Вероятно, я обладал некоторыми качествами, благодаря которым меня выбрали для выполнения специального задания руководители разведывательных органов социалистической Венгрии, приблизив к себе и поверив в меня. Я очень тверд и последователен, и уж если я начал вести борьбу, то ни за что не отступлюсь от своего. Я любил и люблю свою родину, где живут мои родные и близкие, я верил и верю в то, что, идя по пути строительства социализма, моя родина обретет счастье.

Все это и привело меня к твердому решению, которое, не стану отрицать, родилось отнюдь не легко: я останусь на своем месте и сделаю для блага родины все, что от меня зависит.

Теперь меня часто спрашивают, во что же я тогда верил? Какое наивное чувство, представление или инстинкт руководили мной, когда я вдруг мысленно решил, что способен на все? Один, в окружении врагов?

Разумеется, я не знал, что ждет меня впереди, и тем более не был тогда способен дать ответ на вопрос, смогу ли я сделать что-либо полезное. Но я по-настоящему верил в себя, в свою способность быстро оценивать ситуацию, в свой опыт. В конце концов и в среде разведчиков удача бывает не только у суперменов. Но можно ли было сделать что-либо, идя пусть даже с оружием в руках против сил, которые способны были сокрушить власть государства хотя бы на какое-то время? Мысленно я принял бой. Мое упорство и воля были моими верными помощниками, а также сознание того, что я служу правому делу, хотя мое положение казалось мне тогда безнадежным.

Первая возможность предоставилась мне тогда, когда я получил приглашение от герцога Ласло Эстерхази, старейшины венгерской аристократии, проживавшего тогда в Вене. Он пригласил меня побеседовать в кафе «Фрелих».

Это приглашение заставило меня задуматься. Кафе это было излюбленным местом встреч местной аристократии. Я почти год жил в Вене, но еще ни разу не побывал в нем.

«Чего же они от меня хотят?» — ломал я себе голову, охваченный любопытством. В конце концов я пришел к выводу, что причина, видимо, очень важная, раз меня решили пригласить в такое место и такое общество.

Оказалось, что речь шла о том, чтобы венгерские эмигранты, находившиеся в Вене, выказали бы солидарность с венгерскими мятежниками.

— Мы организуем демонстрацию протеста! — заявил один барон с отвислыми усами, который выдавал себя за чистокровного венгра, а на самом деле его предки получили в свое время имение от Габсбургов как раз за то, что изменили венгерскому народу.

— Все на демонстрацию! Все на демонстрацию! — подхватили престарелые отпрыски голубых кровей чуть ли не со студенческим воодушевлением.

— Ну-с, господа, — проговорил усатый барон, обращаясь к давно переселившимся в Вену венгерским чиновникам, торговцам и промышленникам, — завтра мы продемонстрируем большевикам свою силу. Надеюсь, все вы явитесь! Мы должны продемонстрировать единство, господа! Это очень важно!..

Собравшиеся проголосовали за проведение демонстрации. Я ужо собрался уходить, жалея в душе о том, что попусту потерял время, как вдруг совершенно неожиданно меня вежливо взял под руку элегантно одетый господин — это был герцог Ласло Эстерхази.

— Господин депутат, соблаговолите почтить своим вниманием наш узкий дружеский круг, — вежливо проговорил он и настоятельно потянул меня в небольшой уютный зал.

В зале оказалось всего несколько человек. После взаимных представлений пожилой седовласый мужчина обратился ко мне. С заметным акцентом, выдающим в нем трансильванца, он сказал:

— Уважаемый господин депутат, мой дорогой младший брат! Ни для кого не секрет, что между нами существуют разногласия, выражающиеся в том, что мы с вами по-разному смотрим на мир. Сейчас у каждого честного венгра должна быть одна воля, одни стремления, направленные на процветание нашей милой родины. С людьми вашего толка и так называемым средним сословием мы взаимопонимание найдем, а вот с обитателями лагеря эмигрантов вам нужно будет потолковать самому.

— Прошу прощения, дорогой старший брат, — стараясь поддержать стиль обращения, начал я, — но я чего-то недопонимаю. Что касается демонстрации, то мы ведь уже все решили.

— Демонстрация — это только повод, дорогой младший брат и депутат. Мы должны захватить венгерское посольство в Вене.

— Захватить посольство?! — изумился я.

— Да, захватить, — поддержал пожилого мужчину герцог. — Пресса, кинохроника и телевидение уже извещены об этом. Примеру Вены, без всякого сомнения, последуют и другие европейские столицы.

— Это будет великолепной политической демонстрацией! — воскликнул пожилой мужчина.

— Не говоря уже о том, что мы захватим секретную переписку посольства! — с воодушевлением проговорил еще кто-то.

— Патриотически настроить соотечественников из лагеря — это уже ваша обязанность! — С этими словами герцог протянул мне руку.

Выйдя из кафе, я сразу же свернул в ближайший переулок. Я еще не знал, что мне делать, и, чем больше думал об услышанном, тем яснее чувствовал, какую серьезную опасность представляет планируемая акция, не говоря уж о том, что вслед за ней может прокатиться волна террористических выступлений против наших представительств в других западных странах.

Требовалось что-то срочно предпринять, но никакой связи с Центром в тот момент у меня не было, и я чувствовал себя беспомощным.

Побродив четверть часа по городу, я пришел к твердому убеждению, что должен действовать. У меня оставался один-единственный способ, прибегать к которому решительно запрещалось данной мне ранее инструкцией. Но поскольку положение было слишком опасным, я все же рискнул нарушить инструкцию.

Когда решение пришло, я прежде всего постарался выяснить, нет ли за мной «хвоста». Убедившись, что за мной не следят, я на какой-то небольшой площади под прикрытием полумрака подошел к телефонной будке, и набрал номер телефона венгерского посольства.

Услышав голос телефонистки, я, приложив ко рту носовой платок и изменив голос, чтобы ввести в заблуждение подслушивавшего, если таковой был, попросил:

— Соедините меня, пожалуйста, с офицером контрразведки.

— Такого у нас нет.

— Тогда с товарищем Пуйей.

— Сожалею, но господина посла нет в здании.

Я, разумеется, понимал, что вот так, из уличного автомата, вряд ли смогу поговорить с кем-нибудь из ответственных сотрудников посольства, но я непременно должен был сделать это.

— Тогда передайте, пожалуйста, товарищу Пуйе, что такой то… — я назвал свой псевдоним, — сообщил: завтра во время демонстрации на посольство будет совершено нападение с целью захвата здания.

— Что вы говорите?! — воскликнула телефонистка.

— Поймите же вы наконец: готовится нападение! На вас будет совершено нападение!

Повесив трубку на рычаг, я поспешно вышел из будки с чувством растерянности. Меня могли опознать, и тогда я пропал. Стоило ли так рисковать?

На следующий день во время демонстрации особая группа террористов, готовая совершить акцию, встретила перед зданием посольства усиленный полицейский заслон. Я был удовлетворен.

Моя встреча с Андрашем Зако также запечатлелась в моей памяти.

В то время в Вене по адресу Целинкагассе, дом 12, квартира 3 жил эмигрант-инженер Тибор Бойя. Это был живой, энергичный человек, имевший связи с самыми различными организациями. Он не особенно интересовал меня, так как я считал его человеком не очень для себя важным. Одно занимало меня: в чем же заключается секрет, почему различные по духу, почти враждующие люди и группы в равной степени используют в качестве партнера для переговоров именно его.

И вот однажды вечером Бойя пришел ко мне.

— С тобой хочет говорить этот тип, — сказал мне секретарь Янош Ракоци, который почему-то терпеть не мог Бойю.

— Миклош, не сердись, но мне обязательно нужно поговорить с тобой с глазу на глаз! — С этими словами Бойя вошел в мой кабинет.

Возможно, антипатия моего секретаря передалась и мне, потому что я довольно сухо спросил:

— Настолько доверительно, что этого не должен слышать даже мой друг?