряд вернулся тоже к ночи. Все устали до изнеможения: пришлось идти в гору с немалой ношей. Сложив её, воины и сельчане, едва перекусив на подворье Хамида, ушли спать.

Пришло время покидать Керебелы. Вначале Багрянородный и Куркуй отправили в Анкиру отряд из ста воинов, которые увозили «дар Божий». Старшим над отрядом был поставлен Иродион, и ему была дана императорская грамота с полномочиями. Они сводились к тому, чтобы Иродион сумел доставить «дар Божий» в Анкиру и там сохранить его в неприкосновенности до возвращения императора.

На другой день Багрянородный продолжил своё путешествие. Иоанн Куркуй теперь спешил к Харсиане. Но на третий день передвижения по горным дорогам, уже на последнем привале перед спуском в долину, войско и путешественников застигла жестокая непогода. Наступивший январь дал себя знать крепким холодом и снежным заносом.

Сутки такой погоды не прошли бесследно для императора. Он простыл и заболел. Непрерывный кашель, насморк, жар во всём теле - всё это навалилось на Багрянородного сразу. Он ослабел и даже не мог держаться в седле.

Иоанн Куркуй испугался за жизнь императора, потому как лекаря при войске не имелось. Надо было спешить в долину, в селения. Багрянородного утеплили как только можно, посадили в седло. Один воин вёл коня под уздцы, а два других, самые высокие, шли с боков и поддерживали императора, чтобы он не упал. Спуск в долину был мучительным, но наконец-то её достигли. По долине тоже гуляла непогода, и селения долго не попадались. Лишь вблизи Харсианы войско пришло в бедное селение, ютившееся в оазисе. Иоанн Куркуй бывал в этом селении, знал старейшину Евсея и, как только появился в его доме, поведал о постигшей его беде. Евсей тотчас послал свою дочь Ревекку за целителем.

В тепле Багрянородного раскутали. Он оказался в мокром от пота белье. Его переодели, уложили в постель. Пришёл целитель Равула, сухонький, большелобый, ласковый, с грустными карими глазами и седыми пейсами. Он посмотрел на всех и спросил:

- Какое тут у вас дело? Кому нужен Равула? - Увидев лежащего на постели человека, с улыбкой добавил: - О, таких красавцев Равула никогда не исцелял.

Евсей сказал Равуле что-то по-своему. Тот засуетился, потом строго взглянул на всех, кто был в помещении, и также строго сказал:

- Равуле никто не нужен! Все уходите! И ты, Евсей, тоже.

Когда все вышли, Равула принялся доставать из кожаной сумки снадобья, мази и всё оглядывался, не подсматривает ли кто. Убедившись, что никого нет, он налил в глиняное блюдце бальзама и дал Багрянородному выпить. Затем Равула развязал тряпицу на кружке, достал деревянной ложечкой мази на ладонь и начал растирать Багрянородному грудь и спину, делая своё дело, он говорил:

- Бедный еврей Равула исцелял шахов и царей, а тебя, если ты император и такой красавчик, я вылечу за милую душу.

Вскоре Равула завершил свою процедуру, укрыл Багрянородного и провёл по его лицу рукой.

- Спи-спи, сын Божий. Завтра в этот же час я разбужу тебя.

И Багрянородный, испытывая душевную лёгкость и негу во всём теле, уснул. Он проспал до прихода Равулы ровно сутки. Но глаза он открыл лишь после того, как целитель прикоснулся к нему. На его лице появилась улыбка.

- Равула, ты сегодня снился мне всю ночь.

- Таки да. Это было моё желание. Теперь я всем скажу, что сутки играл с императором в кости.

- Верно, мы играли с тобой в кости, - обрадовался Багрянородный.

Поговорив кое о чём, Равула ещё раз дал больному напиться бальзама и так же растёр его мазями.

- Сегодня в ночь ты будешь играть в ладушки с моей племянницей Ревеккой. Она сейчас придёт, и ты увидишь, как она красива.

Но Багрянородный не дождался Ревекки. Едва Равула провёл по его лицу рукой, как он уснул и снова спал сутки.

На третий день Равула пришёл без сумки, но в руках держал небольшой сосуд. Он спросил:

- Ты встретился с Ревеккой, играл в ладушки?

- Да, исцелитель Равула. Всё так и было. Мы звонко играли в ладушки.

- Слава Богу. А теперь слушай Равулу. Если ты хочешь видеть свою «Ревекку», то садись на коня и поезжай домой. Иного пути тебе нет. Ты не землепроходец, а император, вот и сиди на троне. И не забудь заплатить Равуле за мази и бальзам. Таки да! - И целитель ласково улыбнулся.

- Я заплачу тебе сегодня же за моё спасение, славный Равула.

- А спустя час в доме Евсея собрались все спутники Багрянородного, который ещё лежал в постели. Иоанн Куркуй произнёс: Как бы того ни хотел Божественный, его долг прервать путешествие. Он император и не имеет права рисковать своей жизнью. Я воин, и других слов у меня нет.

Не было иных слов ни у кого другого. Багрянородный понял, что он должен сказать своё. А он был намерен продолжать путешествие, но, как бы он ни настаивал на этом, его не поймут и не поддержат. Даже своей властью он не мог повлиять на общее мнение. Он и сам это понимал. Слабость во всём теле давала себя знать: ему даже в седло не подняться. И Равула был прав: ему пора отправляться к своей «Ревекке».

- Я сожалею, что оказался не готов к таким трудностям, и смиряюсь перед вашей волей, - промолвил Багрянородный и добавил: - Но тех из моих спутников, кто способен продолжать путешествие и дополнить добытое о фемах, прошу завершить начатое. Империя этого не забудет.

Начались сборы в дальний путь. Надо было найти какую-либо колесницу. Гонгила спросил старейшину Евсея:

- Скажи, на чём нам везти императора?

- В селении Юса ты ничего не найдёшь, - ответил Евсей. - Год назад напали на нас сарацины, весь скот угнали, кибитки увезли. Но есть в десяти стадиях оазис. В нём живёт воин Сильван. Лет пятнадцать назад он воевал далеко на севере против печенегов и там добыл кибитку. Попросите, может, продаст.

Сильван продал кибитку, но цену взял немалую: три пары коней можно было купить. Однако кибитка того стоила. Это был тёплый дом на колёсах, обитый кошмой и бычьей кожей. Сидеть и лежать в нём доставляло удовольствие. Гонгила всё это опробовал, и теперь можно было торить дорогу к дому. Но вновь навалилась суровая погода, подули сильные северные ветры, поднимая тучи песка. Даже у бывалых воинов не хватало мужества двигаться навстречу этому ледяному, колючему потоку. Гонгила, который отвечал за жизнь императора, не хотел рисковать. Он каждое утро выходил из оазиса, слушал вой ветра, ощущал его удары, возвращался замёрзший, посиневший и говорил:

- Придётся, Божественный, потерпеть ещё день-другой.

Багрянородный не возражал. Он был доволен тем, что Иоанн Куркуй уже в пути. Сам он пока набирался сил. И рядом с ним остался учёный муж, историк Емелиан, который тоже приболел. В беседах с учёным о Юстиниановом времени прошло несколько дней. И однажды Гонгила сказал императору: