Как только я до этого додумался, мне сразу же стало легче. Решение пришло само собой: я и впредь должен рассматривать Релли как друга, но одновременно с этим видеть в нем умного и опасного противника.

В следующий раз, когда он снова оставил меня одного в доме, я решил еще раз внимательно осмотреть всю квартиру с целью найти в ней скрытые камеры, микрофоны и прочие технические средства подслушивания и подсматривания.

Я так и сделал, однако снова ничего не нашел. В растерянности я не знал, что и думать. Мои поиски снова ни к каким результатам не привели. Более того, на этот раз даже ящики письменного стола оказались незапертыми. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что мой друг со спокойной совестью может оставить в своей квартире любого человека, так как все свои секретные документы он хранит в другом месте.

Но, спрашивается, где? Этот вопрос интересовал меня все больше и больше. Прошел не один месяц, прежде чем я напал на след интересовавшей меня тайны, который вывел меня на определенный адрес: Вена, Плетцлайндорферштрассе, дом номер 68, где жильцом числился некто Гец.

Я выяснил, что всю секретную документацию Аурель Абрани держал на вилле этого известного торговца душами.

Спустя несколько недель после своего открытия я уже добился небольшого успеха. Как-то под вечер Релли задал мне вопрос, от которого мое сердце забилось учащенно:

— Скажи мне, Миклош, у тебя в Будапеште есть друг, на которого можно было бы положиться?

— Что ты подразумеваешь под этим? — осторожно спросил я его.

— Что он должен быть достаточно смелым и политически близким к нам.

— Такой, конечно, есть, — ответил я, немного подумав.

— Мне нужна кое-какая информация, в несколько большем размере, чем прежде, и, разумеется, из нового источника. Я гарантирую, что все старания твоего друга будут оплачены.

— Видишь ли, Аурель, человек, о котором я подумал, будет выполнять такое поручение безвозмездно, руководствуясь лишь патриотическими чувствами. К тому же никакими деньгами нельзя оплатить тот риск, которому он станет подвергать себя.

Аурель улыбнулся. Он хорошо знал, что некоторые люди способны сделать за деньги. Однако он довольно дипломатично продолжал объяснять мне:

— Дело в том, что те, кто нам захочет помочь, должны жить лучше тех, кто ничего для нас не делает. Я твоим друзьям, если они регулярно станут присылать мне информацию, буду платить по две тысячи форинтов ежемесячно.

Я чуть не присвистнул — ведь в ту пору две тысячи форинтов были немалыми деньгами. Слесарь-инструментальщик пятого разряда, выполняющий норму на 170 процентов, приносил домой всего тысячу двести форинтов в месяц.

Его слова насторожили меня. Если человеку предлагают две тысячи форинтов в месяц, значит, шпионаж является не чем иным, как очень выгодной сделкой. Любопытно только, какую информацию он потребует за эти деньги? Интересно и то, каким образом сведения будут поступать сюда, а деньги пересылаться туда?

Долго мне ждать не пришлось. Как только я назвал Аурелю три фамилии, он попросил меня послать каждому из этих людей по одной открытке из Вены, в которых я должен упомянуть им о соответствующей дотации, а для лучшего стимулирования написать еще и о том, что в ближайшем будущем они получат по почте на свой адрес письмо, в котором между строчек чернилами для тайнописи им будет сообщено секретное задание.

И тут я заупрямился.

— Я не стану такое писать! — заявил я, к огромному удивлению моего друга.

— А тебе и не надо этого делать. Задание им напишет мой человек.

— Все это очень и очень ненадежно. Я не могу подвергать людей такой опасности.

— Ради бога! — Аурель по-настоящему рассердился. — Только такой наивный человек, как ты, может так думать. Твои письма и все остальное доставят твоим знакомым не по почте. Им передадут их надежные люди.

Я понял, что ему очень нужны адреса моих людей. Мне было хорошо известно о внутренней борьбе, которая велась на радиостанции «Свободная Европа», а также о том, что яростным противником Ауреля Абрани был последователь мистера Хилла — влиятельный мистер Джиди. Инстинктивно я чувствовал, что если сейчас же что-либо не выведаю у Релли, то позже у меня вряд ли появится такая возможность.

— А где гарантия, что твой человек не работает на венгров?

— Он уже не один год является моим сотрудником. Из-за него еще никто не провалился.

— Твоего агента могут арестовать, а письмо — это уже вещественное доказательство. Чернила для тайнописи — тем более. Из-за всего этого он может очутиться на виселице.

Аурель вздохнул и посмотрел на часы.

— Хорошо, — проговорил он наконец. — У нас есть еще полчаса. Я тебя познакомлю с этим человеком. Встретишься с ним и сам убедишься в моей правоте.

Мне и до сих пор непонятно, как такой опытный агент, как Релли, мог попасться так легкомысленно, согласившись устроить мне встречу со своим связником.

Возможно, что основной причиной, которая питала доверие Ауреля ко мне, стало то, что я был членом партии мелких сельских хозяев и личным другом Ференца Надя. Второй же причиной, вероятно, было то, что между Абрани и Джиди велась острая конкурентная борьба и Аурель старался действовать так, чтобы получаемая им информация отличалась и качеством, и количеством. В данном случае согласие Ауреля следовало рассматривать как своеобразный тактический прием, к которому он прибегнул.

Через полчаса в дверь позвонили. Аурель вышел из комнаты и вскоре вернулся с высоким видным мужчиной средних лет, который был одет в форму капитана венгерского пароходства.

— Ну, я вас сейчас представлю друг другу… — сказал Релли и познакомил нас, а затем повернулся ко мне: — Теперь ты поверишь, что твое послание дойдет до адресата без всякого досмотра венгерскими таможенниками?

Я, разумеется, поверил и постарался получше запомнить личность капитана, чтобы поточнее описать его Центру, а уж наши контрразведчики знают, что им следует с ним сделать.

Аурелю Абрани я был обязан еще одним знакомством. Господин, которому он представил меня, был австриец, хотя безупречно говорил по-венгерски. Одну ногу он потерял на войне, что, однако, не помешало ему оставаться веселым и жизнерадостным человеком. Он занимался парусным спортом в одном из красивейших рукавов Дуная, более того, пытался и меня увлечь этим видом спорта.

Я знал, что этот человек — офицер вновь созданной австрийской армии, но о том, что он майор разведки, мой новый знакомый сам сказал мне позднее, во время одной из наших прогулок под парусом.

По понятным причинам я не называю ни его имени, ни фамилии, так как не хочу омрачать его спокойную старость, если он еще жив. Пока мы с ним хорошо не подружились, он называл себя Стефаном Тепли. Этим именем и я буду называть его в своих воспоминаниях.

— Давайте заключим с вами джентльменское соглашение, — предложил он мне в один прекрасный день, когда яхта плавно скользила по водной глади. — Будем взаимно обмениваться важной информацией.

— Как изволите понимать вас?

— Надеюсь, вам известно, какие размеры приняла в наши дни гонка за получением ценной информации? Кое-кто из руководителей нашей полиции каждый протокол немедленно передает для ознакомления американцам. К нам же, в военное министерство, многие новости попадают с заметным опозданием.

— И все же я вас не понимаю.

Он поправил парус, тщательно завязал очередной узел и только после этого ответил:

— Вы передаете мне новости, поступившие к вам из первых рук, а я в свою очередь знакомлю вас с протоколами, которые ведутся в нашей центральной полиции. Таким образом, оба мы будем иметь более полное представление о событиях, которые происходят в мире.

— И какая же мне от этого польза, мой друг?

Он сделал нетерпеливый жест:

— А вы подумайте получше! Любому политику всегда выгодно знать больше других.