— Спасибо и за то, что привезли. В нашем положении любой обрывок газеты — ценность великая.

Угощая летчиков нехитрой снедью, приготовленной Власовой тут же на примусе и состоявшей, в основном, из моржевой печенки, лахтажьего мяса — этих основных наших «деликатесов», мы расспрашивали товарищей обо всем, что нас интересовало.

— Товарищ Красинский, где находится сейчас «Челюскин»?

— Не знаю. Мне неизвестно, где он, хотя я и пытался это выяснить. Могу только сказать, что сейчас его нет еще в устье Колымы. Он где-то на западе, но где — не знаю.

— А «Красин»?

— «Красин»? Он на западе и сюда не идет.

— Как не идет?

— Он проводит Ленскую экспедицию и сюда идти не должен.

— Вот тебе фунт! Нам Леваневский сообщил, что и «Челюскин» и «Красин» идут сюда, только он не мог точно сказать: не то «Челюскин» идет сюда, а «Красин» его сопровождает, не то наоборот.

— То-есть, как это так «Челюскин» ему помогает? Ведь «Челюскин» не ледокол! Это крепкое транспортное судно для плавания во льдах, и помочь «Красину» во льдах он не может.

Прилетевшие товарищи информировали нас более полно.

Узнав, что «Челюскин» не только не сильнее «Красина», но что он и не ледокол, а обычное коммерческое грузовое судно, — правда, специально построенное для плавания во льдах, и зная состояние льда к западу от острова, я понял, что и в этом году нам корабля не видать.

— Товарищ Минеев, — обратился ко мне Красинский, — надо выгрузить все, что мы вам привезли. Кроме того, я предполагаю сделать еще один рейс на остров. Завтра самолет пойдет обратно, я же останусь здесь. С мыса Северного самолет возьмет нужный вам груз; чтобы использовать всю грузоподъемность, сюда прилетят только двое: Куканов и старший бортмеханик Шадрин, а потом мы возвратимся обратно.

— Это хорошо, я составлю списки необходимых нам товаров. Хорошо было бы, если бы был не один, а два-три рейса. Думается мне, что и в этом году мы парохода не увидим и что придется нам сидеть пятый год.

— Еще один рейс сделать мы не можем, — в один голос заявили Красинский и Куканов, — у нас есть еще другие задания, которые необходимо выполнить.

— Жаль.

— «СССР Н—4» будет круглый год базироваться на мысе Северном, — сказал Чернявский, — поэтому не исключена возможность его прилета к вам в течение поздней осени или с началом весны.

— Это уже веселее. Ивась, — позвал я Павлова, — возьми людей и прими с самолета все, что привезли. Напиши на имя Красинского расписку на принятое.

Комната разгрузилась от людей.

— Товарищ Минеев, я хочу вас сменить, — обратился ко мне Красинский. — Я привез вам смену.

— Ну? Смену привезли? Это неплохо. Кого же вы привезли?

— Наш радист Траутман и второй бортмеханик Демидов останутся вместо вас, а вас мы вывезем. Все же, как-никак, вы прожили здесь четыре года, при чем нелегкие четыре года: то с сумасшедшим, то без топлива. Устали вы, наверное, измотались страшно. Вам надо отдохнуть.

— Верно, устали мы порядком, и надоела нам до чортиков оторванность от материка и культурной жизни. Все это правильно. Вы что, имеете полномочия меня сменить?

— Полномочий я не имею. Я это сам решил сделать, зная, что вам здесь тяжело и что в случае, если не подойдет корабль, то зимовать вам пятый год, пожалуй, невозможно будет.

— Видите ли, товарищ Красинский, все это так. Но ежели вы не имеете полномочий, чтобы меня сменить, то сдать остров не могу. Ни вам, ни Траутману.

Он согласился со мной, и вопрос о смене был снят.

Еще после отлета Леваневского мы обсуждали с Власовой, как нам быть в случае, если «Челюскину» не удастся добраться до острова. И мы дотолковались, что если судна не будет и не будет нормальной смены или приказа покинуть остров, мы должны остаться на пятый год. Несмотря на то, что мы прекрасно видели всю трудность возможной зимовки и перспективы рисовались нам самые мрачные, иного выхода не было.

Предложение Красинского, таким образом, не застигло меня врасплох. Легче было согласиться просто покинуть остров, чем согласиться на такую внеплановую смену. Люди, предназначавшиеся для замены, раньше на севере не были, — если не считать севером Иркутск, — новичку же справиться с предстоящими трудностями было бы значительно труднее. Мы не были дезертирами ни с одного участка работы, порученного нам большевистской партией и советской властью. Уйти же с зимовки в такой момент мы считали дезертирством, хотя, вероятно, ни у кого не нашлось бы смелости упрекнуть нас за уход с острова.

— Если вы не хотите уходить с острова, я могу оставить вам этих людей для установления связи.

— Это другое дело. Связь — штука важная, об этом стоит подумать.

Красинский обиделся.

— Ну, вот странные вы люди. Предлагаю вам свежих людей, чтобы они установили связь, а вы говорите «об этом стоит подумать». Как будто вам не нужна связь!

— Неверно, товарищ Красинский, и связь нам нужна, и новым людям мы очень рады, но вы должны учесть, что, находясь в крайне трудных условиях, в каких находимся мы, прием всякого лишнего человека, даже и очень нужного, чреват многими осложнениями. Нужно крепко подумать, прежде чем решиться оставить на острове двоих людей. Люди они новые, на севере не бывали. Привыкнуть к суровым условиям им будет очень трудно. Фактически вся забота о них будет лежать на наших плечах.

Мы обсудили это предложение с Власовой и решили, что, как нам ни трудно будет, — два новых человека потребуют уменьшения и без того полуголодного пайка; нам придется больше работать, уделять много внимания новым людям, — однако, связь с материком нас так прельщала, что мы решили поступиться личными удобствами и пойти на всяческие невзгоды и принять предлагаемых Красинским людей. После обсуждения я сообщил ему, что мы согласны оставить Траутмана и Демидова.

В присутствии Красинского, Куканова и других я обратился к Траутману:

— Так вот, товарищ Траутман, вы остаетесь здесь у нас в качестве радиста. Вы хорошо знаете это дело? Сможете наладить связь с материком?

Мой вопрос, как видно, задел его, и он ответил мне обиженным тоном:

— Если я берусь за дело, значит, я его знаю. Связь я вам налажу через три дня после отлета самолета.

Я был удовлетворен.

Я счел необходимым предупредить и Траутмана и Демидова, что в случае зимовки я не могу обеспечить им хорошего питания, что основой питания будет мясо морского зверя, хлеб да каша; предупредил я также и об отсутствии топлива и керосина для освещения, так что возможны холод и темнота. Они мне ответили, что об этом их предупредил Красинский и они знают, на что идут.

Коль скоро у меня возникли сомнения в приходе к нам судна, я решил отправить людей, которых надлежало отправить на судне, с самолетом. Всего на этот раз с острова должно было уйти одиннадцать человек, из них шестеро взрослых и пятеро детей. Должен был покинуть остров Павлов, — состояние его здоровья требовало отъезда, — кроме него и его семьи, необходимо было вывезти с острова эскимоса Аньялика с семьей и двумя взрослыми братьями — Югунхаком и Пинехаком.

В первый рейс, то-есть когда Куканов должен был возвратиться на мыс Северный за продуктами, я решил отправить Аньялика с домочадцами, а во второй рейс — Павлова.

Я также решил отправить на материк наличный запас пушнины. Песцовых шкурок было немного — 430 штук, но и это количество нужно ухитриться сохранить, а так как я уже тогда решил зимовку перебросить на север, ближе к дровам, а на Роджерсе все законсервировать, то можно было ждать, что часть пушнины, несмотря на все наши усилия, может погибнуть.

Павлов и Старцев с помощью туземцев в одну ночь упаковали всю пушнину. К утру она была готова к погрузке.

На другой день, 1 сентября, самолет должен был лететь. Обсудив как следует с Власовой положение зимовки, мы пришли к заключению, что надеяться на приход к нам «Челюскина» нечего и поэтому мы не имеем права сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Нужно предпринимать какие-то меры для того, чтобы предстоящая — пятая — зима не застала нас неподготовленными и невооруженными для борьбы с трудностями.